Орсон Кард - Игра Эндера. Голос тех, кого нет
— Корнерой велик? — спросил Эндер.
— Я говорю «да», — отозвался Человек. — Он мой отец. Его дерево не старейшее и не самое толстое в лесу, но никто не помнит, чтобы какой-нибудь другой отец принес столько детей в такой короткий срок.
— В каком-то смысле все его дети — это все еще часть его самого? Чем больше детей он зачинает, тем более славным становится?
Человек медленно кивнул.
— И чем больше ты сделаешь в своей жизни, тем сильнее прославишь своего отца, правильно?
— Если дети совершают великие дела — да, это огромная честь для отца.
— Но разве нужно тебе уничтожать остальные великие деревья для вящей славы твоего отца?
— Все не так, — возразил Человек. — Все великие деревья — отцы племени. И все малые деревья — братья.
Но Эндер заметил, что Человек не так уверен, как раньше. Он сопротивлялся идеям Эндера, потому что они были чужды ему, а не потому, что считал их неправильными или непонятными. Он начинал осваивать их.
— Посмотри на жен, — продолжал Эндер. — У них нет своих детей. Они не могут быть великими подобно твоему отцу.
— Голос, но ты же знаешь, что они — выше всех. Все племя слушается их. Когда они хорошо правят нами, племя процветает, когда племя умножается, жены становятся сильней.
— Несмотря на то что никто из вас не приходится им сыном.
— Как же это может быть?
— И все же вы создаете их власть и величие. Они вам никто — не мать, не отец, и все же они растут, когда растете вы, и процветают, когда процветаете вы.
— Мы все — одно племя…
— Но почему вы — одно племя? У вас разные отцы, разные матери.
— Потому что мы — племя! Мы живем вместе здесь, в лесу, мы…
— Если чужой свинкс из другого племени придет и попросит права остаться и быть вашим братом…
— Мы никогда не сделаем его отцом!
— Но вы попытались сделать это с Пипо и Либо!
Человек тяжело дышал.
— Я вижу, — сказал он. — Они были частью племени. Пришли с неба, но мы приняли их как братьев и пытались сделать отцами. Племя — это то, что мы считаем племенем. Если мы говорим, что племя — это все малыши в лесу и все деревья леса, значит, так оно и есть. Даже если половина древних деревьев — павшие воины другого племени. Мы стали одним, потому что сказали: мы одно.
В душе Эндер восхищался этим маленьким раман. Очень немногие люди могли воспринять эту идею, а тем более распространить ее за узкое определение племени, семьи, нации.
Человек зашел Эндеру за спину, прислонился к нему. Эндер почувствовал его дыхание на своей щеке, а потом Человек прижался к нему щекой. Теперь они смотрели в одном направлении, Эндер понял.
— Ты видишь то же, что и я.
— Вы, люди, вырастете, сделав нас частью себя. Люди, свинксы, жукеры — вместе раман. Тогда мы — одно племя, и наше величие принадлежит вам, а ваше — нам. — Эндер почувствовал, как Человек дрожит. — Вы показали нам, теперь мы должны открыть путь другим племенам. Как одно племя — все вместе. Мы поможем им расти. И будем расти с ними.
— Вы можете посылать учителей, — предложил Эндер. — Братья пойдут в другие племена, обретут третью жизнь в других лесах, там вырастут их дети…
— Это странно, тяжело будет объяснить все женам, — посетовал Человек. — Или вовсе невозможно. Их мозг работает совсем не так, как мозг братьев. Брат может думать о сотне разных вещей. Но жена думает только об одном: что хорошо для племени, или еще проще: что хорошо для детенышей и маленьких матерей.
— Можешь ты заставить их понять? — спросил Эндер.
— Много лучше, чем ты, — ответил Человек. — Но, возможно, у меня тоже не получится.
— Не думаю.
— Ты пришел, чтобы заключить договор между нами, свинксами этого племени, и вами, людьми, живущими на этой планете. Люди других миров не признают этого договора, да и свинксы других лесов не подчинятся ему.
— Мы хотим заключить такой же договор со всеми свинксами.
— И согласно этому договору вы, люди, обязуетесь научить нас всему, что знаете?
— Так быстро, как только вы сможете учиться.
— Отвечать на все вопросы?
— Если нам известны ответы.
— Так! Если! Это не слова для договора! Дай мне прямой ответ, Голос Тех, Кого Нет! — Человек встал, оторвался от Эндера, прошел вперед, чуть наклонился, чтобы посмотреть ему — сверху вниз — прямо в глаза. — Обещай научить нас всему, что знаешь!
— Обещаю.
— И обещай также вернуть к жизни Королеву, чтобы она помогала нам.
— Я верну ее к жизни. Но вам придется заключать с ней отдельный договор. Она не подчиняется законам людей.
— Ты обещаешь дать ей новую жизнь вне зависимости от того, поможет она нам или нет?
— Да.
— Ты обещаешь повиноваться нашему закону, когда находишься в лесу? И ты согласен, что на землю прерий, необходимую нам, тоже будут распространяться наши законы?
— Да.
— И вы вступите в войну со всеми остальными людьми на всех звездах, чтобы защитить нас и открыть нам путь в космос?
— Уже.
Человек расслабился, отступил, снова уселся на землю. Провел по ней пальцем черту.
— Чего ты хочешь от нас? — спросил он. — Мы будем подчиняться вашим законам в городе и на ваших землях в степи.
— Да.
— Вы не хотите, чтобы мы шли на войну.
— Да.
— И это все?
— Еще одно.
— То, что ты просишь, совершенно невозможно, — сказал Человек. — Поэтому вреда не будет, если попросишь и еще.
— Третья жизнь, — начал Эндер. — Когда она начинается? Когда вы убиваете свинкса и он потом превращается в дерево, не так ли?
— Первая жизнь проходит внутри материнского дерева, где мы никогда не видим света, слепо едим мясо наших матерей и пьем соки дерева. Вторая жизнь начинается, когда мы выходим под сень леса и живем в сумерках — бегаем, карабкаемся, ходим, а еще смотрим, поем, разговариваем и делаем вещи своими руками. А в третьей жизни мы тянемся к солнцу и пьем его, мы поднимаемся наконец к полному свету, движемся только под ветром, только думаем и иногда, когда братья барабанят по стволу, говорим с ними. Да, это и есть третья жизнь.
— У людей нет третьей жизни.
Человек ошарашенно посмотрел на него.
— Когда мы умираем, даже если вы сажаете нас, ничего не вырастает. Не получается дерева. Мы не пьем солнце. Когда мы умираем, мы мертвы.
Человек перевел взгляд на Кванду.
— Но вторая книга, которую ты дала нам, все время говорит о жизни после смерти и новом рождении.
— Но мы живем не как деревья, — ответил Эндер. — Ты не можешь прикоснуться к нам или поговорить с нами.
— Я не верю тебе, — сказал Человек. — Если это правда, зачем Пипо и Либо заставили нас посадить их?
Новинья опустилась на колени рядом с Эндером, касаясь его, нет, прижимаясь к нему.
— Как они заставили вас? — спросил Эндер.
— Они принесли великий дар и добились высокой чести. Человек и свинкс, вместе. Пипо и Мандачува, Либо и Листоед. Мандачува и Листоед думали, что завоевали третью жизнь, но Пипо и Либо не согласились. Они настояли на том, чтобы получить дар самим. Зачем они делали это, если у людей нет третьей жизни?
Тут зазвучал дрожащий голос Новиньи:
— Что они должны были сделать, чтобы дать третью жизнь Мандачуве и Листоеду?
— Посадить их, конечно, — удивился Человек. — Ну, так же, как сегодня.
— А что сегодня? — потребовал Эндер.
— Ты и я, — расплылся в улыбке Человек. — Человек и Голос Тех, Кого Нет. Если мы заключим договор, если жены и люди придут к соглашению, это будет славный день, великий день. А потому ты дашь мне третью жизнь. Или я дам ее тебе.
— Собственной рукой?
— Конечно же. Если ты не пожелаешь воздать мне честь, я должен буду воздать тебе.
Эндер вспомнил картину, которую видел впервые всего две недели назад: Пипо, вскрытый и выпотрошенный, распластан на склоне холма.
— Человек, — начал Эндер, — худшее преступление, которое только может совершить один из людей, — убийство. И самый худший способ совершить его — это взять живое существо и резать его, пока оно не умрет от боли и потери крови.
И снова Человек застыл неподвижно, пытаясь вникнуть в смысл сказанного.
— Голос, — наконец заговорил он. — Мой разум видит только два пути. Если люди не знают третьей жизни, значит, посадить их — это убить, навсегда. Мы думали, Пипо и Либо оставляли себе лучшую долю и обделили Листоеда и Мандачуву, лишив благодарности за их деяния. Мы думали, вы, люди, пришли из-за ограды на склон и вырвали их из земли прежде, чем они успели пустить корни. Мы думали, это вы совершили убийство, когда унесли Пипо и Либо. Но теперь я понимаю, что все было по-другому. Пипо и Либо не могли даровать Мандачуве и Листоеду третью жизнь, потому что это для них выглядело как убийство. А потому им легче было согласиться на собственную смерть, чем убить одного из нас.