Кайл Иторр - Искусство - вечно (фрагмент)

Внимание окружающих девушкам не слишком досаждало. Здесь - окружающих не было. Западная часть испанской земли, сохраняющая покуда имя сгинувшего в междоусобицах народа лигуров, вообще-то не была пустыней. Но как раз в этом краю никто не жил уже лет триста. И даже путники, выбиравшие ведущий через него старый имперский тракт, старались не ночевать тут. Боялись. Недобрая память вообще умирает медленно, а уж память о Дуэрской резне, в которой восставшие рабы-колоны, объединившись с варварами-лигурами, чуть не выбили имперские войска из западной Испании - такое забыть трудно. А если этого кому-то мало, чтобы держать в памяти очередной мятеж, каких за историю Pax Mediterrania случилось не сто и даже не тысяча, - таким вспоминалось завершение их восстания. Когда в Дуэре текла уже не вода - одна только кровь. Адар знала историю Испании лучше сестры, но не настолько, чтобы объяснить, почему эта местность почти безлюдна. Впрочем, вопросов та не задавала. Им вообще не хотелось говорить. Они намного лучше обычных путников чувствовали печать боли и смерти, доселе сковывающую эти земли, печать безумия и разрушения, противившуюся даже всепроникающей, уверенной поступи живой природы. Идти вперед не хотелось, но след - истинный след эр-Рахмана, а не те пометки, что открылись бы всякому имеющему глаза, - вел как раз туда. В самое сердце печати. Поэтому девушки двигались в глубины лигурийской пущи - что давно уже не была пущей, и даже лесом могла зваться лишь условно. В глубины, что хранили, согласно поверьям народа древопоклонников, воспоминания о мире, который придет потом. Память о грядущем.

19. Меж пенных гребней тяжких волн

Белеет в синем море утлый челн,

Скользя меж пенных гребней тяжких волн...

- Ликид, добром прошу - кончай! - Да ладно тебе, Зев, пусть развлекается парень. Сам знаешь, в "вороньем гнезде" сейчас сидеть - скука смертная... Крепкий волосатый кулак соприкоснулся со скулой говорившего. На мгновение, не более, но этого хватило, чтобы коренастого боцмана отбросило на полдюжины шагов. - Ze'ev, - отчеканил капитан, - прошу запомнить. Зови по имени, я не против, но не коверкай. Усек, Витольф, или повторить? - Повторять не потребовалось. - Так-то лучше. Ликид, гляди в оба, пропустишь Проход - пасть порву! - Слушаюсь, капитан! Можно вопрос? - Можно. - Зеэв, тебе вообще стихи не по вкусу, конкретно эти, или виновато мое исполнение? Усмешка спряталась в короткой, но обширной бороде, что служила капитану лучше всякой маски. - Твое исполнение точно не годится. Декламируешь, как эти кифареды из Эл-ласс, а у самого ни слуха, ни голоса. - Понял, попробую исправиться... Кэп, пол-румба влево - туман! Ze'ev чуть повернул штурвал. Достал из кармана потрепанного адмиральского кителя изумрудный монокль, протер платком, вставил в правый глаз и всмотрелся в дымку, что теперь колыхалась прямо перед носом корабля. - Хороший Проход, Ликид, срежем путь. Слезай, живо. Витольф свистать всех наверх! Последнее было чистым эвфемизмом, поскольку команда судна состояла всего-то из четырех членов, не считая капитана и самовольно пробравшегося на борт нахаленка Ликида. Боцман, позабыв, что сам же и выменял на последней остановке в Лионесс маленький посеребренный рог, оглушительно свистнул сквозь зубы. Из кубрика появились две заспанные физиономии; Ze'ev не был особо суеверен и соблюдения традиционных морских порядков не требовал, посему Хьорт и Хальда спали вместе всякий раз, когда только представлялась такая возможность. Сидевший на носу с неизменной удочкой Шорр не торопясь смотал леску и лишь затем присоединился к кое-как выстроившемуся экипажу. - Ликид, давай свои стихи, - приказал капитан, - только не вой, ради всего святого! Юнга не заставил себя долго упрашивать. Простирая к мигающему небу открывающегося Прохода правую руку, он провозгласил:

От берега до берега - вода,

И не уйти, ни скрыться никуда.

- Уже лучше, - проворчал Ze'ev. Получив такое одобрение, Ликид с воодушевлением продолжил:

Вода - меж небесами и землей

Застыла твердью, вязкой и живой.

И только сердцем чистому дано

Пройти по ней, не соскользнув на дно.

- Что-то тут не то с последней строчкой. - Витольф решил показать, что он тоже кой-чего смыслит в изящных искусствах. Но его не услышали - Проход наполнился низким, мощным гулом, и корабль от киля до клотика словно пробрал горячечный озноб; старый Шорр скривился, как от зубной боли.

Ручей, река, лагуна и лиман,

Залив прибрежный, море, океан...

Вода имеет тысячи имен,

Соединяя тысячи времен.

- А тут вторая строчка хромает, - вновь встрял Витольф, и вновь не был услышан. Ликид слишком погрузился в стихи, а капитана сейчас занимало лишь управление.

Пройдя путем воды - увидишь сам,

Как ненадежен прошлого туман,

Как сладостен грядущего дурман...

Увидишь, что вся жизнь - сплошной обман.

- Верно, ай, верно!.. - вздохнул Хьорт. - Кто стихи-то сочинил, Волчонок? - Да не знаю, просто услышал как-то, - бросил юнга, набирая в грудь воздуха для следующего куплета. - Имен да названий сроду не помню, память у меня такая...

Всмотрись в живой хрусталь морской воды

И позабудешь райские сады.

И многие изгнанники земли

Приют и счастье в море обрели...

- Выбрались... - Ze'ev выпустил штурвал, подхватил выпавший из глаза монокль и опустился на крышку рундука. - Хальда, бери руль и держи потихоньку под ветер. Шорр, попробуй определить, куда нас занесло... Хьорт, подавай обед. - Уже несу, ай, несу, кэп... Действительно, перед капитаном в момент появился котелок с горячей, жирной похлебкой, приправленной какими-то травками (откуда Хьорт добывал их посреди океана, ведал лишь он сам). Звучное чавканье не очень мешало Ликиду.

Приют и счастье, радость и покой

Всем, кто в удел достойный верит свой.

Всем, кто желает полной жизнью жить,

Дарована вода и право пить.

Шорр издал скрежещущий горловой звук, от которого Ze'ev чуть не поперхнулся - небывалое дело! - а Витольф подскочил на два локтя, нашаривая за поясом свой нож-коготь из черной бронзы. Хальда, к счастью, не бросила управление, однако судно резко вильнуло. - В чем дело, hoplitos? - резко спросил капитан. Шорр еще раз посмотрел на свое хрустальное блюдце, потом поднял почти обезумевший взгляд. - Мы в двух лигах от Тартесса, кэп. - Ну и что? Можно сделать остановку и набрать воды. Призраки не помешают нам. - Зеэв... Тартесс снова стоит... Капитан резко встал, опрокинув горячую похлебку на свой обожаемый белоснежный китель - и не заметив этого. - Повтори, - тихо, очень тихо произнес он. - Тартесс снова стоит, - прошептал Шорр. - Сейчас мы в 1469 году римской эры, а он - стоит! Такой, каким был до падения!.. Только Ликид, который не ведал, о чем идет речь, безмятежно заканчивал свой стих: