Клиффорд Саймак - Игрушка судьбы: Фантастические романы

Он застыл, не в силах оторваться от ужасного, оскорбительного зрелища. Монстр расплылся в тошнотворную маслянистую жижу, и Хортон поймал себя на непрошеной мыслишке, что теперь ему ни за что не восстановить в памяти, каков же был первоначальный облик врага. Единственное, что запало в сознание в тот самый момент, когда клыки Плотояда лишили монстра жизни, — бугорчатость, безобразная, если не извращенная бугорчатость, не имеющая, в сущности, никакой формы. А что, если, подумалось Хортону, так и должно быть: у зла нет и не бывает определенной формы. Была бугорчатость, а стала мерзкая лужа грязи, и неведомо, каков же истинный облик зла, и каждый волен вообразить его себе сообразно собственным страхам перед неизвестностью, обрядить зло в одежды того покроя, какой покажется самым жутким и устрашающим. У зла столько обличий, сколько людей готовы кроить ему платье. И в представлении каждого из людей зло будет отличным от представления, свойственного другим.

— Хортон…

— Да, Плотояд, что тебе?

Голос у Плотояда стал совсем глухим и хриплым. Пришлось вновь опуститься на колени и склониться пониже, чтобы хоть что-нибудь расслышать.

— Когда все кончится, оставь меня прямо здесь, — попросил Плотояд, — На открытом месте, где меня легко найдут.

— Не понимаю, — ответил Хортон, — Кто найдет?

— Стервятники. Чистильщики. Гробовщики. Маленькие, вечно голодные твари, согласные переварить все, что угодно. Насекомые, птицы, зверушки, черви, бактерии. Ты сделаешь это для меня, Хортон?

— Конечно сделаю, если тебе так хочется. Если ты и впрямь хочешь этого…

— Выплата, — прошептал Плотояд, — Выплата последнего долга. Не отбирать у маленьких голодных созданий мою плоть. Отдать меня в дар многим другим живущим. Внести последний существенный пай в копилку жизни…

— Кажется, я понимаю, — сказал Хортон.

— Внести свой пай, — повторил Плотояд. — Выплатить долг. Это весьма важное дело.

Глава 27

Они начали огибать Пруд, когда Элейн спохватилась:

— А где же робот? Он не пошел с нами…

— Он там, с Плотоядом, — ответил Хортон. — Несет последнюю вахту. Такой у него обычай. Вроде ирландских поминок. Хотя ты, наверное, не знаешь, что такое ирландские поминки.

— Нет, не знаю. Что это такое?

— Это значит сидеть с умершим. Находиться подле него в карауле. Никодимус делал это для тех погибших, что были на корабле вместе со мной. Оставался с ними на пустынной планете безымянного солнца. Он хотел было помолиться за них, пытался произнести молитву и не смог. Решил, что не пристало роботу произносить молитву. Тогда он сделал для погибших нечто иное. Он провел какое-то время с ними рядом. Не стал торопиться с отлетом.

— Как это мило с его стороны! Это даже лучше, чем молитва…

— Я тоже так думаю, — сказал Хортон, — Слушай, ты точно знаешь, где упал дракон? Его что-то нигде не видно…

— Я следила за его падением. И по-моему, заметила, куда он упал. Там, наверху.

— Помнишь, как мы гадали, зачем понадобилось замораживать дракона во времени? Если он в самом деле был заморожен во времени. Мы лепили какой-то сюжетец на свой вкус, прячась от того факта, что не знаем ровным счетом ничего. Сочиняли робкую сказочку наподобие земных легенд, лишь бы как-нибудь объяснить и осмыслить то, что превосходит наше понимание…

— Для меня, — заявила Элейн, — теперь совершенно ясно, зачем понадобилось оставлять здесь дракона. Его оставили на случай появления монстра, чтоб он убил монстра, как только тот вылупится. Каким-то образом появление монстра на свет должно было раскрыть временной капкан и выпустить дракона на волю. Так и произошло — чего-чего, а этого отрицать не приходится…

Хортон подумал и продолжил:

— Они, кто б они ни были, заковали дракона во времени специально в ожидании того дня, когда монстр вылупится из яйца. Наверное, они знали, что яйцо снесено, но если так, почему было не отыскать и не уничтожить это яйцо? Если, конечно, оно действительно было снесено. Да если и не яйцо, а что— то иное — зачем такие страсти, к чему было такой огород городить?

— А может, они знали только, что яйцо снесено, но не знали где.

Но дракона поместили на расстоянии меньше мили от…

— Может, они знали место лишь приблизительно. И найти яйцо было для них не легче, чем просеять песчаный пляж сквозь сито. Может, объект поиска был трудноразличим; допустим, яйцо было так замаскировано, что и взглянешь на него прямо — не распознаешь. А может, у них не было времени на поиски. Может, им почему-либо надо было уходить отсюда, и очень спешно, вот они и поместили дракона в склеп, а уходя, перекрыли туннель, чтоб, если что-нибудь не заладится и дракон не сможет прикончить монстра, тот все равно не сумел бы покинуть планету.

И насчет того, что монстр вылупился, — продолжала она, — Мы говорим, что он вылупился, а я не уверена, что это верное слово. Что бы ни вызвало монстра к жизни, это был длительный процесс. Монстр должен был долго развиваться, прежде чем выбраться из холма. Как цикада семнадцатилетняя там, на Земле, — по крайней мере, рассказывают, что была такая цикада семнадцатилетняя[7].

Только монстру, наверное, потребовалось много больше семнадцати лет.

— Никак в толк не возьму, — признался Хортон, — отчего те, кто все это затеял, так страшились монстра, что поставили на него сложную ловушку, замуровав дракона во времени. Спору нет, монстр был рослый и крайне непривлекательный, но Плотояд перервал ему глотку одним ударом, и все тут…

Элейн вздрогнула.

— Он был средоточием зла. Я просто физически ощущала зло, которое от него исходило. А ты? Разве ты сам этого не ощущал?

— Ощущал, — согласился Хортон.

— Не какое-нибудь мелкое зло, какого в жизни навалом: сам знаешь, что в жизни многое чревато мелким злом. Нет, здесь ощущалась такая глубина зла, что и не измеришь. Абсолютное отрицание всего доброго и достойного. Плотояд взял его внезапностью, не дав ему времени собрать всю силу зла воедино. Монстр был свежевылупившийся и еще не пришел в себя, когда попал под атаку. Уверена, если б не это, Плотояду ни за что не удалось бы то, что он сделал…

Следуя изгибу берега, они подошли к крутому гребню, на котором стояли заброшенные дома.

— По-моему, это здесь, — сказала Элейн, — Прямо наверх.

Она принялась карабкаться первой. Оглянувшись, Хортон

приметил на противоположном берегу Никодимуса — расстояние сделало робота совсем игрушечным. Тело Плотояда удалось различить с большим трудом: казалось, оно хочет слиться со своим ложем на голом берегу.