Павел Тимофеев - Монголы

Люди, пытавшиеся до этого открыть дверь квартиры Олега отмычкой, надели на Алексея наручники и быстро вывели его вон. Он почти не сопротивлялся, лишь бормотал что-то насчёт палицы и того, что ему всё равно. Труп, приподнятый Алексеем медленно сполз со стула и теперь лежал на полу, раскинув руки, словно сокрушаясь в содеянном.

Кашкин оглядел оконное стекло с пулевым отверстием и подумал, что в первый раз рука самоубийцы дрогнула, и он не попал в себя, ведь отверстие на стекле было слишком ровным для пули, которая прошла насквозь две твёрдые черепные кости. Но почему же бригада слышала только один выстрел, и почему в обойме не хватало только одной пули?

Кашкин присел около трупа, чтобы ещё раз проверить, и поднял револьвер: только одна гильза была использованной.

"Странно, неужто есть кто-то третий?" - подумал Кашкин, и в тот момент в комнату вошёл пожилой, полный милиционер. В его глазах был страх, но страх этот не имел своей причиной произошедшее здесь. Он протянул следователю папку из коричневого кожзаменителя, помялся, не зная уходить ли.

-Вы что-то хотите мне сказать? - спросил Кашкин. Его голос получился каким-то отрешённым, словно из него вытащили эмоции.

-Это чистосердечное признание того человека, которого поймали на стройке. - сказал сержант, но остался стоять, как вкопанный, хотя Кашкин взял у него папку и кивнул.

-Говорят, он умер? - спросил Кашкин.

-Да. Мы нашли его в камере... он...был сдутый.

-Как это сдутый? Пьяный, что ли?

-Нет, как будто из него выкачали всё, что было им, и оставили лишь оболочку... Оставили лишь оболочку, -повторился сержант, повернулся, плавно, как будто вокруг была очень густая жидкость, и медленно вышел из комнаты.

-Эй, как вас там? Вы не могли бы объяснить...? - крикнул Кашкин в дверной проём, но ему никто не ответил.

Он вышел из комнаты, прошёл на кухню, включил свет, сел на табуретку у окна и открыл папку. Там была всего лишь одна, исписанная аккуратным крупным почерком, страница.

" Я, Перегудов Дмитрий Дмитриевич признаюсь в содеянном. Я убил их всех. Убил старика, толкнув его под колёса кареты на Невском проспекте. Убил неизвестного мне человека на стройке, скинув на него лист кровельного железа.

Но я, Перегудов Дмитрий Дмитриевич, не имел другой возможности выжить. Сегодня я должен был совершить ещё два убийства, но так как я их не совершу, то и не останусь в живых. Я - человек, существующий для того, чтобы соблюдать порядок, и энергия, отпущенная мне на жизнь, впрямую зависит от того, насколько хорошо я этот порядок соблюдаю. Сегодня я умру, и я не жалею об этом. Не слишком приятное занятие - всю жизнь убивать для того, чтобы жить самому".

Кашкин тяжело вздохнул и вышел из квартиры. Ему предстояло закончить работу. Столько сумасшедших в одном деле у него не было никогда. Единственное, что волновало следователя в ту минуту: как Алексей смог организовать убийство Перегудова, да и убийство жены Олега, но в этот день он не собирался отвечать на эти вопросы.

Тогда он не знал, что ответов он не найдёт никогда, но это было одно из его первых самостоятельных дел, и оно не очень сильно отразилось на карьере.