Фрэнк Герберт - Операционный синдром

Эрик подсоединил силовой кабель генератора к распределительному щитку лаборатории. Стартер сработал на первом обороте. Турбина завыла, перекрыв весь звуковой диапазон. В лаборатории включилось освещение, сначала тусклое, затем оно нормализовалось.

В двадцать две минуты восьмого по настенным часам Эрик припаял последний провод. Он прикинул, что прошло полчаса, прежде чем заработал генератор, следовательно, на самом деле было около восьми вечера. Эрик почувствовал сомнение, странное нежелание испытать законченную машину. Его бывший энцефалорекодер предстал таинственным лабиринтом переплетенных проводов, защитных экранов, нагромождения ламп и кристаллов. Единственной знакомой частью в трубчатом каркасе аппарата оставалась полусфера с контактами к голове, нависающая над креслом.

Эрик взял сетевой кабель и подключил его к портативному переключателю, который закрепил внутри машины рядом с креслом. Он отодвинул косы проводов и пробрался в кресло. Его рука лежала на выключателе, но Эрик не решался включить аппарат.

Он подумал: «Я действительно нахожусь здесь, или это какой-то фокус подсознания? Возможно, я сижу где-нибудь в углу и сосу большой палец. Может быть, я уже разобрал телезонд на части или собрал его таким образом, что он убьет меня, стоит мне его включить».

Эрик опустил взгляд на выключатель и убрал руку. Он решил, что нельзя просто так сидеть, это тоже безумие. Доктор взял полусферический шлем и надвинул его на голову. Он почувствовал уколы там, где контакты прошли сквозь волосы до самой кожи. Обезболивающие иглы оказали воздействие, притупив кожную реакцию.

«Похоже на реальность, — подумал Эрик. — Но, возможно, я достраиваю события по памяти. Маловероятно, что я единственный здоровый человек в городе, но мне надо действовать, как будто я здоров».

Положив руку на выключатель, почти против собственной воли он нажал большим пальцем на кнопку. В тот же миг атмосфера лаборатории наполнилась легким завыванием. Звук колебался от диссонанса к гармонии, напоминая полузабытую мелодию; его тон то повышался, то понижался.

Пестрые картины безумия, возникшие в мозгу Эрика, грозили переполнить его сознание. Его затянуло в водоворот. Яркие спектрограммы сверкали перед глазами. Лишь в уголке его мозга оставалась четкая картина ощущений, реальность, за которую можно удержаться, которая спасет его. Это было ощущение кресла телезонда под ним и за спиной.

Он глубже погрузился в водоворот, увидел, как цвет меняется на серый, а картина становится крошечной, как будто Эрик смотрел с противоположного конца телескопа. Он увидел маленького мальчика, державшегося за руку женщины в черном платье. Эти двое вошли в большую комнату. Внезапно Эрик перестал видеть их с расстояния, а стал самим собой в возрасте девяти лет. Он шел к гробу. Эрик вновь ощутил эту страшную притягательность, услышал рыдания матери, бессмысленное бормотание высокого и худощавого владельца похоронного бюро. Затем он увидел гроб, а в нем бледное восковое тело человека, похожего на его отца. Пока Эрик смотрел, лицо отца растворилось и превратилось в лицо его дяди Марка, а затем оно стало другой маской — его школьного учителя геометрии. Эрик подумал, что этот момент упустили в его психоанализе. Он наблюдал, как подвижное лицо в гробу снова изменилось и стало лицом профессора, который учил его аномальной психологии, а затем лицом его собственного аналитика, доктора Линкольна Ордуэя, и, наконец, хотя Эрик и противился этому — лицом доктора Карлоса Аманти.

«Так я сохранял образ отца все эти годы, — подумал он. — Это значит… Это значит, что я никогда не сдавался в попытке найти отца. Прекрасное для аналитика открытие в самом себе! Почему я все это видел? Интересно, проходил ли Пит через подобное в своем музыкроне?»

Другая часть его сознания говорила: «Конечно, нет. Человек должен захотеть заглянуть внутрь себя, иначе он ничего не увидит, даже если у него будет возможность».

Внезапно его мозг, по-видимому, установил контроль над сознанием. Познание себя отошло в сторону, трансформировалось в пятнышко, проносящееся в памяти столь быстро, что он едва мог различить отдельные события.

«Я умираю? — подумал он. — Это вся моя жизнь проносится перед глазами?»

Калейдоскопически меняющаяся последовательность видений остановилась на образе Колин, том, который Эрик видел во сне. Видение перенеслось на Пита. Он ощутил отношение этих двух людей к себе, которое Эрик не совсем понял. Они оказались катализатором, не добра и не зла, а просто реагентом, который привел в движение цепь событий.

Неожиданно Эрик почувствовал, как растет осознание себя, захватывая все его тело. Он знал состояние и действие каждой железы, каждого мускульного волокна, каждого нервного окончания. Эрик сфокусировал внутреннее зрение на сером фоне, через который он прошел. На нем появился извивающийся красный усик. Доктор последовал за красной линией. В его мозгу формировалась картина, как будто он просыпался от анестезии. Эрик смотрел на длинную улицу, тусклую в сумрачное весеннее время, на огни турбоавтомобиля, несущегося к нему. Автомобиль становился все больше и больше, его фары — два гипнотизирующих глаза. С видением пришла мысль: «Как красиво!»

Его тело отреагировало непроизвольным образом. Эрик почувствовал, как его мышцы напряглись, он отпрыгнул в сторону, горячий выхлоп пронесшегося турбоавтомобиля опалил его. Простая мысль засела в мозгу: «Где я? Где мама? Где Беа?»

Эрику свело желудок, и он осознал, что находится в чужом сознании, видит чужими глазами, ощущает чужими нервами. Он отдернулся от этого переживания, как будто дотронулся до горячей плиты.

«Так вот откуда Пит так много знал, — подумал Эрик. — Пит сидел в музыкроне и смотрел нашими глазами».

«А что я здесь делаю? — пронеслась в нем новая мысль. Он ощутил под собой кресло телезонда, услышал, как его новое я сформулировало идею. — Мне требуется помощь более квалифицированного коллеги, эксперта».

Эрик последовал за другим красным усиком, поискал и оставил его; поискал еще. Чувство ориентации было забавным: не было точного ощущения, где верх, где низ, ни каких-либо опорных точек, пока он не посмотрел чужими глазами. Доктор остановился, наконец, на глазах, смотревших вниз из открытого окна сорокового этажа бизнес-центра. Он почувствовал усиливающееся внутри человека желание покончить с собой. Эрик осторожно прощупал центр его сознания, пытаясь узнать имя. Это был доктор Линкольн Ордуэй, психоаналитик.

«Даже сейчас я обратился к собственному аналитику», — подумал Эрик.