Анатолий Гладилин - Тень всадника

На этом любовь Готара к Жозефине кончилась. Резюме: она его облагодетельствовала, он ее разлюбил. Мораль?

В рыбацком домике на берегу фиорда Карл Валленберг понимал, что совершил благородный, прекрасный поступок, добровольно отказавшись от короны в пользу человека, который ее по праву заслужил. И гордился своим поступком. Но поступок - это жест, мгновение, а полярная ночь над фиордами бесконечна, и не так просто привыкнуть к своей новой роли (роли, кстати сказать, пока неопределенной), не просто после королевских покоев, привыкать к деревянным деревенским кроватям, ко всему, что с этим связано. И только иррациональная любовь к Дисе, уводила его от реальной действительности, помогала подняться над нею (над действительностью, не над Дисой), воспарить, уйти в философию, в медитацию, занятия Высокими Материями, с высоты которых земные богатства и почести - суета сует.

И изредка наезжая в Тронхейм за пенсионом, граф Карл Валленберг старательно избегал тех улиц, где мог увидеть Дису, ибо абстрактная любовь не должна была сталкиваться с реальной, и несправедливо было лишать Дису иллюзий, навеянных королевской любовью. Нельзя было мешать Дисе жить. Что не мешало самому графу пользоваться услугами фрекен Эльзы, а потом, в Амстердаме, услугами этой, как ее? - с пухлыми губами, румянами на щеках, еще она предпочитала длинные шелковые платья. Увы, я забываю имена.

Есть ли тут противоречия? Граф Карл Валленберг, имея за плечами биографию маршала Бернадота и кое-какие собственные подвиги, резонно полагал, что быть ангелом во плоти - не его амплуа. Однако в темноте полярной ночи он прозрел, понял, осознал, что любовь к женщине (просьба не путать с плотскими утехами!) это выход, скажем так, в четвертое измерение, где все существует иначе, чем в привычном для людей трехмерном пространстве.

В скобках замечу: мне не дано знать, в каких измерениях - пятом? шестом? я путешествовал в перерывах между очередными жизнями. Ведь меня не спрашивали. Били чем-то тяжелым по затылку и отправляли в беспамятстве к новому месту назначения.

...Значит, вот какого рода соображения. И соображая в таком роде (мужском? женском? пожалуй, в среднем), хвастаясь перед собой богатством и оригинальностью своих размышлений (оригинальностью особенно: четвертое измерение! красиво?), я не спешил делиться ими (за неимением богатства - хотя бы мыслями) с Дженни. Сразу представлял себе, как у нее суживаются глаза и свистяще-ледяным шепотом она начинает:

- Ах, мне делают снисхождение? Для тебя вылечиться - раз плюнуть? Давай посмотрим, пробуй! А женщина для тебя не личность - объект желаний, и то предпочтительно без гигиенических подробностей? Нечто вроде резиновой куклы? Герр профессор, откуда у вас такое скотство, дремучее мужланство? Почему мужики уверены, что их жалкие причиндалы, которые функционируют от силы раз в неделю, должны привлекать...

Ой, не надо. Кажется, она меня выдрессировала и замордовала так, что я ее боюсь.

* * *

Когда я не занудствую, то есть не бормочу о своих высоких чувствах, наши пересечения происходят вполне приятно. Если происходят. Ибо когда она говорит "позвоню", это не значит, что она позвонит, когда говорит "заеду", это не значит, что она заедет - это лишь свидетельствует, что она искренне хотела так сделать, но потом возникли непредвиденные обстоятельства. Вообще она очень обязательная девочка во всем, что касается деловых отношений. У нас с ней просто отношения. Точнее, она ко мне хорошо относится, значит, извини, не смогла, в следующий раз. Недоволен? Пиши жалобу в ООН.

И вот чудо произошло, мы пересеклись в кафе, она, раскрасневшаяся, оживленная, совсем не агрессивная, увлеченно что-то рассказывает. Какого хрена тебе еще нужно?

...- Кто-то заходит ко мне в кабинет. Я не оборачиваюсь, смотрю на экран компьютера. Представляется: новый доктор. Я поднимаю глаза и балдею. Красавец, веселый, молодой, энергичный, обаятельная улыбка - мой стиль. В одну секунду я влюбилась в него и от неожиданности не могла ничего скрыть. Думаю, он это понял. Он ушел, а у меня пальцы дрожат, не на те клавиши попадаю. Сижу, волнуюсь, как пионерка, переживаю. Классическая любовь с первого взгляда! Потом звоню Манчестеру, осторожно навожу справки. Обычно всех докторов в наш госпиталь принимают по рекомендации Вилли Манчестера. Ну, знаток детективов, угадываешь развязку? Конечно, доктор оказался "голубым". Такая вот история случилась со мной сегодня.

Она смотрит на меня (точнее - в мою сторону) вся еще в своих мыслях и напевает мелодию без слов. Я не знаю этой песни, но когда-то, перемывая посуду или приготавливая ужин герру профессору, она мурлыкала себе под нос и слова песни. Я запомнил одну строчку: "Гуд бай, мой мальчик! Гуд бай, мой милый, ведь, как всегда, девчонка виновата..."

Мальчик. Молодой доктор. Красивый, веселый, энергичный. С курчавой копной темных волос и белозубой улыбкой. Бегает десять километров каждое утро. Играет в теннис, очень сильная подача. На пляже выпрыгивает над волейбольной сеткой и забивает "кол". С дикой скоростью, выписывая элегантные пируэты, мчится на горных лыжах. Без устали танцует в дискотеке. Всю ночь занимается любовью. На улице, вызывая зависть у одиноких дам, может взять на руки и посадить к себе на плечи. Водит спортивный "мерседес". Поднимается на четвертый этаж по лестнице, перешагивая через две ступеньки. И ни секунды не задумывается над тем, что:

а) подскочит давление;

6) начнется сердцебиение;

в) забыл принять лекарство;

г) заболит живот, голова;

д) неловкое движение - и заноет плечо, рука, нога.

(Заноет душа. За что меня приговорили к старости? Мы так недоговаривались!)

"Гуд бай, мой мальчик. Гуд бай, мой милый". Мальчик. Истинное богатство, настоящее счастье для девчонки. Ни в чем и никогда девчонка не виновата. Перепутали что-то наверху, неправильно развели стрелки, поезда разошлись во времени. Вместо молодого доктора - красивого, веселого, энергичного - подсунули пожилую полуразвалину, полуподружку, которая (который? которое?) сидит напротив за столиком и сочувственно вздыхает:

- Да, моя девочка, действительно не повезло. Однако я в тебя верю. Закадришь не этого, так другого. На твой век мальчиков хватит.

Что ж, сам согласился на роль подружки. Причем долго этого добивался. В таком случае - получай. И соответствуй.

* * *

Бедный, бедный! Я имею в виду темно-зеленый костюм. В воскресенье (почему отпало Сан-Диего?) меня пригласили (куда запропастились дорогие дядя Сэм и тетя Клара?) сопровождать святое семейство на самую фешенебельную торговую улицу Беверли-Хиллз. Повод: хозяин, адмирал Якимото, сделал в магазине оптики оптовые закупки и получил бон на сто долларов, который презентовал Дженни, а Дженни решила эту дармовую сумму немедленно реализовать. В результате она истратила шестьсот долларов, из них триста на солнечные мужские очки (300 долларов за пластмассовую хреновину со стеклами без диоптрий? Грабеж среди бела дня!), но ведь Дженни получает удовольствие от процесса. Правда, из уважения к моим сединам меня не заставляли торчать все это время в магазине, а отпустили с Элей в кафе, где мы нашли детский уголок. Значит, пока Дженни получала удовольствие у прилавка, а Эля получала удовольствие, раскачиваясь на хрюшках, зверюшках, самолетах и пожарных автомобилях (Квотер за штуку. Монашеский аскетизм по сравнению с мамашей-кутилой), я получал удовольствие от иллюзии, что все, хоть на пару часов, как прежде. И потом мы все вместе прошвырнулись взад-вперед по тротуарам. Так вот, я заметил, что на этой знаменитой Большой Грабиловке, где публика глядит только на витрины, отдельные представители мужского пола оборачивались вслед Дженни. Чтоб в Городе Ангелов кто-то обращал внимание на женщину? И я ощущал, что от нее исходят флюиды уверенности, силы, она чувствует себя в состоянии закадрить, охмурить и поломать любого мужика, и мужской пол невольно реагировал на такой феномен.