Владимир Михайлов - Восточный конвой

Сейчас появись этот караван на любой российской дороге — он не задержал бы на себе ни единого подозрительного взгляда, не привлек чрезмерного внимания.

«Вот как, — подумал Милов. — Не зря поработали маляры-художники. Всё очень точно. Конечно, чуть-чуть слишком свеженькими выглядят все прицепы; однако, после часа езды по пыльной дороге они приобретут требуемый облик, а возиться, смывать пыль на границе никто не станет. Номера ясно видны — больше ничего и не требуется. И документы наверняка сделаны как полагается.

Итак, полная смена антуража. Ну, а в остальном — что изменилось?»

Милов приблизился к конвою, не замедляя шага. И тут с радостью убедился, что там по-прежнему царят мир и спокойствие. Благодать.

Водителей все еще не было видно. Впрочем, проходя мимо машин, Милов услышал мощный храп, доносившийся из одной кабины; значит, самое малое один шоферюга физически присутствовал — однако, будить его Милов вовсе не собирался.

Свою — теперь уже свою — машину он оглядел особенно внимательно. Сейчас она хорошо заслоняла его от других, но все равно, следовало остерегаться случайного взгляда из леса. И уж если что-то предпринимать, то быстро и наверняка.

Например — вскрыть фургон, чтобы утолить свое любопытство и выяснить, что же они в конце концов повезут. Пока что его предположения о грузе все еще оставались только гипотезой.

На случай, если кто-то невидимый все же контролировал сейчас его действия, Милов, откровенно удивляясь совершившемуся преображению, покачал головой, сплюнул. Потом подошел к кабине, отомкнул дверцу, влез, уселся на свое место, посидел. Зря играл? Пусть, однако, в таких случаях всегда лучше пересолить, чем недосолить, этим правилом он руководствовался всегда. Секундная стрелка дважды обежала круг; тогда Милов, наконец, спустился. Постоял, прислонившись спиной к высокой ступеньке, глазея по сторонам: вполне вероятным могло показаться, что водитель, не успокаиваясь, все еще просто любопытствует; однако, Милов вовремя вспомнил, что технеты любопытством как раз не отличаются, что они, в общем, безразлично относятся к окружающей среде — и перестал любоваться, а стал медленно обходить машину, как бы в заботе о вверенном ему механизме. Постучал по каждому из трех задних левых — наружных — колес, потом так же неспешно зашел в тыл машины, чтобы проверить — в порядке ли дверь и хорошо ли различим номер. В руке Милов держал тряпку, безмолвно свидетельствовавшую о благородстве его намерений.

Дверь — двухстворчатая, металлическая, как и весь трейлер, надежная — была, к сожалению, в полном порядке: заперта и даже опломбирована. Так оно и было с самого начала, и немалый интерес представляло — чья же это пломба, кто не убоялся взять на себя ответственность за контрабандный груз. Но до сих пор познакомиться с висячим металлическим кружком не удавалось — хотя бы потому, что остальные шофера к пломбам не прикасались, а значит, и ему не следовало. Но, быть может, это последняя возможность? Был смысл рискнуть; проявить чрезмерное, может быть, усердие. Ни в коем случае не воровато, украдкой, а напротив — смело, открыто, у всех на глазах, действовать так, как присуще человеку, не сознающему, что он совершает что-то запретное.

Милов залез на ступеньку задней лесенки. Левую ладонь завел под пломбу, в правой держал тряпку — и начал усердно начищать пломбу, в дороге успевшую изрядно запылиться, — а маляры, преображая машину, пломбу, понятное дело, красить не стали. Пришлось поплевать на тряпку, чтобы добиться успеха. И вот не сразу, но какие-то знаки начали проступать на пломбе. Буквы? Да нет, черт бы взял. Вроде бы что-то другое… Ну-ка, ну-ка… Нет, все-таки, это надпись. Только не латинскими буквами. И уж естественно — не кириллицей. Арабские письмена. Среди великого множества вещей, в которых Милов не разбирался, была и арабская письменность. Так что можно было лишь отметить факт: пломба принадлежала, скорее всего, покупателям. Очень интересно…

Ну что же, и на том спасибо. Больше нечего торчать тут. Для правдоподобности обойдем машину с другой стороны…

Ему не пришлось даже делать этого: соскочив со ступеньки, он оказался лицом к лицу со своим начальством. Тот стоял неподвижно, правая рука была за бортом куртки, там внутри, под левой рукой, нечто оттопыривалось — нетрудно было угадать, что.

Будь Милов человеком, он улыбнулся бы старшине конвоя — ну просто так, чтобы показать, что настроен вполне мирно и никаких противных замыслов не лелеет. Однако, Милов был сейчас технетом и никак этого не забывал. Поэтому он лишь глянул на своего шефа — стеклянно, равнодушно, как на пустое место. Начальник кивнул ему.

— А, это вы, — сказал он спокойно. — А я подумал: кто это так любопытствует… Все в порядке?

— В полном. Не прибыл… этот, кого вы хотели вместо меня?

— Нет, — хмуро ответил старшина водителей. — И машина пятая еще не вышла. Что-то там у них не ладится.

— А без нее разве нельзя? Так уж она нужна?

— Вы чем занимаетесь?

— Да вот… Проверить, вытереть…

— Сходите, принесите ведро воды — мойки тут нет, а диски у вас посмотрите, какие. Не делает чести. У вас своей работы хватает — так что не лезьте в чужую, не то надорветесь.

Он кивнул и пошел — не в свою машину, а по направлению к конторе. Милов поглядел ему вслед. Да, остерегаться нужно, безусловно. И все же…

Он отцепил ведро, из ближайшего колодца принес воды, вымыл диски — колес было много, и времени на эту работу ушел целый вагон. Закончив, разогнулся, потер спину. Никою не было видно, никто не мог оценить его рвение. Тогда он снова двинулся к задку машины.

Остановившись шагах в двух перед задней двухстворчатой дверью, Милов сперва тщательно протер пучком травы задние габаритные лампы и стоп-сигналы. Затем протер номерной знак. Он, как и пломба, не был покрашен заново, то был заслуженный знак, не раз, надо полагать, использовавшийся в дороге, сейчас лишь заново привинченный. После этих вполне безвредных и совершенно правильных действий Милов позволил себе вплотную заняться запорами.

Двери были заперты на два внутренних замка, и ключи к ним должны были обладать весьма сложным профилем — судя по тому, что можно было увидеть, разглядывая замочные скважины. Владельцы транспортной колонны явно хотели застраховать грузы от чрезмерного любопытства посторонних. Вскрывать такие замки без необходимых инструментов означало бы — сразу и безвозвратно утопить себя. Милов не сомневался, что целости замков и дверей здесь уделяется особое внимание.

Милову пришлось с сожалением констатировать, что у него таких инструментов нет. Он никогда не смог бы таскать с собою всё то, что могло бы ему пригодиться в какой-то из возможных ситуаций; тоща ему пришлось бы возить объемистый сундук.