Алексей Корепанов - Обыкновенная прогулка

В груди болело. Он уперся руками в мокрый вишневый капот.

– Ну и что?

Он не ждал ответа – ведь Летящие звезды не разговаривают с людьми.

– Я ищу Эльзору, – ответила она. Ответила, словно пропела три слова из неведомой песни.

– Зачем?

Он с сожалением подумал, что сейчас она исчезнет и придется ехать дальше, к надежному наркозу города.

– Я очень давно ищу Эльзору, – зазвучала печальная музыка, складываясь в сознании в слова. – Очень давно. Все должны найти Эльзору. Где она?

– Эльзора... Наверное, там же, где Эльдорадо. Даже названия похожи.

– Не понимаю... Не понимаю, – пело белое облако с ошеломляюще человеческим лицом. – Я сбилась с пути и очень давно ищу Эльзору. Где она?

Он подумал с тоской, внезапно резанувшей по сердцу, что задремал за рулем и надо как можно быстрее затормозить. Пока не случилась беда...

– Я не знаю, – устало ответил он.

А облако пело и пело о долгих скитаниях, о холоде космоса и теплом дыхании далеких планет. О том, как тяжело и грустно искать, искать непрерывно и долго, искать и не находить. О том, что нужно искать. Что нужно, обязательно нужно найти, найти, найти...

Он слушал и думал, что когда-то она уже была здесь и пела великому итальянцу о неведомой Эльзоре и тот тоже не смог ничего ответить.

Голос пел о безмерных пространствах и временах, о безднах бездонных и пустынной пустоте – и летели, летели в серое утро красные лепестки, порхали из белого облака, падали на асфальт и таяли...

Найти, найти, найти... Найти, преодолев бездонные бездны и пустынную пустоту. Найти.

Лепесток упал возле него. Он вздохнул и спросил, бросил в серое утро безнадежные слова, остро ощущая всю неисчерпаемую их безнадежность, нагнулся и поднял лепесток.

– Ты – Летящая звезда?

Он спросил, и поднял лепесток, и на миг отвел глаза от той, что являлась когда-то Джорджоне.

Потом еще раз обвел взглядом поля и тихое шоссе и вновь вздохнул. На дороге не было никого, а пальцы сжимали обыкновенную травинку.

Было серое пустынное небо, было мокрое пустынное шоссе и была невзрачная травинка, выросшая здесь одним забытым весенним утром.

– Ты – Летящая звезда? – шепнул он и прислушался.

С неба деловито сеял обычный дождь – и он открыл дверцу, чтобы продолжить путь.

Марсианские пески погребли Аэлиту, в морских глубинах покоилась Бегущая по волнам и не было в бесконечном небе никакой Летящей звезды...

И все-таки он обернулся напоследок. Обернулся – и замер. У ног его тлело в мокрой траве красное пламя.

...Он очень долго не сводил глаз с лепестка, боясь, что угаснет огонь, потом подставил лицо под дождь и улыбнулся серому небу.

*

Эдгар поднял голову и улыбнулся безмятежному утреннему небу. Солнце старалось вовсю за себя и за умчавшуюся в космические глубины Немезиду, и не его вина, что не пришло еще время жаркого лета. В общем-то, приближалась зима. Солнце выгнало в парк жизнерадостных молодых мам с разноцветными колясками, веселых юношей в джинсах, куртках, мохнатых шарфах и вязаных спортивных шапочках с надписью «adidas», степенных пенсионеров и тех, кому за тридцать. Зажужжали машинки на аттракционе «Автодром», нехотя закрутилось «чертово колесо», заскрипели качели, из репродукторов понеслась песня о миллионе алых роз, пришла в действие железная дорога с маленьким, но вполне настоящим локомотивом, защелкали выстрелы в тире. Забегали по дорожкам малыши, то и дело падая на мокрый гравий.

Эдгар встал со скамейки, намереваясь проследить дальнейший путь недавнего похмельного соседа. Кстати, Эдгар только кажется несколько... н-ну... пассивным, что ли. Как бы созерцателем. Просто день субботний, соблюдается соответствующая заповедь и Эдгар совершает прогулку.

Обыкновенную прогулку.

Так что не будем по одному только дню судить о личности того, кого мы условились называть Эдгаром. Просто так уж получается, что нам выпало видеть только одну грань. Одно измерение.

Погребок располагался возле парка под фотоателье. Те, кто не желал с утра прогуливаться в парке культуры и отдыха, отдыхали в погребке. Погребок назывался «Погребок» и действительно находился в погребке, являя собой хороший пример единства символа и сущности. А ведь любой из нас без труда может вспомнить не один десяток заведений с названиями типа «Пингвин», «Маяк», «Весна», «Солнце», «Ивушка», «Рассвет», «Ромашка», «Полет» и проч. и проч., суть которых находится в вопиющем несоответствии с каждым из вышеперечисленных названий.

У «Погребка» было отнюдь не безлюдно. Стояли группками, курили, обсуждали шансы московского «Спартака», перспективы затянувшегося ирано-иракского конфликта, говорили о неурядицах на работе, сообщали последние сведения о реликтовом гоминоиде, делились мыслями о Бермудском треугольнике, рассуждали о вероятности нахождения инопланетного космического корабля в снежном ядре приближающейся кометы Галлея.

День был субботним, погода благоприятствовала – вот и толковали о том, о сем, временами ныряя в «Погребок» добавить пива.

Эдгар потянул за массивное кольцо, врезанное в дверь «Погребка», и спустился по лестнице в его глубины. Глубины были впечатляющими: стены, расписанные под красный кирпич, нарисованный камин, широкие деревянные столы и полки для кружек, вмурованные в стены керамические посудины для цветов, длинная стойка о трех кранах – для отпуска в кружки заведения, для отпуска в свою тару и для самодолива, устрашающие таблички «не курить», «приносить и распивать спиртные напитки строго запрещается», «лица в рабочей одежде не обслуживаются», «пиво отпускается только в комплекте с закуской» и т. д., пирамиды кружек на подносах, портативный телевизор под боком у продавца и сам продавец – роскошный лысый красавец двухметрового роста в белом халате, небрежно жонглирующий кружками, бумажными денежными знаками, закуской и разменной монетой.

В «Погребке» витал гул голосов. Стояли, облокотившись о полки, сорили рыбьей чешуей, глотали пиво, смеялись, ходили повторять – в общем, совершали тот чертовски сложный ритуал, который кроется за простыми на первый взгляд словами «попить пивка».

Эдгар получил кружку пива и двинулся вдоль столов, выискивая свободное место. И, конечно, увидел Похмельную Личность, попросившую давеча закурить. Личность приветливо махнула полупустой кружкой и подвинулась, освобождая пространство. И претендуя тем самым на занятие времени. Эдгар последовал приглашению.

Впрочем, личность была уже не похмельной, а просто небритой. Печать муки растаяла под действием пива, как тает восковая печать под лучами солнца.

Как тают восковые печати Эдгар, признаться, никогда не видел, но предполагал, что так вот они и тают.