Иван Беляев - Фригорист

– И как же это получилось? – спросил Штерн, чтобы как-то поддержать разговор.

– Я сам еще до конца не разобрался, – принялся объяснять Петрович. – Какие-то мудаки взорвали лабораторию. Все вдребезги, всех сотрудников замочили наглухо, а я стал невидимкой.

– Не веришь, мать твою, думаешь, Стрелков врет! – обиженно и гневно крикнул Сергей моле небольшой паузы, видя, что Данилыч глупо улыбается, пребывая в некой рассеянной задумчивости, – иди-ка сюда, – он схватил онемевшего от ужаса Данилыча и повлек к аквариумам.

Стрелков был до того зол и необуздан, что в запале сунул руку к пираньям.

– Не сюда, дурак! – испуганно взвизгнул Данилыч, увидев заволновавшуюся в аквариуме воду и «проявившуюся» руку, – отгрызут!

– А-а-а! – с издевательски торжествующим смешком воскликнул Стрелков, вынимая руку из аквариума – слава Богу, что пираньи от резкого движения Сергей вначале шарахнулись в сторону, прячась за зеленый клуб аквариумной растительности, – признал друга? А чего ж тогда прикидываешься?

Данилычу показалось, что он слышит, как призрак скрежещет зубами.

– Вот, смотри, – Стрелков с удовлетворением наблюдал за реакцией Данилыча.

Тот, увидев в воздухе проступающие серебристые контуры руки, призадумался, затаив дыхание.

– Видишь, идиот?! – взревел Стрелков, – думаешь, я тут перед тобой ваньку валяю?

Задумчивость Данилыча испарилась также быстро, как и мифическая рука, ставшая снова абсолютно невидимой. Он впал в уныние. Волнение немного улеглось, а вожделенная ясность сознания не наступила. Настал черед глубокой прострации. Серебрящаяся в аквариуме рука не убедила Данилыча в существовании невидимого Стрелкова. Он по-прежнему считал голос Сергея продуктом воспаленного воображения. Но противоречить или сопротивляться бросил, в глубине души чуя, что это не даст желаемого результата. Интерпретировать голос или призрачные очертания руки в качестве бреда он еще мог, а вот левитацию бутылки, тычки, рывки и швыряние – нет. Последние действия будили в нем несоизмеримый ни с чем ужас, они словно были показателями запущенности болезни. Если уж он не может дать сколько-нибудь разумное объяснение тому, что вместо полной бутылки перед ним стоит половина, при том, что он не пил, это означает, что дела его плохи. Он читал в популярных книжках о прорицателях и чудесах загробной жизни о разных священных нелепицах и бредовых парадоксах, знал, что умерщвлявшие плоть отшельники слышали голоса, видели Богородицу и прочих святых. И то, что это явление представляет собой, так сказать, частный случай подобной духовной практики – это еще он имел мужество допустить.

Хотя его и смущал его духовный статус, несомненно более низкий, нежели тот, который позволял блаженным видеть, например, Христа, идущего по ковру, сотканному из золотистых лучей.

– Заснул что ли? – бесцеремонно толкнул его в плечо Петрович, чем прервал его возвышенные размышления.

Сергей тоже ломал голову над тем, каким способом он может доказать свое бытие в качестве невидимки, что еще может продемонстрировать этому неверующему Фоме.

– А-а-а? – Данилыча накрыла нервная зевота.

Он медленно, отрешенно даже, прошел к топчану и уселся на него.

– Так ты мне веришь или нет? – не унимался возмущенный Стрелков.

Данилыч подавленно молчал, мысленно вороша факты из своей биографии. Так, жену зовут Люся, внучку – Оля, сам я, думал Данилыч, Штерн Виктор Данилович, немец Поволжья, занимаюсь рыбками, вчера был на рыбалке, привез два мешка рыбы, Люська изжарила четыре леща, десяток я повесил сушиться, сегодня получил двести сорок три рубля, ко мне должна прийти Сашка, у меня с ней стрелка… Данилыч чуть не ударил себя по лбу и не подпрыгнул. Он поглядел на часы, кожаный истертый ремешок которых сдавливал его запястье. Как же я ей все объясню? А если этот призрак и не призрак вовсе, если это настоящий Сергей?.. Бр-р-р… ну, вдруг… Он узнает, что мы с Сашкой… Данилыч смущенно кашлянул и хмуро посмотрел в окно. До назначенной встречи оставалось чуть больше часа.

– Чего-то я тебя не узнаю, – недружелюбно хмыкнул Стрелков.

– Я тебя тоже, – мрачно усмехнулся Данилыч, отчего у него болезненно сжалось сердце.

Он вдруг подумал об их общем со Стрелковым приятеле, Виталике. Тот работал психоаналитиком, пока не запил.

Потерял работу, но сердобольная мама, занимавшая высокую врачебную должность в городском наркологическом диспансере, вылечила сына, а потом устроила его к себе на работу. И это преображение иначе, как чудом назвать было нельзя. Алкоголик запойного типа превратился во врача, лечащего от алкогольной зависимости. Данилыч, не склонный к рефлексии, посмеивался над эрудицией Виталика. То обстоятельство, что они вместе пили, уравнивало Виталика с ним в его глазах. Все ученые выкладки целителя, которыми он, находясь под газом, любил похвастаться перед друзьями, Данилыч считал ерундой. Но теперь он вспомнил о Виталике. Как-то Виталик привел к Данилычу в лабораторию молоденькую депрессивную девушку, так как у него дома его ждала чудесно исцеленная им и постоянно игнорируемая, но по уши влюбленная в него студентка мехмата. Данилыч выделил им для «занятий» комнату поменьше, а сам колготился с барбусами. И вот слышит он из комнаты тихий, но убедительный голос Виталика: «А ты не беги от нее, покорми свою депрессию мороженым, поиграй с ней…»

«Беляк – это ж тоже психическое расстройство, – соображал Данилыч, – с ним можно, значит, как с депрессией… Поговорить… прикинуться – авось и пройдет». От этой мысли на его душу снизошел покой, в котором была некоторая, тем не менее, безысходность, охарактеризованная однажды Виталием как важная составляющая посталкогольного состояния.

– Да-а, – тяжело вздохнул Стрелков, усаживаясь на табурет, – меня узнать трудно. Нет, ну ты хорош! Не думал, что ты такой дремучий.

Данилыч услышал стук, слышимый обычно когда человек стучит костяшками пальцев по лбу.

– Я чуть не озверел, – устало продолжал успокоившийся немного Стрелков, – сколько, думаю, талдычить можно? Мы ж в космическую эру, мать твою, живем, каких только экспериментов не проводят! Лекарство от СПИДа ищут, генетикой не хило занимаются, свиней клонируют. Вот и меня клонировали, – после небольшой паузы с горькой усмешкой добавил он. – Я ж тебе сказал, как это случилось.

Он натянуто рассмеялся. Данилыч опасливо посмотрел в пустоту, под которой шевелилась табуретка, и растерянно пожал плечами.

– Я, конечно, понимаю, – вел неспешный разговор Стрелков, – в это трудно поверить, но и меня понять можно! В этой засекреченной лаборатории даже двери по отпечаткам пальцев открываются. Всех там покоцали, а я в живых просто чудом остался, – бутылка пива взлетела вверх и раздалось знакомое бульканье, – благодаря тому, что невидимым стал. О! Хочешь фокус покажу?