Роберт Янг - У начала времен (сборник)

— Эбонисских чирургов нельзя назвать ни полуграмотными, ни благородными. Мне жаль, что для перевода на ваш язык не существует более точного слова.

— Я слышал, — сказал дальше Истклиф, — что они носят маски.

— Вы все увидите сами.

Дежа вю снова накатило на него, и он спешно вышел из камбуза и поднялся на палубу. Теперь берега разделяло не более полумили, и сила течения заметно возросла. Катер катился по течению, переваливаясь неловко, словно беременная буйволиха, и его двигатель, управляемый автопилотом, включался периодически, для того чтобы подправить курс. Истклиф не любил путешествовать по воздуху и выбрал катер, отказавшись от скорости во имя душевного равновесия. Он не слишком торопился в больницу, потому что не верил в то, что снадобья чирургов смогут оказаться против болезни Мескина более сильным оружием, чем самые мощные современные антибиотики, предписанные ему земной медициной посредством его семейного доктора. Он ничего не сказал своей семье, даже о том, что заболел, и, отправившись в больницу, просто сказал, что плывет на рыбалку. Его семейный врач, когда последний раз посещал его, дал ему три месяца. С тех пор прошло десять недель. По всему выходило, что катер окажется его погребальной лодкой.

Река продолжала сужаться, но крутого поворота все не было. Сефира снова поднялась на палубу, и Истклиф мог теперь спросить ее, сколько им еще осталось плыть. Но не сделал этого. Она стояла у правого борта, прислонившись к перилам, и смотрела на берег. Один раз она махнула рукой компании чернобушей, которые шли тесной группой по тропинке вдоль берега. Очевидно, они узнали ее, потому что все как один помахали ей в ответ.

Ближе к полудню она сказала ему:

— Осталось совсем немного.

Подняв голову и взглянув вперед, Истклиф увидел поворот. Но почувствовал стыд, а не облегчение. До сих пор считалось, что болезнь Мескина является эндомическим заболеванием, свойственным только эбонисам, и только считанные единицы колонистов испытали на себе действие этой болезни. У всех колонистов хватило мужества отвергнуть больницу и достойно умереть в собственной постели. У всех, кроме него.

Катер, все еще в точности придерживающийся середины реки, начал поворачивать, чтобы войти в излучину. По обеим сторонам высоченные деревья, расцвеченные тут и там яркими пятнами длиннохвостых попугаев, протягивали над рекой отягощенные прядями лиан ветви, словно желая соединиться друг с другом. На суше такие же деревья выстраивались целыми батальонами по направлению к низким, покрытым зеленой сочной травой холмам. За излучиной река снова расширялась, и холмы таяли в туманном отдалении. На правом берегу появилась деревня чернобушей с широким выступающим в реку деревянным причалом, возле которого привязано много дриуфов. Деревня ничем не отличалась от сотен других деревень аборигенов, которые Истклиф повидал на своем веку: шаткие хижины, небрежно выстроенные из шестов, камней и лиан, покрытые широкими листьями местных аналогов пальмы; лабиринт узких улочек, среди которых не было двух, ведущих в одном направлении. И только больница, или, как ее прозвали, клиника, крепкое здание, поднимающееся среди хаоса примитивных строений, отличала это поселение от его бесчисленных сестер в буше.

На самом деле ни «клиника», ни «больница», не были точным названием. Судя по размерам, клиника должна была именоваться в лучшем случае госпиталем. Клиника считалась, по местным стандартам, современным зданием, вполне благоустроенным. На взгляд Истклифа, здание было отвратительно. Клиника была построена исключительно из прямоугольных блоков и голубой глины, которую добыли со дна реки. С виду здание казалось достаточно крепким, и естественный цвет клиники, придаваемый ему блоками, не был раздражающим для глаз; но несомненным для глаз Истклифа являлось также и то, что строители подошли к выполнению своей задачи не имея даже намека на общий план. По всем признакам, они начали с квадратного первого этажа, просторной постройки, достаточной, чтобы вместить всех первых пациентов чирургов. Но по мере того как количество пациентов росло, делались надстройки, добавлялись новые этажи; потом, по необходимости, к добавочным этажам и крыльям пристраивались другие добавки, этажи и крылья там, где имеющийся фундамент был способен выдержать дополнительную нагрузку, блок за блоком. Результатом вышло рагу из похожих, но не одинаковых кусков, среди которых не было и пары совпадающих по высоте, расползающееся во все стороны в буш и исчезающее там из виду, по общей площади превышающее саму деревню.

Морщась от раздражения Истклиф не без труда пришвартовал катер между двумя дриуфами — еще тут сложностей не хватало! Сефира спустилась вниз; когда она снова появилась на палубе, на ней был ее красный шарф, а в руках красная сумка. На фоне деревни ее юбка–калико и короткая рубашка больше не казались неуместными.

У причала уже начала собираться толпа. Сефира задержалась у перил, оглянулась и посмотрела Истклифу в глаза, словно пытаясь найти там что–то. Что бы это ни было, казалось, она этого там не нашла.

— Спасибо, что подвезли, — поблагодарила она. Потом ее глаза отпустили его, и она оглянулась на людей у причала.

«Черная я, но красива , — словно послышался ему ее шепот, — как шатры Кидарские, как завесы Соломоновы ".

Ее глаза опустились на собравшуюся перед катером толпу.

— Они так любопытны — мой народ. Это от того, что они так пусты. Оглушительно пусты.

Она снова взглянула на него.

— Спасибо еще раз за вашу доброту.

Помедлила, потом резко повернулась, перебралась через перила и спустилась на причал.

— Удачи, — крикнул он ей в след, немного удивленный тем, что она даже не предложила ему деньги. Он проследил за тем, как она прошла сквозь толпу, свернула в одну из улиц деревушки и исчезла, и пока он смотрел ей в след, дежа вю накрыло его с такой силой, что у него перехватило дыхание и перед глазами все поплыло. Ему казалось, что он только что попрощался с Анастасией — а совсем не с чернобушкой, которую, скорее всего, завтра же забудет.

Теперь к его горю прибавилась еще и ирония, сделав горе еще более острым. Из–за того, что он так и не попрощался с Анастасией, — просто у него не было такой возможности. Они уснули в объятиях друг друга, а когда он проснулся на следующее утро, она уже ушла. Ушла прямо из его постели, ушла из его дома, ушла из его поместья. Почти обезумев после того как она не вернулась, он обратился к местному губернатору и приказал тому начать тщательные поиски. Поиски не дали никаких результатов о ее местонахождении, но зато принесли обильную нелицеприятную информацию, касающуюся прошлого Анастасии. Она прибыла на Серебряный Доллар примерно год назад и в течение короткого времени сумела добиться положения самой дорогой и пользующейся бешеным спросом шлюхи на прибрежной части Порта Д'Аргент. За два месяца до того, как она появилась в поместье Истклифа, Анастасия неожиданно бросила свою приносящую хороший доход профессию, закончила ускоренные курсы секретарш, обеспечила себя фиктивными документами, резюме и рекомендациями и зарегистрировалась в единственном агентстве по найму Порта Д'Аргент. Казалось, словно откуда–то знала, что в скором времени некто Истклиф обратится в агентство в поисках личного секретаря.