Артем Абрамов - Место покоя Моего

Петр все это понимал, прикидывался паинькой, лихорадочно искал выход. Сорок дней - срок достаточный для того, чтобы найти этот выход. А пока - никто не сомневается в однозначности финала: объект вознесся и исчез. О трактовке понятия "исчез" по-.. говорим позже, если вообще поговорим. А пока - о книгах. Они и нужны-то как раз для того, чтобы у объекта не возникло никаких ненужных вопросов либо сомнений в течение этих сорока дней. Ну будет он знать что-то лишнее - так ведь срок сохранения знаний копеечный в масштабе Истории. Повторим: объект вознесся и исчез. Какая кому разница - исчез он, зная Новый Завет и дайджест по истории религии или не зная? Никакой никому. Да пусть он хоть всю историю мира, его географию, экономику, философию и политику проштудирует - все равно ведь исчезнет!..

Короче, книги пришли.

Иешуа умудрился не обалдеть, даже увидев тайм-капсулу, толково спрятанную в специально отрытой пещере в подвале дома. Взгляд его уже тогда находился "не здесь", сбивчивый и путаный рассказ Петра о будущем религии что-то включил в проклятой матрице, что-то дополнительное, что еще дремало до срока, но этот срок, судя по всему, настал, поэтому Иешуа сейчас был явно не в себе. Красивое понятие "одержимость" существовало во все Времена, и, хотя в века расцвета христианства это понятие навязчиво предполагало гнусное влияние "беса" и влекло за собой пытки и смерть, время Петра - да и задолго до него! - превратило термин "одержимость" в нечто светлое и высокое, а "бес" плавно сменился "идеей", например. Петр не ведал, какой бес сейчас владел учеником, но идею тот высказал очень внятно: "Я исполню все!" Именно поэтому Иешуа было наплевать на неизвестное и вместительное устройство, которое возникло в доселе пустой пещерке, но на ожидаемые книги он набросился с высокой и светлой одержимостью.

Когда они уходили из дома и отправлялись на Елеонскую гору, чтобы, значит, воскреснуть и продолжать учить ближних сорок дней, Иешуа книги уже одолел, как говорится, в первом чтении, он вообще очень быстро читал, фотографически запоминая текст. Поэтому завтракал он нехотя, разговаривать с Петром не желал, "взгляд там" вел его своими дорожками, которые, как .казалось Петру, были далеки от сверхважного процесса Воскресения, что Мастера не могло не беспокоить.

Оказалось - напрасно.

Иешуа очень обыденно, словно воскресал не раз и привык к этому рутинному делу, поздоровался с каждым, крепко обнял каждого, каждому что-то свое, отдельное, пошептал на ухо, и эта обыденность сняла ожидаемые Петром эмоции родных и учеников: ни тебе излишних восторгов, ни тебе обмороков, ни тебе всяких ритуальных возгласов типа - "Слава!" или "С нами Царь Иудейский!".

Только Фома, получивший в веках сомнительную кличку "неверующий", к махонькому удовольствию Петра, немедля оправдал ее. Потребовал:

– Покажи нам раны, Равви. Неужели они зажили? Вот так: то, что распятый воскрес, - это дело житейское, а вот зажившие за два дня колотые раны...

А они и вправду зажили, хотя и остались еще уродливые, покрытые коркой шрамы на запястьях и лодыжках.

– Неужто совсем не больно? - спросила мать, не отпускающая сына, вцепившаяся обеими руками в его наплечный платок.

– Все прошло. Не беспокойся, - рассеянно отвечал Иешуа, улыбаясь и глядя куда-то вдаль, поверх голов собеседников. - Я опять с вами. Не стоит больше печалиться... - И вдруг заинтересовался: - Вы куда-то торопились?

Иоанн, единственный из всех, кто понимал происходящее, счел нужным вмешаться, взять на себя лидерство среди "непонимающих":

– Мы пришли к твоей могиле, Учитель, где накануне дня шабата оставили тебя мертвым. Сегодня - первый день недели и второй - траура. Но ты знаешь: в шабат можно только молиться, а сегодня соседи Лазаря в Вифании должны приготовить поминальную трапезу... - Он говорил подробно, мягко, как человеку, впавшему в состояние амнезии, напоминал об известном и привычном, но звучало это вполне к месту. А что? Человек отсутствовал в этом мире, мог и забыть о земном. Да и чувствовал Иоанн - как и Петр, - что мысли Иешуа сейчас где-то далеко, что могучий и непонятный механизм под названием "мозг" что-то обсчитывает, бросив на сей процесс всю свою мощность. Как компьютер. А на бытовое у него не осталось ни байта... - Мы ждали встречи с могильным камнем, а увидели живого Машиаха. Попробуй представить наше изумление и нашу радость!

Петр чувствовал, как Иоанн пытается пробиться в сознание Иешуа, но безуспешно. Он, Петр, уже попробовал и бросил, поскольку прервать работу компа, считающего программу, можно только одним способом - вынуть из него винт-кристалл. Но то, что не удалось Петру, получилось у Иоанна. Иешуа внезапно ожил, глаза его, до того застывшие и невидящие, загорелись, он словно решил наконец вернуться из "там" в "здесь" и сделал это по-библейски , точно, используя полученный и прочитанный ночью материал.

– Я еще не взошел к Отцу Моему, - выдал он почти дословную цитату из Евангелия как раз от Иоанна, - я лишь восхожу к Нему, к Отцу Моему и Отцу вашему и к Богу Моему и Богу вашему. Я рад видеть вас и обнадежить вас. Мы еще долго пробудем вместе. И как послал меня Отец, так и я посылаю вас... - Он сложил ладони корабликом и дунул в них. И из пустых ладоней словно облачко поднялось, поплыло в нагретом воздухе, на мгновение окутало каждого и исчезло. - Примите Духа Святого, - сказал Иешуа, улыбаясь. Он совсем ожил, обрел способность к легкой и невинной иронии, даже мельком глянул на Петра: мол, устраивает текст? - А дальше - ваш выбор и ваше право. Кому простите грехи, тому они простятся. На ком оставите, на том они и останутся. Вы - мои апостолы, мои посланники, мои вестники. Вас осталось, к несчастью, только одиннадцать, но очень скоро будет больше... А что до трапезы в доме моего друга Лазаря... - он нашел старика, ласково кивнул ему, - то не надо ее отменять. Нам есть кого помянуть: брата нашего Иуду, в смертной печали покинувшего нас брата. Да, ему не хватило веры, чтобы продолжать жить и бороться, он - умелый и сильный воин! - оказался слабым духом, но ведь он принял смерть за меня... Закон не приветствует слабых, это правда. Но отныне и во веки веков закон - это я. Пусть те, кто не был с нами, кто не истоптал подошв своих по дорогам Галили, кто не входил со мной во враждебный сущему Иершалаим, кто не видел моего Распятия и кто не слышит меня сейчас, - пусть они придумают небылицы о нашем времени. Бог им судья!

– А ты не судья? - не утерпел Петр.

– Я - нет, - усмехнулся Иешуа. - Будет сказано: "блаженны увидевшие и уверовавшие". Я так и думаю. Будет сказано умным, кто возьмется хоть в малости сил своих описать недлинную жизнь нашу как бесконечный подвиг: "Много сотворил Машиах разных чудес, о которых не писано в книге сей..." - Он привлек к себе Иоанна, обнял его. Не отпуская, закончил: - И даже если кто-то что-то добавит своего - того, что не было, а так хотелось, чтоб было, пусть добавит - Бог ему судья. Но не я, Кифа, не я. Мне судить - последующих... - И, отпустив Иоанна, не подозревающего, что произнесенные Машиахом слова вычитаны из будущей книги Богослова, спросил буднично: - Лазарь, мы идем к тебе или останемся болтать посреди дороги?