Дело совести (сборник) - Блиш Джеймс Бенджамин
— И сколько это будет стоить? — спросил Джек Гинзберг.
— Ну, скажем, около восьми миллионов. На сей раз только чистый гонорар, поскольку особых дополнительных расходов, вероятно, не будет. А если и будут, я возьму их на себя.
— Очень любезно, — ехидно заметил Джек. Уэр не обратил внимания на его сарказм.
Бэйнс сделал вид, будто обдумывает поставленные условия, но он был вполне доволен. Убийство доктора Штокхаузена являлось лишь повторным испытанием и не имело такого важного значения, как смерть губернатора Рогана, но зато затрагивало совсем другую социальную сферу. «Консолидейтед Варфэр Сервис» получала вполне реальную выгоду, и Бэйнсу не пришлось придумывать какой-то мотив, который мог вызвать у Уэра дополнительные — и преждевременные — вопросы; и, наконец, возражения, выдвинутые Уэром, хотя отчасти и неожиданные, полностью соответствовали тому, что волшебник говорил прежде, его стилю, его характеру, несмотря на всю очевидную сложность этого человека.
Вот и хорошо, Бэйнс любил таких интеллектуалов и хотел бы иметь их побольше в своей организации. Они все отличались своего рода фанатизмом и в самый решающий момент предоставляли удобный случай управлять ими. Уэр пока еще не обнаружил свое слабое место, но обнаружит, обязательно обнаружит.
— Согласен, — сказал Бэйнс после не более чем двух секунд притворного колебания. — Однако я хочу наполнить вам, доктор Уэр, что одним из моих условий является пребывание здесь доктора Гесса. Я хочу, чтобы вы позволили ему наблюдать за вашими действиями.
— О, с удовольствием, — ответил Уэр с улыбкой, которая немного встревожила Бэйнса; она казалась фальшивой, даже приторной, хотя Уэр достаточно владел собой, чтобы при желании скрыть эту фальшь.
— Я уверен, ему понравится. Вы все можете наблюдать, если хотите. Я, пожалуй, приглашу даже отца Доменико.
8На следующее утро доктор Гесс прибыл точно в назначенное время, чтобы осмотреть рабочую комнату и оборудование. Приветствовав его деловым кивком («Чепуха, какая чепуха!» — пронеслось в голове у Гесса) Уэр подвел его к тяжелым парчовым шторам своего кабинета, за которыми оказалась массивная окованная медью дверь, очевидно, из кипарисового дерева. Огромный дверной молоток был украшен изображением лица, напоминавшего трагическую маску, только глаза имели кошачьи зрачки.
Гесс считал, что подготовился ко всему и ничто не способно его удивить, и все же он поразился, когда после прикосновений Уэра лицо на дверной ручке изменило выражение, несильно, но достаточно заметно. Очевидно, предвидя изумление Гесса, Уэр, не оборачиваясь, пояснил:
— Тут, пожалуй, нечего воровать, но если какой-нибудь предмет будет похищен, мне придется потратить много сил, чтобы заменить его новым, хотя вор не получит никакой выгоды. К тому же существует проблема осквернения — одно невежественное прикосновение может свести на нет труд многих месяцев. В этом отношении моя рабочая комната подобна микробиологической лаборатории. А Страж ее охраняет.
— Да, для вас нет магазина запасных частей, — согласился Гесс, приходя в себя.
— Нет, и не может быть даже теоретически. Чародей должен делать все сам — теперь это не так просто, как в средние века, когда изготовление своих инструментов было привычным делом для большинства образованных людей. Пойдемте.
Дверь открылась, словно кто-то тянул ее изнутри, медленно и бесшумно. Сначала Гесс лишь увидел красноватый полумрак, но Уэр нажал на выключатель, послышался шелест, напоминающий журчание воды, и комнату залил солнечный свет.
Гесс понял, почему Уэр выбрал именно это здание, а не какое-нибудь другое. Комната представляла собой грандиозный обеденный зал в сьенском стиле, в лучшие времена здесь, очевидно, пировало десятка три аристократов. Другого такого огромного зала не нашлось бы в Позитано, хотя сам дом не отличался большими размерами. Сквозь окна, расположенные под потолком вдоль всех четырех стен, лился солнечный свет. С карнизов свешивались монотонные занавеси из красного вельвета. Они-то и шелестели, раздвигаясь, когда Уэр нажал на выключатель.
В дальнем конце комнаты находилась другая дверь, широкая и также закрытая шторами; Гесс предположил, что она вела в кладовую или на кухню. Слева от нее стояла средних размеров современная электрическая печь, и рядом — наковальня с молотом, который выглядел, пожалуй, слишком тяжелым для Уэра. С другой стороны от печи стояло несколько маркированных лоханей, очевидно, служивших для закалки металла.
Справа от двери располагался черный химический стол, оснащенный водопроводными кранами и раковинами, а также трубами для светильного газа, вакуума и сжатого воздуха; Уэр, очевидно, устанавливал для них собственные насосы. Над столом на задней стене крепились полки с реактивами; справа на колышках в боковой стене сушилась стеклянная посуда и висели резиновые трубки.
У этой же стены ближе ко входу стояла кафедра, на которой лежала огромная книга в красном кожаном переплете с застежками. Обложку украшал какой-то тисненый золотой рисунок, но Гесс не мог его разобрать издали. По обе стороны от кафедры находились два подсвечника с толстыми свечами, уже явно долго использовавшимися, хотя на всех стенах висели электрические лампы с абажурами и еще одна, настольная, лампа стояла на письменном столе рядом с кафедрой. Тут лежала и другая книга, меньшего формата, но почти такая же толстая. Гесс узнал ее сразу: «Руководство по химии и физике», сорок седьмое издание, вещь столь же обычная в лабораториях, как пробирка. Здесь были и гусиные перья с роговыми чернильницами.
— Теперь вы можете видеть, что я подразумевал под изготовлением инструментов, — сказал Уэр. — Конечно, я разбиваю много посуды — как любой обычный химик. Но если мне, к примеру, нужен новый меч, — он показал на электрическую печь, — я должен выковать его сам. Я не могу купить его в лавке антиквариата. И это немалая работа. Как сказал один современный писатель, единственным приемлемым символом острого меча является острый меч.
— М-м, — произнес Гесс, продолжая оглядываться по сторонам. У левой стены напротив кафедры стоял длинный массивный стол. На нем были аккуратно разложены разные предметы размером от шести дюймов до трех примерно футов, плотно завернутые в красный шелк с какими-то надписями — Гесс не разобрал их. На стене возле стола висел шкафчик для мечей. Обстановку довершали несколько стульев; похоже, Уэр редко работал сидя. На паркетном полу в средней части комнаты еще оставались полустертые следы цветного мела — Уэр недовольно покосился на них.
— Завернутые инструменты уже приготовлены к работе, и я лучше не стану их разворачивать, — сказал волшебник, подходя к шкафчику с мечами. — Но у меня, конечно, есть запасные, и их я вам покажу.
Он открыл дверцу шкафчика, и Гесс увидел набор клинков, расположенных по размеру, — всего тринадцать. Некоторые из них были, несомненно, мечами; другие скорее напоминали сапожный инструмент.
— Порядок их изготовления тоже имеет значение, — продолжал Уэр, — потому что, как вы видите, большинство из них снабжено надписями, и важно, какой инструмент их делает. Таким образом, я начал с инструмента без надписи, вот этого, он называется боллин, или серп, и применяется чаще всего. Ритуалы бывают разные, но тот, который я использую, нужно начинать с девственной сталью. Она накаляется трижды и погружается в смесь сорочьей крови и сока травы, именуемой «фуароль»[80].
— «Primorium verum» советует использовать кровь крота и сок очного цвета, — заметил Гесс.
— О, вы кое-что читали. Я пробовал, но лезвие получается не очень хорошим.
— Я думаю, вы получили бы лучшее качество режущей кромки, если бы определили действующие компоненты и использовали их. Вспомните: дамасскую сталь закаливали, погружая ее в тело раба. Это действовало, но современные закаливающие составы гораздо эффективнее, и в вашем случае не потребовалось бы постоянно ловить множество животных.
