Андрей Щупов - Поезд Ноя

Егор поднял крышку чемодана, из потайного отделения извлек короткоствольный револьвер. Шестизарядный «Штурм-Рюгер» полицейского калибра. Вот уж в чем поднаторело человечество, так это в изготовлении подобных игрушек. Изящные, удобные, всесокрушающие — и, кстати, по-своему — очень и очень красивые. Говорят, некрасивые самолеты не летают, а как быть с этими дарителями смерти? То есть здесь-то причем красота?

Егор выщелкнул барабан, высыпал на ладонь патроны. Подумав, вставил один обратно. Нахмурившись, припомнил название развеселой игры. Ну да, русская рулетка, занятие, запатентованное белым офицерством. Когда отнимают родину, лучше развлечения, не придумаешь. У него отняли Ванду, у него отняли мир, — чем не повод?

Раскрутив барабан, он прижал ствол к виску и, помедлив, потянул курок. Металлический щелчок громом отозвался в голове, вызвав удивление, но не страх. Или он настолько пьян?

Недели две назад кто-то ему поведал об очередном прозрении инсайтов. Дескать, под водой жизнь тоже продолжается. И такие же поезда беспрерывно носятся по глубинным тоннелям, такие же пассажиры режутся с друг дружкой в преферанс, запираясь в купе, плачут и колотят кулаками по столу. То есть, это, собственно, не прозрение даже, потому как и в газетах писали, и по радио обсуждали. Два масштабных проекта. Либо спустить людей в подземные города, либо водрузить на ниточки мостов с прутиками опор. Взялись, разумеется, претворять в жизнь оба проекта сразу, но в конце концов победила идея мостов. Вероятно, захотелось быть поближе к привычному — к небу, так сказать, к солнышку. А под землей — оно всегда страшнее. Все равно как заживо себя хоронить…

Егор повторно прокрутил барабан. Что же в конечном счете спасает? Мир красоту или наоборот?… Зрачок ствола глянул в лицо. Ровный, бездушный взгляд. Так и должно быть. Никаких эмоций у железной игрушки, — делала свое привычное дело — только и всего. Дело, если разобраться, банальное, абсолютно неоригинальное. Как там писал классик? В этой жизни умирать не ново, но и жить, конечно, не новей… Кровью, говорят, писал. Чернил не нашлось, вот и полоснул по вене. А после Маяковский, Вячеслав Кондратьев… Сколько нашлось последователей, — музей можно собрать! Вместо экспонатов — веревки, пистолеты, химикаты, которыми спользовались писатели. Как говорил Эренбург, не все радости и не все горести пристают к писателю, только те, что должны к нему пристать. Красиво, но мутновато. Потому что долги, бывает, приходится оплачивать и чужие. А с кредитоспособностью у нас у всех одинаковые проблемы…

На этот раз рука пошла тяжелее, суматошно заколотилось сердце. Наконец-то догадалось, что все происходящее не шутка, — вовсю било тревогу, взывало к опоенному разуму. Подобно пробуждающемуся от зимней спячки медведю организм начинал ворочаться, поднимаясь на задние лапы, спьяну еще не понимая, что же там снаружи творится, однако нюхом шатуна чуя недоброе. Егор зловеще улыбнулся. К подобному раздвоению он был готов. Даже любопытствовал, насколько сильнее окажется природа, успеет ли предотвратить роковой финал.

Очередной щелчок вызвал на лбу испарину. Заломило зубы, и предательски дрогнули коленные суставы. Организм скулил, болью пытаясь образумить.

— Черта лысого!.. — Егор ладонью разогнал барабан, поднес оружие к голове. Руки еще слушались, а вот пальцы начинали бастовать. Нужны были новые аргументы, новые полешки в хищный зев печи самоистребления.

Разумеется, он не стал бы стреляться из-за одной Ванды. Он любил эту хохотушку до желудочных колик, до потери пульса, но в сущности мог бы смириться с платонизмом. Ванда только добивала его, колола стилетом уже смертельно раненного. Операцию разрушения затеял его величество океан. Планета Океан, ибо Землей она уже не имела права именоваться. Шарик покрывали километры и километры соленой тяжелой воды, пенные волны могли беспрепятственно путешествовать от полюса к полюсу, все жизненные сроки превратились в условные. Вот и думай-гадай, как дальше существовать! Потому что, если не работать и не любить, то незачем жить. Верно пел незабвенный Владимир Семенович: «Я люблю и значит — я живу…» Все правильно. А они сейчас не живут. Пьют и болтают, скандалят и дерутся. Разве что Горлик еще чем-то всерьез озабочен. Кует славу будущего классика. Сколько он, интересно, успеет переписать? Наверное, немало. И будут после восхищаться потомки, выводя образ нового Платона. Впрочем, не все ли равно…

Щелчок! Егор обморочно вздохнул. Перед глазами плавали огненные кольца. Природа тоже не собиралась церемониться с самоубийцей, слоновьими порциями впрыскивая в вены спешно сотворенный яд, превращая мышцы в подобие безвольных тряпок. И самое забавное, что интеллект, еще пару минут назад однозначно ратовавший за суровый исход, теперь вдруг с тем же рвением принимался изыскивать доводы иного порядка.

Что-то загремело за дверью, донеслись возбужденные голоса. Егор усмешливо прищурился. Еще одно вмешательство судьбы?… Уж не собираются ли его спасать?

Увы, причина шума крылась в ином, в дверь, как выяснилось, наколачивала кулаками будущая знаменитость вселенной — гениальный писатель Горлик.

— Егор! Тут у нас, понимаешь, заварушка! Слышишь? Надо бы вмешаться!

Несостояшийся самоубийца шатко поднялся, с интересом покосился на револьвер. Что ожидало его через пару секунд? Ослепляющая боль или очередная отсрочка? Отведя ствол в сторону, он нажал спуск. Грохочущее пламя обожгло обшивку диванчика, револьвер скакнул в кисти, испытывая на прочность суставы.

— Егор! Ты что там делаешь?! — в дверь забарабанили с удвоенной силой.

— Тута я, тута, — Егор отворил дверь.

— Ты зачем это тут? Чего это?… — козлиная, чуть отдающая рыжинкой бородка Горлика заметно тряслась. Друг выглядел напуганным. — Ты что, стрелял?

— Гром и молния. — Егор кивнул на револьвер. — Баловался. Думал, нет патронов, да вот ошибся.

— Как же так можно! Нельзя же так… — испуг Горлика проходил. — Это ведь оружие, к примеру! А ты баловаться затеял.

— Ты вроде о заварушке говорил? — напомнил Егор.

— Что? Ну да! Путятин, понимаешь, опять спятил. Ван Клебена чуть не убил.

— За что?

— Кто же их, паразитов, разберет! Одно слово — поэты! Сидели за столиком, мирно разговаривали, потом кто-то что-то сказал — повскакивали и давай драться. Только какая там драка! Ты ведь знаешь нашего Путю! Под горячую руку вагон перевернет.

— Знаю. Он в тамбуре с пулеметом запирался.

— Ну вот! А сегодня, к примеру, автомат у Марата отобрал. Короче, свалка идет капитальная.

— Нужны кулаки, я правильно понимаю?