Владимир Булат - Медный век

Мормон слушал с открытым ртом и выражением некоторого сомнения на лице.

В тот же самый день Игорь ехал на новое местожительство. Его бричка, размером с небольшую комнату в коммуналке, только что форсировала истоки Воронежа на самом юге Рязанской губернии и остановилась на ночлег на высоком холме. Садилось солнце, трещали кузнечики, слева расстилалось бескрайнее поле с высокой скирдой. Крестьянки с высоко поднятыми граблями шли к соседней деревне, пели песню, но слов было не разобрать. Следовало поехать вслед за ними, попроситься на ночлег к старосте и провести беспокойную ночь среди закашливающихся в плаче детей, мяучащих кошек, злого собачьего лая и скрипа половиц, но вырвавшийся из каменных джунглей большого города молодой человек желал окунуться в глубину России, ощутить эти бескрайне-былинные просторы, это высокое небо, эти тихие уединённые опушки, где современная карета на рессорах и с фонарём на крыше выглядит безнадёжным анахронизмом рядом с камнем у трёх дорог или избушкой на курьих ножках.

Справа начинался вековой бор, переходящий в болото, и замшелые камни замерли в ожидании ночи, когда под комариный писк в укромных местах зажгутся синие огоньки, а суеверный путник, вспоминая песни Высоцкого, будет спешить к огням цивилизации, не оглядываясь на коварные тени, где поют русалки, и горе путнику, если не знает он заклинания от такой напасти: надо на вопрос русалки "Петрушка или полынь?" сказать "Полынь", тогда она загрустит и скажет "Так брось её на тын", а если скажешь "Петрушка", она захохочет "Ах, ты моя душка!" и защекочет насмерть.

Случилось так, что Игорь не знал России, прожив почти всю жизнь на её как и все парадоксы верный - окраине. Что говорить о его супруге, которая в данный момент обрывала листочки с ветки рябины и никогда не выезжала за пределы Петербурга. Для неё расстилающиеся дороги приобретали фантастические траектории, когда взобравшись на высокую гору можно - как в романе Гарсия Маркеса - обозреть пол-России: и златоглавую Москву с восстановленным Храмом Христа Спасителя, на паперти которого Лужков по праздничным дням раздаёт собственноручно милостыню, и патриархальный мир городков Заволочья, где сосновые срубы у речных причалов завалены солёной рыбой, и пахнет смолой и брусникой, и Волгу с бурлаками, тянущими в разных местах огромные баржи, хотя каждый день кого-то из артели хоронят под заунывную пьяную песню, и золотые степи юга с межевыми столбами на краю поля, а дальше лощина и озеро, где казачьи дети купают коней, а на холме появляются визжащие от ярости и азарта чеченские ваххабиты, и казачата постарше с гиком бросаются к ружьям, и залпы чредуются с падением потных коней, а в горных аулах в каменных домах с башнями гордые девушки в бешметах оплакивают погибших во имя Аллаха и Свободной Ичкерии.

Возница и он же охранник с карабином за плечами распряг и стреножил лошадей, спустил с козел сторожевую собаку-добермана и стал разводить костёр. Игорь проводил последние лучи заходящего за поросший лесом далёкий холм солнца и залез в бричку. В её просторном помещение едва могли уместиться молодожёны на узком ложе прямо на полу, а всё остальное пространство загромождали вещи: книжный шкаф, набитый до отказа, сундуки с одеждой, всевозможная утварь, известная карта мира - вещи неповторимые либо же непродаваемые, без которых не обойтись в первые дни на новом месте. Даже заветная коллекция уже в числе тридцати одной бутылочки (добавились светлый коньяк "Курвуазье", водка "Финнмарк" и шотландский виски) благополучно проделала половину пути, в особой шкатулке, завёрнутая в толстый бархат. Лиля готовила скромный ужин, нарезая колбасу и омывая во избежание сальманелёза яйца в мисочке.

Потом она сидела на большом белом камне, случайно приблудившемся к костру, с загорелым за последние дни, обветренным лицом и рассказывала, как её сестра мечтала в юности стать океанографом, как изъездила весь Дальний Восток, ныряла с аквалангом, беседовала с каланами и однажды просидела три дня на небольшом необитаемом острове близ Южно-Сахалинска. Возница никогда в жизни не видел моря и только качал головой, слушая рассказы бронзовокожей блондинки. Он тщетно пытался представить большое озеро без конца и края, но в сознании упрямо всплывал пруд его родной деревни на Тамбовщине, и галдящая стая уток, которых мальчишки ловят на грубую нитку с салом.

Игорь залюбовался женой. Будучи проездом в Москве, они купили в аптеке новый лакмус-определитель беременности, и оная подтвердилась. Ребёнок мальчик, как гарантировал Игорь, - должен был увидеть свет к концу февраля 2004 года. В популярной брошюре гиппократовой школы наш герой вычитал, что задать пол ребёнка достаточно просто: следует точно вычислить чётные и нечётные дни женского цикла - в нечётные зачинаются мальчики, в чётные - и в этом усматривалось влияние пифагорейцев на процесс деторождения - девочки. Самое сложное в этом процессе - сами вычисления; ведь редкий цикл имеет чёткий распорядок, да и грань между днями условна: к какому дню, например, относить четыре часа утра - идеальный момент для зачатия с точки зрения французских сексопатологов?

Игорь на обратном пути успел заехать в Краснодар: дядя уж два с половиной года как умер, но тётя, преподававшая в том же университете высшую математику, оказала ему самый радушный приём и всячески зазывала преподавать на кафедру социологии. С точки зрения ректора, желавшего выдать замуж свою не очень симпатичную дочь, женатость Игоря выглядела явным недостатком, но по всем другим вопросам они нашли общий язык. Игорь написал заявление, пообещал передать несколько трудов в академический альманах и заодно сторговался с чудаковатым армянином насчёт покупки дома - здесь это стоило неправдоподобно дёшево.

Игорь Иванович пожал плечами, когда Игорь повторил свою просьбу, и лишь сказал: "Каши маслом не испортишь". Впрочем, Академия Наук дала Игорю Сергеевичу Сергееву экспедиционное задание - составить доклад о религиозных группах и конфессиях в Кавказском генерал-губернаторстве, а особо обратить внимание на тоталитарные секты и так называемые новые религии. А всевозможные сведения стали попадаться ему ещё в пути.

Деревня белокриницких старообрядцев под Бологое в ответ на назойливые приставания торговцев гербалайфом заманила нескольких человек; они расположились на ночлег в старом сарае, а глубокой ночью сарай был сожжён дотла со всеми агентами. Начальник райотдела милиции - баптист в силу давней вражды к саентологам, чьей дочерней фирмой без сомнения является гербалайф, оформил пожар как несчастный случай, а на запрос из Москвы о судьбе пропавших без вести агентов по распространению гербалайфа лаконично отписал: "Выехали в неизвестном направлении". Впрочем, фирма не очень-то разыскивала своих колумбов.