Филип Фармер - ФАТА-МОРГАНА 3 (фантастические рассказы и повести)

— Вранье. Они делают вид., что не замечают, чтобы не обижать калеку.

Бэбкок опустил взгляд на свои сплетенные ладони.

— Жалеешь себя? — спросил он.

— Не говори ерунды, — загремел голос. Высокая фигура распрямилась, руки со стиснутыми кулаками медленно поднялись вверх.

— Я заперт в этом. Сижу в нем уже два года, нахожусь в нем, когда засыпаю и когда просыпаюсь. Бэбкок смотрел на него снизу.

— А чего бы ты хотел? Подвижного лица? Дай нам двадцать лет, может, даже десять, и мы решим эту проблему.

— Не в том дело.

— А в чем?

— Я хочу, чтобы вы ликвидировали косметический отдел.

— Но ведь это…

— Выслушай меня. Первая модель выглядела как портновский манекен, и вы работали восемь месяцев, чтобы построить новую. Эта похожа на свежего покойника. Ваша цель — как можно более уподобить меня человеку. Постепенно совершенствуя очередные модели, вы дошли бы до такой, которая могла бы курить сигары, развлекать дам, играть в кегли, и люди ничего бы не подозревали. Это вам никогда не удастся, а если даже удастся, то зачем?

— Позволь подумать… Что ты имеешь в виду? Металл? — Конечно, и металл, но не в нем дело. Я имею в виду форму, функциональность. Подожди минутку.

Высокая фигура прошла через комнату, открыла шкаф и вернулась с рулоном бумаги.

— Взгляни на это.

Рисунок изображал вытянутую металлическую коробку на четырех суставчатых ногах. На одном конце коробки размещалась небольшая головка в виде грибка на гибком пруте и пучок рук, заканчивающихся зондами, буравами, держателями.

— Для работы на Луне.

— Слишком много рук, — сказал Бэбкок. — Как ты будешь…

— Нервами лицевых мышц. Их много. Или вот это (другой рисунок.) Контейнер, подключенный к пульту управления космического корабля. Космос — идеальное место для меня. Стерильная атмосфера, малая гравитация, я могу добраться туда, куда человек не доберется, и сделать то, чего человек не сможет никогда. Там я могу быть полезен, а сидя здесь — я миллиардная дыра в бюджете.

Бэбкок потер глаза.

— Почему, ты ничего не говорил раньше?

— Да вы все помешались на протезировании. Сказали бы мне, чтобы я не вмешивался.

Бэбкок дрожащими руками скрутил рисунки.

— Честное слово, это может решить вопрос, — сказал он. — Вполне возможно.

Он встал и направился к двери.

— Держись, Джим.

Оставшись один, он вновь надел маску и постоял немного не двигаясь, вслушиваясь в легкий, ритмичный шум помп, щелчки переключателей и клапанов; он чувствовал, что там, внутри у него, холодно и чисто. Нужно признать, что это ему обеспечили: освободили от всех потрохов, заменив их механизмами, которые не кровоточат, не текут и гноятся. Он подумал о том, как обманул Бэбкока. «А почему обманывают больного раком?» Они все равно не смогут этого понять.

Он сел за чертежную доску, прикрепил чистый лист бумаги и начал рисовать карандашом машину для исследования Луны. Закончив машину, начал набрасывать кратеры и фон. Карандаш двигался все медленнее, наконец он с треском отложил его.

Нет желез, выделяющих в кровь адреналин, значит, он не испытывает ни страха, ни ярости. Его освободили от всего этого — от любви, от ненависти, — но забыли об одном чувстве, на которое он еще способен.

Синеску с черной щетиной бороды, пробивающейся сквозь толстую кожу. Созревший угорь возле носа.

Чистый и холодный лунный пейзаж… Он снова взял карандаш.

Бэбкок со своим приплюснутым, красным носом, с гноем в уголках глаз и остатками пищи между зубами.

Жена Сэма с малиновой кашицей на губах. Лицо в слезах, капелька под носом. И этот проклятый пес с блестящим носом и мокрыми глазами…

Он повернулся. Пес был здесь, сидел на ковре, с висящего розового языка капала слюна. (Снова оставили двери открытыми!) Схватив металлическую рейсшину, он взмахнул ею как топором. Пес коротко взвизгнул, — когда металл раздробил его кости. Один глаз заполнился кровью, пес дергался в конвульсиях, оставляя на ковре темные пятна, а он ударил еще и еще раз.

Маленькое тельце скорчившись лежало на ковре, окровавленное, с ощеренными зубами. Он вытер рейсшину бумажным полотенцем, вымыл ее в раковине водой с мылом, вновь вытер и положил на место. Потом взял лист ватмана, развернул на полу и подсунул под тело собаки, стараясь как можно меньше пачкать ковер. Подняв труп щенка, он вышел с ним на террасу, открыв дверь плечом. Выглянул через перила. Двумя этажами ниже бетонная крыша с трубами. Никто не смотрит. Он сбросил собаку с бумаги, и та полетела вниз ударилась о трубу, оставив на ней красную полосу. Вернувшись в комнату, он выбросил бумагу в мусоропровод.

Пятна крови были на ковре, на ножках столика и на его брюках. Он вытер их водой и бумажными полотенцами, потом снял одежду, внимательно осмотрел и бросил в прачечную. Вымыл раковину, вымылся сам дезинфицирующим средством и надел чистую одежду. Войдя в пустую квартиру Сэма, оставил дверь на террасу открытой и вернулся к себе.

Чистый и холодный, снова сел за чертежную доску. Ему вдруг вспомнился сон, который он видел сегодня утром: скользкие почки лопаются серые легкие кровь и волосы шнуры кишок покрытые желтым жиром и этот смрад как из уборной а он переправляется через какой-то вонючий желтый поток и…

Он начал рисовать тушью, сначала тонким стальным пером, потом нейлоновой кисточкой.

…поскользнулся и падал не в силах остановиться погружался в вязкое месиво все глубже не в силах шевельнуть ни рукой ни ногой как парализованный и напрасно хотел закричать хотел закричать хотел закричать…

Машина карабкалась по склону кратера, руки ее были вытянуты, голова откинута назад. Вдали виднелась скальная стена, горизонт, черное небо и звезды, как булавочные головки. Это был он там, на Луне, но еще слишком близко, ведь над головой, как гнилой плод, нависала Земля — голубая от плесени, сморщенная, струящаяся, кишащая жизнью.

Р.Лафферти. Медленная ночь со

вторника на среду

(Перевод с англ. И.Невструева)

Нищий преградил путь молодой паре, медленно идущей вниз по ночной улице.

— Сохрани нас этой ночью, — оказал он, взмахнув перед ними шляпой. — Добрые люди, не могли бы вы дать мне в долг тысячу долларов? Я хочу восполнить потерю своих капиталов.

— Я давал тебе тысячу в прошлую пятницу, — напомнил молодой человек.

— Действительно, давал, — согласился нищий. — А я около полуночи вернул тебе через посланца в десять раз больше.

— Правда, Джордж, так оно и было, — сказала молодая женщина. — Дай ему их, дорогой. По-моему, это порядочный человек.