Роберт Хайнлайн - Весь Хайнлайн. Дорога доблести
— Я слышу, — произнес мистер Фарнсуорт, — не спеши.
Он развернул сиденье и стал глядеть вперед, крепко сжимая в руках ручки-держалки.
Следующие несколько минут были исключительно впечатляющими. Мне вспомнилось одно место из «Саги о Ганнибале»: «Если б не честь, я бы выбрал бегство». Мистер Фарнсуорт, видимо, рассматривал каждое столкновение, которое ему удалось предотвратить на расстоянии, легко поддающемся измерению, как нечто противоречащее спортивной этике. Вновь и вновь «мягкое месиво» спасало нас от синяков, а может быть, и от переломов. Снова прозвучал сигнал механического устройства — би-би-бип, но Фарнсуорт рявкнул: «Заткнись! Занимайся своими делами, ая — своими!» И снова подверг нас опасности почти неминуемого столкновения.
Затем мы свернули на узкую, частную, как я решил, дорогу, поскольку въезд на нее перекрывала арка с надписью «КАПРИЗ ФАРНСУОРТА». Мы поехали вверх по склону холма. На вершине холма, прячась среди деревьев, стояли высокие ворота, которые широко распахнулись, когда мы к ним приблизились.
Вот там-то мы и встретились с Кейт Фарнсуорт.
Если вы добрались до этого места в моих мемуарах, то знаете, что я влюблен в свою жену. Это величина постоянная, вроде скорости света, вроде любви Бога-отца. Так знайте же, что вдруг я понял, что могу любить другого человека, другую женщину, нисколько не теряя любви к Маргрете, вовсе не помышляя отнять эту женщину у ее законного мужа, любить без похоти, не стремясь к обладанию ею. Ну, во всяком случае, не очень стремясь.
Встретив ее, я понял, что пять футов и два дюйма — самый идеальный рост для женщины, что сорок лет — ее идеальный возраст, и сто десять фунтов — наилучший вес, и что контральто — прекраснейший регистр для женского голоса. То, что моя любимая не обладала этими качествами, значения не имело; Кейти Фарнсуорт делала вышеуказанные качества идеальными для себя лично, ибо вполне удовлетворялась тем, какова она есть в натуре.
Она наповал сразила меня своим исполненным изящества доказательством истинного гостеприимства, подобного которому я не видел никогда.
От мужа она знала, что мы совершенно голые, он же сказал ей, что мы страшно стыдимся своей наготы. Поэтому она принесла каждому из нас одежду.
Сама же была полностью обнажена.
Нет, не так; это я был голым, она же лишь не одета. Нет, и это не верно. Голая? Нагая? Обнаженная? Раздетая? Нет. Она была одета в свою красоту, подобно праматери Еве до грехопадения. В этом наряде она выглядела столь естественно, что я недоумевал, как у меня могло возникнуть идиотское представление, что отсутствие одежды почти синоним непристойности.
Похожие на створки раковины дверцы машины поднялись, я выбрался наружу и помог выйти Маргрете. Миссис Фарнсуорт уронила все, что держала, обняла Маргрету и поцеловала.
— Маргрета! Будьте как дома, дорогая!
Моя девочка ответила на объятие объятием, и опять на ее глаза навернулись слезы. Затем миссис Фарнсуорт протянула руку мне:
— Рада видеть и вас, мистер Грэхем… Алек.
Я взял ее руку, но не пожал. Я просто подержал ее, как держат драгоценный фарфор, и низко склонился над ней. Я чувствовал, что должен ее поцеловать, но меня не учили, как это делается.
Для Маргреты она приготовила летнее платье цвета глаз моей любимой. Его покрой напоминал о мифологической Аркадии; вполне можно допустить, что такие платья носили дриады. Оно держалось на левом плече, оставляя правое открытым, и охватывало всю фигуру, благодаря большому запаху. Оба края этой простой одежды заканчивались длинными лентами. Та, которая скрывалась под полой, пропускалась сквозь пряжку, что позволяло несколько раз обвить ленту вокруг талии и завязать ленты на правом боку.
Я решил, что такое платье принадлежит, должно быть, к числу безразмерных моделей. На любой фигуре его можно было сделать и облегающим, и свободным — в зависимости от того, как завязать.
Сандалии, которые Кейт принесла для Марги, были тоже голубые, под цвет одежды. Для меня же у нее нашлись мексиканские сандалии «запатос» с отрезанными носками и задниками. Они годятся на любую ногу и в этом отношении сходны с платьем Маргреты, так как все дело в том, как затянуть ремешки. Она дала мне также брюки и рубашку, которые на первый взгляд походили на те, что я купил в Уинслоу в магазине «Второе дыхание», только эти были сшиты на заказ из тончайшей «летней шерсти» и ничуть не напоминали массовую продукцию из дешевых сортов хлопка. Были тут и носки, сидевшие на ноге как влитые, и трикотажные шорты, вполне подходящие по размеру.
Когда мы оделись, то оказалось, что на траве осталась одежда самой Кейт. Только тогда я понял, что она дошла до ворот одетой, разделась уже здесь и ждала нас «одетая» так же, как мы.
Это была истинная вежливость!
Мы оделись, и все сели в машину. Мистер Фарнсуорт немного помедлил, прежде чем включить мотор.
— Кейт, наши гости христиане.
Миссис Фарнсуорт, казалось, пришла в полный восторг.
— Ой, как интересно!
— Вот и я так подумал. Алек! Verb. sap[229]. В этих краях не так уж много христиан. Вы можете свободно выражать свои мысли, разговаривая со мной или с Кейти… Но при чужих вам лучше не афишировать свои убеждения. Вы меня поняли?
— Э-э-э… боюсь, что нет. — Голова у меня шла кругом, а в ушах звенело.
— Ну… закон здесь не воспрещает верить в Христа. В Техасе существует свобода вероисповедания. Однако христианство здесь не слишком популярно, и отправление христианских религиозных церемоний происходит в большинстве случаев, так сказать, в подполье. Хм… если вы захотите войти в контакт со своими единоверцами, я думаю, мы сумели бы отыскать их катакомбы. Верно, Кейт?
— О, я уверена, что мы нашли бы кого-то, кому это известно. Пришлось бы немножко пошевелить своими антеннами.
— Только если Алек попросит, милая. Алек, никакой опасности, что вас побьют камнями, нет. Наш штат — это вам не какое-нибудь деревенское захолустье. Так что особых неприятностей не ждите. Но я не хочу, чтобы моих гостей презирали или оскорбили.
Кейти Фарнсуорт добавила:
— Сибил…
— Ох, ох! Да, Алек, наша дочь — хорошая девочка и вполне цивилизованна, насколько это слово применимо к тинэйджерам. Но она обучается колдовству и только недавно приобщилась к Древней религии. И поскольку она одновременно и прозелит[230], и тинэйджер, то относится к религии чертовски серьезно. Сибил не позволит себе грубить гостям — Кейти воспитала ее достойно. Кроме того, она знает, что в случае чего я с нее шкуру живьем спущу. Однако я был бы вам очень признателен, если бы вы не дали повода для ненужного нервного напряжения. Я уверен, вы знаете: каждый подросток — бомба с часовым механизмом, которая только и ждет, чтобы взорваться.
Маргрета ответила за меня:
— Мы будем очень осторожны. А Древняя религия это что — культ Одина?[231]
У меня просто мороз по коже пробежал. А я ведь и без того чувствовал, что теряю почву под ногами и вряд ли выдержу дополнительный стресс. Однако наш хозяин сказал:
— Нет. Во всяком случае, не думаю. Можете сами спросить у Сибил. Если не побоитесь, что она вас насмерть заговорит; Сибил ведь обязательно попробует обратить вас в свою веру. Жутко настойчивая девица.
Кейти Фарнсуорт добавила:
— Никогда не слыхала, чтобы Сибил упоминала Одина. Обычно она говорит о «богине». Разве не друиды почитали Одина? Право, не знаю. Боюсь, что Сибил смотрит на нас как на парочку ископаемых, а потому не считает нужным обсуждать с нами теологические вопросы.
— Ну и мы не станем заниматься этим сейчас, — подержал ее Джерри, и машина двинулась по дороге.
Особняк Фарнсуортов был длинный, приземистый и не слишком изысканный в архитектурном смысле; зато было в нем нечто такое, что заставляло подумать о неге и изобилии. Джерри остановил машину у подъезда, и мы вышли. Он похлопал автомобиль по крыше, как похлопывают по шее доброго коня. Машина отъехала и завернула за угол дома как раз в ту минуту, когда мы входили в дверь.
Я не стану много говорить о доме, так как, хоть он и был прекрасен и гостеприимен, нет никакой необходимости и никаких особых причин, которые оправдали бы его длинное и подробное описание. Большую часть того, что мы видели, Джерри называл «голограммами». А как их опишешь? Застывшие сны? Трехмерные картины? С вашего разрешения, я скажу: стулья там были настоящие. То же самое относится и к столешницам. До всего остального в этом доме следовало дотрагиваться с осторожностью, убедившись сначала, что предмет, прекрасный как радуга, не является столь же маловещественным, как и она.
Не знаю, как создаются такие фантомы. Может быть, в этом мире законы физики не совсем таковы, как в Канзасе моих юных лет.
Кейт ввела нас в помещение, которое Джерри называл «семейной гостиной» и, увидев которую, он чуть не окаменел.
