Наталия Мазова - Янтарное имя

Арбалет об колено разбил,

Сделал круглым меня идиотом

И в Патруль добровольно вступил...

- А ты все так же пытаешься составить свою карту миров? спросил Гинтабар, когда Доннкад завершил песню.

- И немало в этом преуспел, - довольно кивнул тот. - Есть в нашем изгнании и кое-что положительное - теперь, когда на мне не висят эти несчастные владения, которыми надо заниматься, я куда больше свободен в своих передвижениях. Уже набросал сетку зон проходимости между основными зодиакальными мирами... хочешь, покажу?

- Не сейчас, - отмахнулся Гинтабар. - Ты лучше еще спой. "Ренегата", например, или марш легионеров...

- Да кто тут, в конце концов, бард - я или ты? - Доннкад приподнялся и демонстративно, через стол, протянул ему гитару. - "Спой, спой" - а сам за вечер рта не раскрыл! Теперь твоя очередь!

Он принял гитару - но отвел глаза. Тронул струны как-то по-особому трепетно, и из-под его пальцев заструилось вступление к "Снежной тишине" - он помнил, что это любимая песня Доннкада...

Все выложил, и лишь об одном умолчал, самую малость не досказал - о том, что старая Хасса назвала когда-то вином Великой Матери. И теперь пел, не слыша собственного голоса, и больше всего боялся и в этих глазах увидеть знакомую до боли поволоку завороженности. И видел уже, как встрепенулась в своем кресле Ативьена - и застыла, то ли вслушиваясь во что-то между строк песни, то ли пытаясь что-то припомнить...

Доиграл. Поднял голову. И натолкнулся на тревожный проницательный взгляд, сжимаясь от того, что должно вот-вот произойти...

- Так... - голос Доннкада странно изменился, и даже обычная легкая картавинка стала заметнее. - Извини, можно нескромный вопрос?

- Спрашивай, - уронил Гинтабар, из последних сил пытаясь казаться невозмутимым.

- За все эти два года... ты написал хотя бы одну новую вещь?

А ведь действительно... Почему-то и об этом он раньше не задумывался, словно кто-то специально не пускал эту мысль в его сознание. Но раньше, в Хир-Хаанаре, бывало хотя бы по четыре-пять стоящих вещей в год, не считая всякой ерунды. За эти же два года - лишь толком не отделанное и так и не легшее на музыку "Госпоже моей смерти". Да и то - в самом начале, в Силлеке, еще до Лиула...

- Можешь не отвечать, - куда, на какой край света сбежать от этого понимания, что сквозит в голосе Доннкада? - Не хочу обижать тебя, но сейчас ты играл едва ли в половину своих прежних возможностей.

Даже так?

Оба застыли, удерживая рвущиеся с губ слова - и тогда в напряженной тишине колокольчиком прозвенел голос Ативьены:

- Все! Вот теперь сообразила!

- Что сообразила? - Гинтабар сам не понял, у него или у Доннкада вырвался этот вопрос.

- Просто как только ты взял в руки гитару, я осознала, что весь этот вечер что-то в тебе не так, неправильно. А теперь поняла, что именно неправильно.

- Что же, Атив? - он нервно ударил пальцами по каминной полке.

- Раньше у тебя были голубые глаза. Точнее, серо-голубые, как небо весной. А сейчас...

"Глаза твои - как солнце на закате, как листва осенних вязов, как янтарная смола..." - послушно всплыл в памяти шепот лесной лаийи.

- У меня всегда были светло-карие глаза, Атив, ошеломленно выдавил он из себя. - Ты что-то путаешь...

- Нет, - оборвал его Доннкад. - Я вообще-то и раньше не присматривался к таким мелочам, и сейчас бы без Ативьены не заметил. Но в Хаанаре такой цвет глаз, как сейчас у тебя, называется кошачьим и считается дурным. И эту твою особенность подчеркивали бы на всех перекрестках: "и глаза у него самые еретиковские, не дай-то боже сглазит". Но клянусь тебе своей будущей дочерью - ничего подобного о тебе не говорили! Никогда!

"Серо-голубые, как небо весной..." "Глаза твои - как янтарная смола..."

- Так вот они - небо и янтарь, - как во сне, произнес Гинтабар. - Раньше небо было и в глазах, и в имени, а теперь то и другое стало янтарем... Неужели чьи-то чары...

- А вот теперь, - раздельно сказал Доннкад, - ты расскажешь мне все, что с тобой было, еще раз. Но уже не упуская ни одной подробности. Что-то очень мне не нравится вся эта история с янтарем, небом и утраченным именем!

И Гинтабар начал рассказывать, то и дело метаясь взглядом от Ативьены к Доннкаду, к дрожащему пламени свечей, к теплому черному клубку на коленях - и снова к Атив...

- Да-а... - протянул Доннкад, когда менестрель умолк - а не умолкал он долго. - Кое-какие выводы нарисовались, но болотные демоны меня сожри, если я знаю, какой с них прок... В общем, так. Та старая жрица, что толковала о каком-то твоем призвании ради чего-то, похоже, была близка к истине. Ибо все, что происходило с тобой, поражает некой изначальной заданностью. Я бы даже сказал - сюжетностью, если серию состояний можно назвать сюжетом. Вплоть до нашей с тобой встречи - ты хоть приблизительно представляешь себе, какова ее вероятность? Я вот подозреваю, что даже не один на миллион... И для того, чтобы затолкать тебя в эту схему, твой неизвестный спаситель... выражаясь грубо, ободрал с тебя все то, что к схеме не подошло. А наделил ли чем-то взамен - не берусь судить... - он замялся. - Слушай... расстегни-ка воротник рубашки...

Гинтабар покорно исполнил требование.

- Так и знал, - теперь было видно, что Доннкад понастоящему испуган. - Боги мои, и рад бы не верить, да все один к одному...

- А в чем дело?

- Тут у тебя отметинка была - слева, у основания шеи. Родинка не родинка - что-то вроде звездочки, словно мелкие сосуды под кожей порвались. А теперь ее нет.

Доннкад умолк и не сразу решился продолжить:

- Я сам до дрожи боюсь того, что сейчас скажу, но... Встретив тебя, я обмолвился насчет вызванной тени - так вот, я все больше укрепляюсь в истинности этой догадки. Похоже, тебя не оживили, вынутого из петли, а действительно... - он снова осекся, - призвали из-за грани. Это не твое тело, Гинтабар. Очень похожее, но не твое. Кто-то сделал тебе его на заказ, как и эту одежду. И... и к тому же перестарался, делая - оно так же не пристало простому хаанарскому барду, как и твой наряд. Я не могу объяснить, в чем это выражается, но, особенно когда ты сидишь вот так неподвижно, возникает странное ощущение...

- Словно все твои черты, все без изменения, кто-то перенес на плоть Нездешнего, - неожиданно дрогнувшим голосом довершила Ативьена.

Слово было произнесено - и снова, в который уже раз, над столом повисла напряженная тишина.

- И что же теперь? - Гинтабару наконец-то передался страх Доннкада, и он, теряя ускользающий обрывок надежды, попытался поймать взгляд друга. Но теперь пришла очередь Доннкада опустить глаза:

- Ох, Еретик... Если б я знал это сам...

Часть II. Горько вино любви моей...

Улочка, узкая, как взгляд из-под капюшона рясы, иссинясерой рясы ордена святого Квентина. Стены, потемневшие от непогоды, неистребимый запах сырости... и мостовая, заваленная нечистотами. Растар поскользнулся на дынной корке и, с трудом удержавшись на ногах, привычно, по-олайски, помянул крест Господень в весьма причудливом контексте.