Георгий Гуревич - Погонщики туч

Подходя к Соколовой горе, самолет выключил мотор. Конденсаторы образовали замкнутый шар вокруг облака Туча пронеслась над самолетом по инерции и, медленно теряя скорость повернула его за xвост.

-Что же они делают? - послышались голоса - Зачем же дождь над рекой?

- Молодцы! - кричали другие. - Ура! Победа!

- Стареем! Яйца курицу учат! - восторгался Феофилактов и искал глазами Хитрово.

А тот, стоя позади всех, запыхавшись от быстрого бега, прижимал руку к сердцу, приподымался на цыпочки.

- Что происходит? Я ничего не вижу, - жаловался он.

Девушки-лаборантки подхватили его под руки:

- Александр Петрович, с нами! Ребята уже лодку спустили. Пойдемте вниз, Александр Петрович, встречать Шурочку.

И вот уже лодка покачивается рядом с причалом, и Шура, смущенная, протягивает руки всем сразу, отмахивается от приветствий, уклоняется от поцелуев, хочет что-то сказать, но голоса ее не слышно.

Старый профессор почувствовал себя безгранично счастливым. Он сразу забыл мелкие столкновения с электробунтарями. Дело победило. Увенчались успехом труды династии Хитрово, десятков институтов, тысяч ученых. Его ученики, воспитанники, его родная племянница одержали последнюю победу. И радость эта была гораздо светлее, чище, чем если бы он сам был триумфатором. С трудом пробился старик сквозь кольцо сотрудников.

-Ну, племянница, обнимемся, что ли!

И вдруг, горестно махнув рукой, Шура сказала со слезой в голосе:

- Что же вы меня поздравляете все? Ведь не вышло же ничего. Все впустую.

Приветствия смолкли. У всех вытянутые лица, серьезные глаза.

- Все впустую - дождя нет. Выключаем невод - облако расплывается; включаем, сыплем песок - дождь не идет. Бились, бились - и все бестолку. Обидно! С самого Каспийского моря везли.

Серьезно выслушав Шуру, старик упрямо тряхнул головой:

- Все равно, обнимемся, племянница. - И тон у него был успокоительный, как, бывало, в детстве, когда он говорил: "В чем дело, Шурочка? Не сходится с ответом? Сейчас я покажу тебе, как решать". И в ту же секунду исчез добродушный дядя. Начальник института возвысил голос: Товарищи, немедленно в мою лабораторию за оркестром N 171. Девушки, инфрабасы сюда! Живее! Бегом! Шурочка, зови свой самолет.

Зорин, подруливший самолет к причалу, был встречен энергичным натиском старика:

-Товарищ, освободите как можно больше места. Снимите все лишнее. Сейчас начинаем погрузку.

Летчик, недоумевая, взглянул на Шуру. Девушка, начавшая понимать, кивнула головой.

А между тем с горы уже бежали лаборантки, несли с собой двухметровые свистки, флейты, похожие на бревна, витиевато загнутые трубы с огромными раструбами; впереди всех забывший про позументы Архипыч бежал вдогонку за катящимся под гору необычайным барабаном.

Василия, несмотря на его протесты, отнесли к "лишним" и оставили на берегу. Даже Шура, и та вынуждена была уступить место дяде и его необыкновенному оркестру.

Вновь, и который раз уже, Зорин повел на буксире облако. Опять пронеслась бело-голубая лента реки, вспаханная пароходными винтами; за ней заволжская сторона - сначала зеленые луга и черные квадраты пашен, потом бурая сухая степь.

И вот Красный Яр - родное село Василия, километра на три растянувшееся вдоль степной дороги: красные крыши домиков, пепельная зелень подсыхающих садов, амбары, свинарники, скотные дворы, похожие с самолета на заглавные буквы квадратного шрифта - Г, Т, С или П, у въезда в село - монументальные башни силосов, ряды громоздких стогов, в центре - клуб и треугольная вышка ветродвигателя, на холмах - пестрая россыпь стада, черные жуки - тракторы.

Выбрав поле, Зорин начал медленно кружить над ним. По единственной улице села горохом катились ребятишки. Вся деревня бежала навстречу невиданному самолету с тучей дыма на хвосте, очевидно загоревшемуся в воздухе.

Профессор открыл люк и выставил свои аппараты.

Сначала Зорин услышал резкий свист. Однообразный, металлический, неприятный звук бился в уши, проходя от самых высоких, пискливых нот, становясь все громче, превращаясь в надрывно воющую сирену. За ним включилось несколько приборов - это было похоже, как будто духовой оркестр бесконечно тянул "до" сразу во всех октавах. Затем свистки выключились, некоторое время гудели хриплыми басами самые большие трубы, потом и они замолкли; остались два звука - тонкий, пронзительный комариный писк и глухое придыхание, словно кто-то хрипел и никак не мог откашляться, чтобы сказать первое слово.

Зорин кружил самолет, стараясь, чтобы облако все время находилось над одним и тем же полем, и когда захрипели последние ноты, он увидел, как облако, кипевшее, разбивающееся на гряды хлопьев, как бы отмечавших движение невидимой звуковой волны, вдруг разразилось проливным дождем.

Люди, стоявшие внизу, закрывшись рукавами, бросились к избам; светло-каштановая земля мгновенно стала мокрой и черной.

Довольный профессор с раскрасневшимся лицом крикнул в самое ухо Зорину:

- Вот и мы, старики, пригодились! А ну-ка, возьмите вправо, дружок, польем еще тот клин за деревней.

ЧЕТЫРЕ НЕДЕЛИ СРОКА

ПОСЛЕ Нерубина слово предоставили Шуре.

Разложив перед собой тезисы, девушка встала, набрала полную грудь воздуха и обвела взглядом всю аудиторию. Во главе стола сидел министр коренастый, немного сутуловатый, с большой лысиной. Не глядя на Шуру, он чертил что-то в блокноте, улыбаясь каким-то своим мыслям. За ним во всю длину стола, покрытого темно-красным сукном, сидели маститые ученые, все со степенями и заслугами. Все они внимательно и испытующе глядели на Шуру, словно собирались ее экзаменовать, а у некоторых девушка, как ей показалось, уловила ехидно-насмешливое выражение - эти заранее готовили ей двойку. Нерубин, такой знающий и смелый в Саратове, сидел вытянувшись, с напряженным лицом мальчика, попавшего за один стол со взрослыми. Даже у дяди был вид смущенный.

Шура открыла рот, судорожно глотнула и ничего не сказала. Ей показалось, что она забыла все, что нужно было говорить. Она беспомощно оглянулась и остановилась на благожелательной улыбке какого-то незнакомого старика с окладистой бородой. Как будто поняв ее состояние, старик тихонько показывал пальцем на лист бумаги.

Шура вспомнила про тезисы и прочла вслух первую строчку:

- "По поручению группы Саратовского сельскохозяйственного института имени профессора Хитрово (Шура не оглянулась на дядю), я вылетела 18 мая в 6.00 утра по маршруту. . ."

Как только первая фраза была сказана, сразу пошло легче. Слова приходили сами собой. Шура ужасно торопилась - ей так много нужно было сказать, и она все время в упор смотрела на старика с окладистой бородой, а старик все так же терпеливо и успокоительно улыбался.