Сергей Гомонов - Плата за души (Книга 2)

В тот момент, когда он уже хотел убрать руку и переложить спящую на подушку, Рената задержала его кисть и хрипловатым шепотом произнесла:

- Когда он родится, я перестану видеть его сны - фиолетовые сумерки над горами, тайгу, скалы... Странная душа останется в нем... Я никогда не могла понять его... Когда-нибудь он точно так же уйдет от меня, и я не смогу и не стану удерживать его...

- Она еще на свет не появилась, а ты ее уже провожаешь, усмехнулся Ник. - Все вы, барышни, фантазерки дикие...

- Так суждено...

Тут она напряглась, тело судорожно прогнулось:

- Не уходи, Ник! Скоро это кончится. Не уходи никуда.

- У тебя снова припадок, нужно позвать врача!

Рената вцепилась в его руку и посмотрела на Гроссмана глазами подстреленной косули:

- Не уходи! Осталось недолго. Я все сделаю быстро и не стану долго вас мучить!..

Она застонала и, извиваясь, закусила край пледа. Забыв о ее просьбе, Николай вскочил и заметался в поисках полотенца, потому что ее вот-вот должно было стошнить, как тогда. Внезапно она дико завизжала, словно смертельно раненный зверь, визг перешел в истошный вопль и замер на полузвуке. Скорчившись, девушка замерла. Гроссман бросился к ней и стал хлопать ее по щекам. Все тщетно: Рената не шевелилась и не подавала признаков жизни. Как тогда...

В спальню ввалилась Роза Давидовна и, не контролируя себя, громко закричала - едва ли не громче, чем несколько секунд назад Рената:

- Да вы шо, с ума сбрендили или где?! Вы времени видели сколько?! - но, увидев безжизненно запрокинутое бледное лицо снохи, мадам Гроссман взволновалась по-настоящему: - И шо это с нею?

- Все нормально, Роз...

- Она припадочная? - Роза Давидовна встала коленками на кровать, потянулась к Ренате, затем круглыми от испуга глазами уставилась на сына: - Скорую зови, чего стоишь, как памятник Ришелье?!

- Она не хотела. Сказала, что все пройдет.

- Ты ее слушай, слушай. Шо-то вы темните, бисовы диты! С чего ей сплохело?

- Я не понял. Может быть, потому что она беременна...

Та всполошилась окончательно:

- Николай, а Николай! Ты совсем рехнутый, а? Звони, идиёт!

Сопровождаемый ревом дражайшей матушки, Ник схватил трубку. Исследовав пульс Ренаты, мадам Гроссман пришла к выводу, что она просто очень крепко спит.

- Не тормоши ее, ма! - попросил Николай.

- Вы не вы будете, если не станете секреты секретничать! проворчала она; Гроссман стал ходить по комнате взад-вперед. Шушукаются по углам, а потом - нате, распишитесь в получении! Вы получше времени найти не могли? Ну, ты скажи, ты скажи!

Ник потер лицо ладонью, дохнул в кулак и ушел на кухню.

Роза открыла дверь врачам и возникла перед ним:

- Иди, сам буди ее!

Почесывая бородку, фельдшер вошел в спальню первым, но для осмотра пациентки выделил одну из своих медсестер. Николай с трудом растолкал жену.

- Отстань! - сонно щурясь, она оттолкнула его. - Снова ты, Гроссман?! О, какой кошмар! - и тут Рената увидела посторонних. - Кто это?! Гроссман? Кто это?!

- Они тебя осмотрят, - успокаивающим тоном объяснил Николай. - Осмотрят - и все.

- Зачем?! Я не хочу. Это не врачи.

- Врачи, врачи. Все в порядке, - и он кивнул медсестре.

Роза Давидовна по мере сил и фантазии описывала, что произошло. Гроссман отмалчивался или отвечал кратко и односложно.

- Соматически она абсолютно здорова, - пожала плечами медсестра. - Какой срок?

Николай окончательно растерялся. Рената, приоткрыв рот, перевела взгляд с него на врачей, снова - на него, а потом опустила вниз. Если кто-то и был не в курсе всего происходящего, то, судя по виду, это была она.

Фельдшер попытался разобраться более простыми методами и стал задавать ей вопросы, от которых она вообще перестала соображать.

- Да не помню я! - закричала она наконец. - Не до того мне было! Я в порядке, я совершенно нормальна, только оставьте меня в покое! Гроссман, уйдите отсюда, богом тебя заклинаю! Уведи их!

- Это стресс! - махнул рукой фельдшер. - Во-о-от... Да, ты вот здесь пиши вероятный диагноз, а здесь - что рекомендовано. Всему-то вас учить-таки надо, ё-мое!

- А какой вероятный диагноз, Петр Кузьмич? - пропищала молоденькая сестричка.

- Ну-к, слезь! - он отогнал ее от стола, всею своей грузной массой опустился на хрупкий стульчик и размашисто вписал в нужную графу: "Невроз на почве стресса. Рек-но: корень валерианы, димедрол, полный покой". - Вот и все, шо попу мять?!

Сестричка покраснела, а остальные, такие же юные и в прыщичках, прыснули и отвернулись. Николаю надоел этот балаган, и он поспешно избавил себя и Ренату от их присутствия.

Девушка, недоумевая, смотрела на него:

- Гроссман, я ничего не поняла. Что со мной? Это... правда?

Николай так и сел, округлив и без того большие глаза:

- Ты ж сама сказала!

- Я?.. - она задумалась, потерла виски. - Ничего не помню... У меня туман в голове, Гроссман. Я думала, мне приснилось, что мы уже приехали сюда... Мне не приснилось?!

- Нет.

- Как жаль... А Са... - тут она осеклась, взглянула на часы, в окно... И вдруг, прижав тыльную сторону кулака к губам, тихо всхлипнула.

Ник прочитал на ее лице: страшное открытие сделала она только что. Это была другая, прежняя, Рената. И он снова не знал, как с нею разговаривать. Что бы он сейчас ни произнес, непременно будет встречено в штыки. Она плакала, а он молча смотрел в ее зазеленевшие глаза и поражался, как резко она обнажила все свои чувства через прозрачный взгляд. Она не закрывалась, не отворачивалась. Точно в какой-то каталепсии Рената глядела сквозь Гроссмана.

- Прости меня, - пробормотал он.

Девушка вздрогнула, вскочила на кровати и швырнула в него подушкой, второй:

- Я тебя ненавижу! Убирайся вон! Я ненавижу тебя! Это ты виноват!

Николай обхватил ее и стянул вниз. Рената трепыхалась в его руках до полного бессилия. Истерика вымотала ее:

- Это ты виноват! Отпусти... - она слабо ткнула его кулаком в грудь, еще раз - и обмякла.

- Малыш, ну...

- Не смей... - простонала она. - Не смей... меня так... называть, Гроссман...

- Спи, - Николай погладил ее по разлохмаченным волосам, собрал их в горсть на затылке, пропустил сквозь пальцы. Ренату всегда убаюкивал этот прием, но теперь она затихла не от неги, а от изнеможения.

Прошло два дня, и за это время ничего не изменилось. Да, она перестала носиться по городу за призраком Сашиного двойника. Но при этом и желание жить словно покинуло ее. Рената никуда не выходила. Она лежала на своей кровати, отвернувшись к стене, и не отвечала ни на один вопрос. Она или спала, или притворялась спящей, лишь бы никто не беспокоил ее.

Куколка, куколка... Что же происходит с тобой?.. Что же я должен сделать, чтобы ты ожила? Что я могу для тебя сделать, Рене?..