Уильям Тенн - Бунт мужчинистов

Он был в состоянии самой настоящей паники. Только этим мы теперь можем объяснить его решение совершить такой стратегический ход, который поначалу встретил решительный отпор у всего состава его окружения — явление совершенно беспрецедентное, не вписывавшееся в стандартную политическую практику.

Борэкс не был ученым-историком, но историю своей страны знал довольно неплохо. В свое время он даже написал ряд статей для одной из флоридских газет под общим заглавием «Когда Орел кричал», разбирая такие судьбоносные мгновенья американской истории, как отказ Роберта Э. Ли возглавить федеральные вооруженные силы или отмену свободного хождения серебряных денег и либерализацию цен при президенте Уильяме Мак-Кинли. Пока черный лимузин мчался на полной скорости к слишком уж отдаленному полю брани, он еще раз быстро перелистал в уме краткий справочник политической мудрости и патриотической деятельности в поисках ответа на возникшую перед ним проблему. И в конце концов нашел его в биографии Эндрю Джексона.

За много лет до того, как седьмой президент Соединенных Штатов заступил на высший государственный пост, ему довелось побывать в ситуации, аналогичной той, в которой оказался сейчас Элвис П. Борэкс. Поставленный в результате интриг своих недругов перед необходимостью драться на дуэли точно с таким же противником, с каким предстояло сразиться Борэксу, и понимая крайне возбужденное состояние, в котором тот находится, Джексон решил предоставить противнику возможность выстрелить первым. Когда, ко всеобщему удивлению, тот промахнулся и настала очередь стрелять Джексону, будущий президент США всласть распорядился тем неограниченным временем, которым теперь располагал. Он спокойно навел свой пистолет на побледневшего и взмокшего от страха соперника и целился с особой тщательностью добрых секунд двадцать-тридцать. Затем выстрелил и убил противника. Вот он, выигрышный лотерейный билет, решил Борэкс. Как и Джексон, он позволит Мибсу выстрелить первым. А затем, подобно Джексону, неторопливо и безжалостно…

К несчастью как для истории, так и для Борэкса, первый выстрел оказался единственным, произведенным на этой дуэли. Мибс не промахнулся, хотя и жаловался впоследствии — со свойственной ему взыскательностью даже по отношению к самому себе, — что несовершенство системы прицеливания допотопного дуэльного пистолета как раз-то и стало той причиной, почему посланная из него пуля отклонилась вниз от точки прицеливания на добрых пять дюймов. Пуля прошила правую щеку конгрессмена, который, оказавшись не в силах смотреть смерти прямо в глаза, непроизвольно повернул голову в сторону, и вышла через левую. А затем вонзилась в ствол клена в пяти метрах за спиной у Борэкса, откуда впоследствии была извлечена и выставлена на всеобщее обозрение в Смитсонианском институте. Дерево, вошедшее в историю под названием «дуэльного клена», еще в течение многих лет было главной достопримечательностью края, который стал излюбленным местом проведения пикников и покрылся густой сетью мотелей. Однако уже в первом десятилетии следующего века этот клен был с корнем извлечен из земли при прокладке скоростной автотрассы, соединявшей Скенектади, штат Нью-Йорк, с новым международным аэропортом в Бангоре, штат Вермонт. Пересаженное с грандиозной помпой в землю Вашингтона, федеральный округ Колумбия, оно всего лишь через несколько пролетевших как один миг месяцев приказало долго жить, не выдержав субтропического зноя столицы. Раненого Борэкса тут же отнесли в полевой армейский госпиталь, развернутый поблизости на случай именно такой необходимости. Пока над ним хлопотали врачи, главный распорядитель его предвыборной кампании, политический деятель, широко прославившийся своей невозмутимостью и проницательностью в самых стрессовых ситуациях, вышел из палатки и приказал выставить вооруженных часовых перед входом в нее. Поскольку бюллетени о состоянии Борэкса, публиковавшиеся в течение нескольких следующих дней, заверяли, что нет особых оснований для беспокойства за жизнь и здоровье Борэкса, но страдали обилием туманных фраз и недомолвок, народ не знал что и думать. Было ясно только одно — жить Борэкс будет.

Циркулировало великое множество самых различных слухов, тут же подвергавшихся тщательному анализу виднейшими обозревателями Вашингтона, Голливуда и Бродвея. В самом ли деле Мибс применил пулю «дум-дум»? Был ли кончик ее отравлен очень редким южноамериканским ядом? На самом ли деле мать кандидата в президенты совершила такое далекое путешествие из своего уютного домика в Окербочер Свэмпс, штат Флорида аж до самого Нью-Йорка и с поистине тигриной яростью набросилась на Старину Шепа в редакции «Волосатой груди», исцарапав ему лицо ногтями и едва не выколов глаза, а потом еще искусав и искромсав щеки и шею металлическими вставными челюстями? Действительно ли имела место тайная церемония, на которой десять региональных лидеров мужчинизма обступили со всех сторон Шепарда Л. Мибса и стали свидетелями того, как Генри Дорсблад сломал шпагу и сигару Мибса о свое колено, резким ударом ладони сплюснул в лепешку котелок Мибса и торжественно оторвал гульфик от его брюк? Всем было хорошо известно, что тело молодого конгрессмена было столь тщательно обмерено и сфотографировано перед дуэлью, что изготовление протезов вместо выбитых пулей трех или четырех коренных зубов было, в общем-то, плевым делом. Но возможно ли протезирование языка? И вообще, удастся ли с помощью пластической операции восстановить такие пухлые юношеские щеки и такую лучезарную улыбку?

По давно уже установившейся традиции последняя теледискуссия должна была состояться вечером перед днем выборов. Миссис Странт, как истинная леди, предложила отменить ее. Штаб-квартира Борэкса отвергла ее предложение: традицию нельзя нарушать ни в коем случае. Матч состоится при любой погоде.

В этот вечер светились экраны абсолютно всех телевизоров на территории Соединенных Штатов, включая даже ставшие музейной редкостью черно-белые. С кроватей подняли детей, медперсонал больниц освободили от ежевечерних обходов, даже поснимали часовых с отдаленных постов, где не было телевизоров.

Первой выступила Клариссима Странт. Она коротко изложила свои предвыборные тезисы в дружественной манере, то и дело обворожительно улыбаясь, и представила на суд зрителей идеалы мужчинизма в простой, но изготовленной с особой любовью упаковке, словно рождественский подарок для членов своей семьи.

Затем камера развернулась к конгрессмену Борэксу. Он не произнес ни слова и только, с грустью взирая на телезрителей выразительными, подернутыми влагой глазами, показал на круглую рану диаметром в полдюйма на правой щеке. Затем медленно повернулся к объективу телекамеры другой щекой. На ней тоже была рана. Сокрушенно покачав головой, он поднял со стола большую фотографию своей матери в искусно отделанной серебряной рамке. Из глаза его при этом выкатилась чудовищных размеров слеза и расплескалась по фотографии.