Селия Фридман - Восход черного солнца
В первый раз за восемь дней ему не приснился огонь.
Когда он проснулся, что-то изменилось. Какое-то время он не мог сообразить, в чем же неправильность, - его одолевало головокружение от недавней потери крови, мешая думать ясно. Да, там, где он оставил лампу, свет не горел. Да и самой лампы там не было. Он оглядел пещеру и заметил искорку в дальнем конце зала. С нею рядом двигалась высокая фигура, временами заслоняя слабый свет, так что Дэмьен оказывался в полной темноте.
Таррант.
Очевидно, он отыскал свою одежду - то, что спасла Сиани, - и умудрился натянуть шелковую рубаху и узкие шерстяные штаны, так что большая часть его израненной кожи была скрыта от света. Там же, где она все-таки виднелась - на кистях, на ступнях, - взгляд поражала меловая бледность, полностью лишенная живых цветов. Дэмьен никак не мог сообразить, нормально это или нет.
Охотник снял крышку с фонаря, отвернул фитиль и поднес к поверхности странно изогнутой колонны. Приближаясь, Дэмьен увидел, что пальцы посвященного коснулись искрящегося камня, пробежали по желобчатой поверхности. Потом еще раз, помедленней.
- Так не бывает, - услышал он шепот. - Быть не может.
Дэмьен присмотрелся к известковому натеку. Он отличался любопытной формой и весь был покрыт мелкими складочками. А в остальном такой же, как другие. Дэмьен за эти дни видел достаточно пещерных натеков, чтобы терять время на пустое разглядывание.
- Он не такой, как должен быть, - прошептал Охотник. - Они все неправильные. Каждая колонна в этом зале, каждый сталактит, соединившийся со сталагмитом. Совершенно неправильные.
Посвященный удивленно покачал головой - и только по этому простому, осторожному движению Дэмьен понял, как тот еще слаб.
- Что это? - тихо спросил священник.
Таррант привернул фитиль, сберегая масло. Потом положил ладонь на шишковатую поверхность. Пальцы были тонкие, слабые, как и он сам.
- Посмотри на трещины. Они появляются, когда земля двигается и приподнимает колонну. Минеральный раствор просачивается и затекает, затягивает трещины, но остаются шрамы. Тысячи шрамов.
Рукой, в которой был фонарь, он указал Дэмьену на множество образований, которых тот раньше не заметил. Упавшие сталактиты. Расколотые колонны. Искромсанный камень, который смотрелся дико и странно.
- Видишь? - выдохнул Охотник. Он осветил ближнюю тонкую колонну; присмотревшись, Дэмьен разглядел, что она расколота аккурат посередке, и верхняя половина ее не совпадает с нижней. - Это не результат вторичной вибрации. Мы как раз в зоне сдвига. Земля сдвинулась как раз здесь, под нами, и пещерные образования отразили удар. Горизонтальный сдвиг, вдоль направления толчка. Камень разрушился...
Таррант держался рукой за колонну, даже опирался на нее. Дэмьен с трудом преодолел желание подойти и поддержать его самому.
- Но свежих следов здесь нет, - шептал посвященный. - Вообще нет. Ни здесь, ни везде, где я смотрел... Этого быть не может. Не может быть. Все разрывы срослись, но на это требуются века... - Он качнул головой. - И я должен поверить, что здесь не было сдвигов? Столько времени? Это противоречит законам природы.
- Ракхи говорят, что здесь давно не было землетрясений. Лет сто по крайней мере.
- Я не это имею в виду. Совсем не это. Что такое землетрясение? Серия вибраций, сообщающая нам о том, что кора планеты задвигалась под нашими ногами. Мы узнаем об этом движении только тогда, когда оно нас беспокоит. Но земля может двигаться так медленно, что никакими нашими инструментами не уловить, а результат, в конце концов, тот же самый. На коре планеты отражаются те процессы, которые происходят в ее ядре. Как они могли вдруг остановиться? Да еще остановиться только в одном месте, когда вокруг продолжается нормальный процесс? А он продолжается, я проверил. Вся земля вокруг нормальная, совершенно нормальная. Кроме этого места. Почему?
- Наш враг выстроил свою цитадель точно на линии сдвига, - напомнил Дэмьен. - Ты говорил, что так может поступить только глупец. Но если в его распоряжении вся энергия здешних мест и он может удержать земную кору от сотрясений...
Посвященный посмотрел на него как-то странно.
- Ни один человек не может так Связать землю, - заявил он. - Ни один человек не может даже надеяться заклясть столько энергии, чтобы противостоять давлению внутрипланетного ядра. И вот что... - Он отвернулся. Закрыл глаза. И выдал: - Хозяин Лема - женщина.
- Что?
- Держатель душ - женщина, - хмыкнул Таррант. - Наш враг. Мой палач. Строитель Дома Гроз. Женщина.
Какое-то время Дэмьен не знал, что и сказать. Затем с усилием выдавил:
- Это не имеет значения.
Охотник яростно обернулся; воспаленные глаза налились кровью.
- Не валяй дурака, - рявкнул он. - Конечно же это имеет значение! Дело не в половых признаках, дело в силе. Простой телесной силе. Что ты знаешь об этом, ты, родившийся сильным и большим? Ты можешь защитить себя от любой физической угрозы. Что ты можешь знать о том, что происходит в душах слабых, уязвимых со всех сторон? Когда на темной улице ты слышишь шаги за спиной, ты что, боишься, что тебя похитят? Изнасилуют? Одолеют с помощью простой физической силы? Или ты чувствуешь уверенность, когда под ногами прочная земля, в руке - надежное оружие и ты способен справиться с любой мыслимой угрозой? Можешь ли ты вообще понять, что значит не иметь такой уверенности и на что может решиться человек ради того, чтобы ее достичь?
- А ты, значит, понимаешь?
Охотник вспыхнул.
- Я был младшим сыном из девяти, священник. Мои братья пошли целиком в отца - и телосложением, и нравом. Здоровенные, грубые звери в образе людей, они были совершенно уверены, что нет такого врага на всей Эрне, которого нельзя было бы свалить с ног, хорошенько ему врезав. Я рос среди них, и только я один унаследовал наружность матери. У меня тогда не было ни знания, ни власти. Теперь подумай о том, как могут быть жестоки такие люди - особенно дети, - как могут быть жестоки такие братья и как жесток был мой век - ведь я родился в конце Темных Веков. И скажи мне, что я не понимаю. - Он отвернулся. - Очень хорошо понимаю.
- Они умерли, - процедил Дэмьен. - Все умерли. Не прошло и пяти лет после того, как ты исчез.
- Это было первое, что я сделал, когда получил власть - и моральную свободу - изменять мир по своему вкусу. И эти восемь убийств до сих пор остаются одним из самых моих приятных воспоминаний. - Холодные глаза смотрели на Дэмьена, пронизывая его насквозь. - Кем они были для меня, тем мы с тобой являемся для нее. Весь мир для нее то же самое - то, чем надо овладеть, что надо победить. Сломать. Понимаешь? Энергия сама поглощает себя; она питается ею, и требует еще, еще и еще... Это как наркотик, который исподволь овладел ее телом. Она живет сейчас только для того, чтобы утолить жажду тела, притупить чудовищный голод... - Он сморщился, точно от боли. Как будто внезапно вспомнил что-то ужасное. - И скажу тебе, священник... Я уже встречал такой голод. Не такой слепой, не такой безудержный... но со временем он мог стать именно таким. И стал бы, если бы не влияние Сиани.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});