Николай Петри - Колесо превращений

- Я уже понял это...

- Ухоня, попробуй вырваться! Я остановлю их!! - закричал Милав.

- Ты что, напарник! Чтобы я бросил тебя на растерзание этим волкам?!

- Довольно! - загрохотал голос Малаха Га-Мавета. - Настало время получить по заслугам!

Он занес над головой меч, и все увидели ярко-желтую каплю, набухшую на кончике лезвия.

От голоса ангела смерти задрожал каменный свод:

- Смирись, Милав-кузнец, со своей судьбою - не было случая, чтобы смертный уходил от моего меча!

Милав завороженно следил за тем, как к нему приближается ангел смерти. Он с ужасом понял, что не в состоянии пошевелить ни рукой, ни ногой - он был полностью во власти Малаха Га-Мавета. Но невидимый ухоноид сдаваться не собирался. Сверху вновь послышался его насмешливый голос:

- Аваддон! Ты что-то лепетал насчет того, что Всезнающее Око не выпустит меня из этого вонючего подземелья?!

- Я не собираюсь спорить с каким-то Талисманом!

- А зря, Аваддонюшка, ой зря! Потому что я решил: если Око не отпускает меня, то я освобожу Око из его заточения!

- Ты что говоришь?! - похолодел Аваддон - Да ты знаешь, что тогда случится?!

- Конечно! Ты навсегда провалишься в ту бездну, что так возлюбила тебя в последнее время! А Малах Га-Мавет навсегда лишится возможности вмешиваться в дела людей!

- Безумец, что ты говоришь?! Вместе с нами погибнешь и ты!

- Что ж, это не такая уж большая цена за то, чтобы избавить мир от вас!

Милав увидел, как уплотнился воздух и Ухоня принял - в последний раз излюбленную тигриную форму. Тигр бросился на шар и стал с остервенением терзать его.

- Не-е-ет! - закричал Милав.

Но Ухоня неистово продолжал свою разрушительную работу, и прежде чем Малах Га-Мавет и Аваддон оказались рядом с ним, по хрустальному шару пошли трещины. Аваддон по-щенячьи заскулил, а Малах Га-Мавет принялся с яростью колоть ухоноида своим жутким мечом. Но Ухоню это уже не заботило хрустальный шар лопнул, высвобождая колоссальное количество знаний. Взрыв был настолько силен, что свод огромного зала не выдержал и обвалился. Но Милав этого даже не заметил - он смотрел на тело ухоноида, которое быстро таяло в потоке извергающейся из шара энергии. А потом пришла тьма. Но прежде чем она затопила сознание росомона, он увидел перед собой двух беседующих седобородых стариков.

- Они смогли это сделать!

- Да, трудно поверить, но это так.

- Теперь Знания принадлежат миру, в нем растворилась вся сила Всезнающего Ока.

- Признаться, я не верил, что они смогут.

- Я тоже... Но и львенок когда-то родится слабым и немощным, и по маленькому комочку меха никто не скажет, что перед ним - будущий царь зверей!

- Да, львенок вырос - ему больше не нужны воспитатели. И мы можем спокойно отправиться вслед уходящим...

... Камни продолжали падать, но ни один из них так и не задел Милава. Если бы нашелся сторонний наблюдатель, он бы обратил внимание на то, что камни летят по совершенно немыслимой траектории, нарушая все законы физики. Но наблюдателей не было, и камни падали так, как им приказывала чья-то несокрушимая воля...

Эпилог

- Вы можете с сэром Лионелем хоть каждый год приезжать к нам! говорил Таби Мром перед расставанием. - Я решил уйти в отставку королевский токонг наградил меня небольшой деревушкой на побережье! Приезжайте, будем сидеть у камина, рассказывать истории и вспоминать все, что с нами произошло!

- Не обещаю, - улыбнулся Милав. - Хотя за приглашение спасибо. Но путь в вашу страну слишком...

- Опасен?

- Нет, слишком долог. Лучше вы к нам приезжайте... с дипломатической миссией.

Таби Мром в последний раз взмахнул рукой, и парадный дормез Латтерна О-Тога повез росомонов в сторону их далекой родины. Милав долго смотрел в небольшое окно, потом спросил у Калькониса:

- Скажите, сэр Лионель, а куда подевался второй гхот? Я даже имени его спросить не успел.

- Я могу сообщить вам его имя.

- Будьте так любезны.

- Извольте - Витторио Чезаротти.

- Вот как! Что ж, я мог бы и сам догадаться...

Ночью, на первом их привале, Милаву снились сны. Их было много. Но три из них врезались в память так, что, даже проснувшись и открыв глаза, он, как наяву, видел то, что в них происходило...

СОН ПЕРВЫЙ

"Ну вот, кажется, все, - подумал Вышата и увидел, как целое облако стрел взвилось в воздух и полетело на росомонов. - Выходит, прав был Милав-кузнеи - не стоило доверять найденышу!"

Стрелы валили всех без разбора - коней, росомонов, врагов...

Под этим ураганом росомоны потеряли половину оставшихся воинов. Но те, что остались, не пали духом - они сделались еще злее. И когда Вышата призвал их на последний бой, который принесет им долгожданную свободу, ибо "мертвые сраму не имут", за ним пошли все: и те, кто мог сражаться в полную силу, и те, кто сражаться уже не мог, но хотел хотя бы зубами достать еще одного врага. И этот последний бросок был поистине страшен: росомоны не взяли щитов, они побросали и стальные шишаки, укрывавшие их головы, и рубили врагов, ни на что не обращая внимания. Вышата был горд, что такие воины разделили с ним его последние минуты. А потом он заметил панику в стане врагов, и чей-то знакомый голос прокричал издалека:

- Держитесь, росомоны! Не было такого, чтобы воевода Кженский товарища в беде бросил!

СОН ВТОРОЙ

Годомысл Удалой открыл глаза и с удивлением посмотрел вокруг. Он увидел знакомую обстановку собственной одрины. Но... было во всем окружающем что-то нереальное, что-то ненастоящее. Князь крайне удивился тому, что рядом никого нет - ни постельничих, ни других слуг. Да и воздух в комнате был настолько спертым, что им едва можно было дышать.

- Вышата! - Годомысл хотел позвать своего милостника зычным голосом, но из горла вырвался лишь слабый хрип.

Годомысл подумал, что это результат тяжелого недуга, который уже давно сковал его тело. Он решил подняться с одра, но с первого раза не получилось - тело словно окаменело, не чувствовалось в нем ни сил, ни жизни. Лишь с пятой попытки сумел Годомысл встать на ноги и направился к двери. К счастью, она оказалась немного приоткрыта (едва ли Годомысл смог бы отворить тяжелое дубовое полотно.) В коридоре он увидел знакомых гридей, и на душе у него потеплело. Он толкнул дверь и шагнул. Навстречу ему поднялись двое воинов, лица их как-то вытянулись и потемнели.

Годомысл вгляделся в бесстрашных гридей, губы которых трепетали, словно крылья бабочек, и громко приказал:

- Вышату ко мне! И проветрите комнату, а то запах там - словно кошка сдохла!

СОН ТРЕТИЙ

Баба Матрена сидела на крыльце и внимательно изучала пучки сухой травы, в изобилии лежащие перед ней. Милав сидел рядом и следил за ее руками.