Вячеслав Рыбаков - Первый день спасения

– Ты послушай его, – упавшим голосом посоветовала она. – В три часа. Он тебе все-все объяснит.

Мальчик молчал. Она поколебалась и снова спросила:

– Ты злой?

Он повернулся и ушел.

…Глаза учителя горели безумным огнем. Изо рта брызгала слюна, когда он, выбрасывая вверх иссохшие желтые руки так, что широкие рукава валились на плечи, кричал:

– Мерзость, мерзость, мерзость! Стекла у людей вместо глаз, камни вместо сердец, лишайник вместо душ! И господь расколол стекла, расплавил камни, истолок лишайник! Радуйтесь! Радуйтесь! Радуйтесь!

– Радуемся! Радуемся! Радуемся! – нестройно, но громко, с подъемом скандировал класс – два десятка детей, теряющихся в сумраке рядом с ярко высвеченной фигурой на кафедре.

– И оставил господь вас, чтобы вы продолжили чистую муку его! И оставил господь других, чтобы вы узрели позор их! И оставил господь меня, чтобы я наставил вас! Радуйтесь!

– Радуемся, радуемся, радуемся!

Мальчик не пришел. Не смея вертеться, девочка косила так и этак, оглядывая приспособленный под класс бетонный бункер, подтягивала нараспев за всеми – и ей было отчего-то так горько, как иногда бывало по утрам, когда распадался, крошился сон о радуге, луге и песчаном дне речки, отчетливо видимом сквозь напоенную солнцем воду.

– Позор умрет! Умрет! И среди пустынь останемся я и вы, чтобы начать все сызнова без прикрас! Радуйтесь!

– Радуемся!

– Запоминайте!!

– Запоминаем!

– Кто первый скажет: люблю, тот – враг господень! Кто первый скажет: возьми, тот – враг господень! Кто первый скажет: живи, тот – враг господень! Ибо человек сделан так: любя, алчет любви; давая, алчет, чтобы дали ему; оживляя, алчет властвовать оживленным. Я узнал это и сказал вам. Радуйтесь!

– Радуемся!

– Кто первый скажет: ненавижу, тот – враг господень! Кто первый скажет: дай, тот – враг господень! Кто первый скажет: умри, тот – враг господень! Ибо человек сделан так: ненавидит, когда хотел любить, но не преуспел; берет, когда хотел дать, но не было, что дать; убивает, когда хотел оживить, но не имел достаточно жизни. Я узнал это и сказал вам. Запоминайте!!

– Запоминаем!

– Ничему не верьте! Ничего нет, все суть одно – друг другу соблазн, боль и потрава. Только – радуйтесь!

– Радуемся! Радуемся! Радуемся!

Мальчик беззвучно выступил из темноты. Лампы били мимо, но он словно светился собственным ледяным свечением. Девочка вскочила. Рванулась было навстречу – но он не замечал ее.

– Изыди!! – каркнул учитель, упершись руками в край кафедры и перегнувшись вперед.

– Я много думал об этом, – спокойно проговорил мальчик. – Не волнуйся, я уйду скоро. Но мне не с кем поговорить. А тебя, я смотрю, тоже волнуют эти вопросы. Хотя твои ответы какие-то жалкие… Беспомощные. Ты считаешь, беда в том, что детей готовят к жизни более интересной и ласковой, чем она есть? Оттого люди так беспощадно не понимают никого… и не ценят. Оттого даже самая преданная любовь кажется блеклым, ленивым, корыстным притворством по сравнению с тем, чего ждал. Знаешь, я не помню детства. Но знаю, чувствую, что оно было обманом… или все, что теперь, обман. Одно исключает другое…

Девочка, подавшись к нему, ловила каждое слово – и не понимала. Смутно ощущала она жуткие массивы, пласты, каменно клокочущие за каждой фразой – но лишь когда он произнес "беспомощные", ее сердце в ответ зазвенело долгожданной болью и дыхание перехватило от сопричастности, почти растворения в том, кто вдруг сумел назвать ее главное чувство, высказать которое ей самой было негде и нечем. Беспомощные, повторила она про себя, давясь слезами от пронзительной жалости. Беспомощные. Мы такие беспомощные!

– Но в развалинах много книг, я читал. Были периоды, когда воспитывали так, как ты. И дети вырастали неспособные создавать, годные лишь выполнять приказы, я читал. Как правило, приказы убийц. Потому что больше всех приказывают именно убийцы, а уклонение – всегда… чревато повиновением. Почему так? Мне кажется, те, в ком детство укоренилось прочно, всю жизнь стараются сделать все вокруг таким же чудесным, каким оно им казалось. Из этого – и подвиги, и ошибки. А остальные – им не о чем мечтать, понимаешь? Они хотят самых простых вещей и отделываются от жизни исполнением традиций и инструкций. Как ты думаешь?

Учитель сжал кулаки. Грохнула дверь. Два нервозных, повелительных ответа ударили почти одновременно:

– Изыди!!

– Не двигаться!!

Трое стражников в масках уже держали мальчика в перекрестии автоматных стволов.

– Нам нужен только Мутант! – крикнул один, но кто-то непроизвольно шевельнулся, и над головами, грохоча, пролетел невидимый горячий ветер, с оттяжкой хлестнув бетонную стену.

Девочка не поняла, как оказалась на полу.

– Не валяйте дурака! Нам нужен только Мутант! – проревел всевластный голос где-то высоко-высоко, затем раздались шаги. И опять грохнула дверь. Девочка, сжавшись, лежала и видела лишь ботинки соседа у себя перед носом.

– Радуйтесь!! – что было сил закричал учитель. Класс неуверенно подхватил – один голосок, потом, два, пять… Дети выпрямлялись за столами, вразнобой поднимали спрятанные головы, а девочка, вздрагивая, лежала и беззвучно плакала.

– …Вот что, – сказал командующий подразделениями спецназначения. Не будь идиотом. Время болтать прошло, время молчать тоже прошло. Сейчас пришло время спасаться. И тебе – в первую очередь. Это ты понимаешь?

Мальчик, закутанный в прозрачную пленку, повернулся к нему. Едва слышно пофыркивал клапан инжектора, подававшего дыхательную смесь.

– Понимание… – глухо донесся из кокона его голос. – Я ничего не могу понять. Мне снятся сны: совсем другой мир. Живой. Добрый, сильный. А люди какие! Как вы можете жить здесь? Зачем жить здесь?!

– Всем нам в детстве такое снится, – проворчал министр внутренних дел.

– Хватит! – рявкнул премьер и хлопнул ладонью по столу. – Все! Отвечай четко. Как справляешься с радиацией?

– Не знаю.

– С пятнистой смертью?

– Не знаю. Мне кажется почему-то, что это – естественно, что так должно быть у всех…

– Не болтай! С проходными?

– Не знаю, – устало сказал мальчик. – Просто угадываю. Просто. Любой жетон, любой код…

– Экстрасенсорное считывание… – благоговейно прошептал министр.

– Хорош-шо, – с угрозой проговорил премьер. – Ты можешь помочь нам?

Мальчик не ответил.

– Ты можешь помочь нам. Сейчас тебя отведут в лабораторию. Будут исследовать. Долго. Много дней.

Мальчик не ответил.

– Это не всегда будет тебе приятно. Понимаешь?

Мальчик не ответил.

– Понимаешь?! – проревел премьер.