Ольга Чигиринская - Мятежный дом

Отчего же, сэр. Я бы нашелся. Мне просто некуда уходить, мастер Сэйкити… Совсем некуда.

Сэйкити успел еще рассказать, что задумал эту скульптуру давно – в корабельном госпитале Синдэна, между операциями по вживлению в культи нейроконтактов и разными стадиями фаллопластики. Ему тогда это казалось забавным – всю жизнь хотел стать скульптором, а стал скульптурой. Синдэнский медик, который слегка заскучал, когда все легкие раненые повыздоравливали, а тяжелых в состоянии криостаза отправили в орденскую командорию, был рад вспомнить свою светскую квалификацию пластического хирурга. Северин Огата на два месяца стал его любимой игрушкой. Сначала, боя, мне хотелось повеситься. Я собирался это сделать, как только переведут из реанимации в отдельную палату… Но в одну прекрасную ночь я вдруг подумал – какого черта? Ведь руки-то целы. И наконец-то могут делать то, что им хочется. Ну, не смешно ли, боя – нужно было попасть в плен, чтобы оказаться вдруг на свободе. Я согласился на многоступенчатую операцию – а между делом изучал, что у них в архивах нашлось по искусству, и рисовал, восстанавливал навыки… А в анатомии меня наставлял тот же доктор. Майор Кеола, пошли ему Боже всякого хорошего…

Когда он говорил о своих планах самоубийства – Дик вспомнил о Рэе, который тоже попал в плен на Андраде, и подумал: а ведь они могли встречаться. Помнил ли капитан Огата в лицо всех своих подчиненных-морлоков? Это ведь было одно лицо… а имя Рэя Порше ничего ему не скажет – разве что напомнит название десантного корабля…

Дик совсем уж было собрался рассказать Огате про своего друга – как тот внезапно заснул. Выглядело это страшновато: скульптор вдруг выронил планшет и завалился на бок. Юноше ничего не осталось, кроме как завернуть его в халат, прикрыть одеялом, одеться самому и ждать, пока он очнется.

Видимо, Сэйкити всех здесь приучил к тому, что его лучше не беспокоить во время работы. Ни одна служанка не постучалась в дверь, никто не попытался связаться с художником через домовый терминал. Прошел час, другой – передние комнаты заполнялись народом, и когда где-то внутри дома открывались двери – до Дика доносились музыка и пение: в борделе начиналось то, что с натяжкой можно назвать «рабочим днем».

Время шло, а Сэйкити не просыпался. Дику пришлось выбираться из его мастерской – сначала в поисках туалета, потом – места, где можно спокойно покурить. Ткнувшись в дверь ровно напротив мастерской, он обнаружил выход в крохотный садик, посреди которого находилась еще одна работа Огаты: статуя полураздетой (именно так: не полуобнаженной, а полураздетой) женщины, полулежащей, с кубком вина в руке. Ее тело было полно самых дерзких обещаний; полные губы, приоткрывшись, ждали вина или поцелуя, но пустые глаза не выражали ничего. Камень статуи, какого-то ржавого цвета, подчеркивал вызывающую откровенность грудей и бедер женщины, грубую роскошь ее диадемы, браслетов, ожерелий… Одежды срывались с покатых плеч жесткими, ломкими складками; тяжелые кудри красавицы текли по этим складкам, словно водопад по уступам – казалось невозможным, что они изваяны из одного куска. Многослойные рукава соскользнули к локтям – и если смотреть сзади (Дик обошел статую по кругу), то казалось, ткани сковали ей руки, а браслеты похожи на кандалы. При всей откровенности позы и жеста, при всей красоте эта женщина вызывала не похоть, а скорее злость, если смотреть спереди, и жалость – если сзади.

И вот теперь Дик знал, что фигура и волосы этой женщины – это фигура и волосы Баккарин, а вот лицо не ее. «Вавилонская блудница», – назвал Дик про себя статую. Интересно, чье же у нее лицо?

…Дверь в душ открылась – и жена Сэйкити, свежая и еще более красивая, вошла в спальню.

– Искупаться не хочешь?

– Я тут, кажется, на сто лет вперед накупался, – сказал юноша.

– А, онсэны… – женщина улыбнулась. – Знаешь, что… за этим домом, я уверена, следят. Если кто-то выйдет отсюда ночью и направится к Ройе – может выйти нехорошо, так что оставайся-ка ты здесь до утра, а там придумаем, как тебя вывести…

– А… где? – осторожно спросил Дик. Баккарин пожала плечами.

– Это бордель. Здесь, как в большой семье – всегда найдется место для еще одного.

Глава 11

Дуэль

Женщина была, как и большинство простолюдинок, небольшого роста, пухлая и темноволосая. Держалась она с большим достоинством, но не без той скованности, которую планетники нередко ощущают в присутствии космоходов, особенно из старинных и знатных родов. Звали женщину Ашерой Михра, и она сама искала встречи с Роксаной Кордо, главой императорской комиссии по положению гемов – что было довольно нетипично: обычно хозяева гемов от таких встреч всячески уклонялись и увидеться удавалось только в здании суда.

Рокс жестом пригласила посетительницу сесть и налила ей минеральной воды, чтобы та чувствовала себя непринужденней.

– Мы занимаемся гемами, которые страдают от жестокого обращения. В первую очередь, – сказала Рокс. – Поэтому появления хозяина здесь по собственной воле… необычная вещь.

Не то чтобы совсем необычная, добавила она про себя. Здесь в последнее время каждый день по собственной воле кто-то появлялся – поскандалить. К счастью, Рэй Порше и старый Скимитар могли деликатно и почти безболезненно скрутить и вынести из офиса посетителя любой весовой категории.

– Спасибочки вам, – сказала женщина, но к стакану не прикоснулась. – Так я насчет своей гем-девушки, Тануки…

Рокс кивнула, поощряя говорить дальше.

– Я её сама не бью и даже в полицию редко посылаю, будьте покойны, – сказала женщина. – Да если хотите, она сама вам скажет… Никогда этого у меня не водилось…

– Я вполне готова вам поверить, – сказала Рокс. – Но всё ещё не понимаю причины вашего визита.

– Ага, о причине-то всё и дело, – трактирщица прочистила горло. – Видите ли… Задурил он ей голову. Вот всё дело в чём – заморочил мне служанку.

– Э-э… кто именно? – Рокс почувствовала кисловатый привкус. Гем-служанки или работницы-тэка порой становились жертвами соблазнения или насилия со стороны людей. В последнее время даже не «порой», а ужасающе часто – Рокс познакомилась с динамикой этого процесса в полицейской статистике благодаря Исии. Бог весть почему подонки делали это – услуги проституток неуклонно дешевели, и при свободных нравах простолюдинов только полный ублюдок не мог бы найти себе женщину бесплатно. Наверное, гемок насиловали именно такие… Если у жертв был на тот момент отработал депо-имплантант и они беременели, эти беременности искусственно прерывали. Как правило. Но случалось, что дело выплывало наружу только с родами. По законам дома Рива, таких детей стерилизовали во младенчестве, и в дальнейшем они присоединялись к рабам. От гем-рабыни не мог родиться свободный человеческий ребенок.