Тимур Свиридов - Агент Омега-корпуса

С неуравновешенными и неуверенными нарушителями было легче, как правило, они оказывались втянутыми в преступные дела в результате разного рода случайностей, на них еще можно было влиять. Но устойчивость во зле и жажда насилия — это внутренний итог жизни человека, итог его мыслей и действий. Такие люди всегда чрезвычайно опасны и отчаянны. Такие люди заслуживают крайней меры.

Люди, совершавшие преступление против общества или личности, подлежали разной тяжести наказаниям, в зависимости от состояния их психики. Дифференцированный судебный подход к правонарушителям, сложившийся за последние два века, несомненно, был самым гуманным методом. Впервые разработанный в древнем мире Сиция, в Содружестве он обрел ясные и по-новому справедливые черты. Принудительная перестройка личности была самым суровым методом воздействия. Она назначалась после того, как устанавливалось, что человек, совершивший преступление, не реагирует на обучающее воздействие и полностью фиксирован в своем мировосприятии. Сложная психическая операция перестройки личности означала разрушение верхних слоев памяти, вплоть до того уровня, где гнездился первичный зародыш будущего преступного характера.

Лиогянин явно принадлежал к этой группе. Его случай осложняло то обстоятельство, что он был уроженцем благополучного мира Лиого, в котором подобные проблемы были давно решены.

— Скажи свое имя, — пробасил он.

— Я могу назвать любое имя, — усмехнулся Шанс, какая тебе разница?

Лиогянин надменно хмыкнул и вошел в багажный отсек. Когда он снова повернулся, Крис смог хорошенько рассмотреть его лицо. У гостя были крупные темные глаза с тяжелым давящим взглядом, шишковидный нос и странно смотрящиеся на этом рубленом лице красиво очерченные тонкие губы, несколько смягчавшие общее неприязненное выражение. Лиогянин тоже внимательно рассматривал пленника. Он держался очень уверенно, хотя в руках у него не было никакого оружия…

— Землянин?

— Это имеет значение?

— Имеет, — повысил тон лиогянин. — Впрочем, нет, ты с Ариестры.

В полумраке багажного отделения уловить разницу между землянином и ариестрянином было не так просто.

Зрение у лиогянина оказалось довольно острым. Это следовало учесть.

— Откуда в песках?

— С неба.

— Это на твоих-то стрекозиных крылышках? Где корабль? Сколько человек с тобой? Как вы умудрились сесть?

— Триста пятьдесят душ. — Крис исподлобья посмотрел в глаза лиогянину. Скоро меня хватятся.

Гость осклабился: — А ты шутник, парень. Ну ладно, пошути пока. После разговоришься. Будет случай.

Крис отметил уверенность, с какой это было сказано.

Почему лиогянин так убежден, что он не сможет молчать?

— Куда вы меня везете?

— Тебя не касается. Отдыхай пока.

— Ты отдаешь себе отчет, что это насилие над личностью?

— Заткнись, — грубо отрезал лиогянин. — Ты выглядишь совсем не таким глупым, как твои слова. Ты мне очень подозрителен.

— По крайней мере, я не пускал в ход кулаки и не воровал! — вскочил на ноги Крис.

Лиогянин тут же выхватил оружие.

— Что ты хочешь сказать?

— Зачем мямара мучаешь?

— Никто его не мучает. — Он бросил быстрый взгляд на контейнер. — Сам рад, что едет с нами.

— А ты тоже шутник, — рассмеялся Крис.

Лиогянин принялся шарить темными глазами по его лицу, словно выискивая скрытый изъян.

— Ты сказал, что я — вор?

— Зачем мямара взяли?

— Нужен был, раз взяли, — Он сжал крупные лиловые кулаки.

Неожиданно, приглушенный бортами «черепахи», в отсек проник дребезжащий звук «оросли» и звенел, не утихая, секунд пятнадцать. Лиогянин скривился, как от зубной боли.

— Потому и говорю, что вор.

— Ты о чем это? — насторожился гость.

— О мямаре. Зачем вы его украли?

— У кого?

— У меня.

— Ты что, рехнулся?

— Больше некому.

— Больше некому? — ошарашенно повторил лиогянин. — И давно он у тебя пропал?

Вблизи пирамида представляла внушительное зрелище. Огромная, она давила на сознание, словно подчеркивая на равнине пустыни разницу между своей колоссальностью и микроскопичностью человека. Моросанову, конечно, приходилось видеть и куда более крупные постройки, но то было в сверхгородах планет Центра, и там зданий было много, одно возле другого они смотрелись не так величественно. Но здесь, посреди пустынного Додарба…

Плоскости граней пирамиды стремительно уносились вверх и вбок, и чувство реальности давало сбой: эти грани казались определяющими, а линия горизонта уже становилась косой — странная игра воображения. На Земле тоже были пирамиды, но меньших размеров, и не возникало такого острого, нереального чувства.

Форма ее выглядела сложнее, чем казалось сначала.

Пирамида была сложена из неисчислимого множества маленьких пирамидок-которые он сначала принял за зерна — и оттого представлялась колючей и неуютной.

Посреди обращенной к нему грани Илья увидел темный провал треугольной формы — судя по всему, коридор, ведущий внутрь постройки.

Моросанов задумался: пирамиды не значились ни в одном из каталогов по Додарбу. Специальной стройтехники здесь еще не было, да и песок не совсем подходит как материал. Откуда же она взялась?

Илья все ближе подгонял танкетку к треугольному ходу и боялся только одного: красная пирамида окажется миражем, стремительно ускользнет в сторону или, подобно хрустальному городу, растворится в воздухе. Но она по-прежнему неколебимо высилась, заслоняя полнеба. Ребра граней были иззубрены, словно пилы, треугольными выступами, а плоскости — равномерно усеяны острыми шипами, глядящимися особенно колюче из-за солнца, дававшего резкие темные тени.

Илья еще раз просветил сооружение витаскопом, и тот снова показал отсутствие жизни. Он посадил машину, пристегнул холодный браслет схита. Потом спрыгнул на песок и захлопнул люк. Моросанова пронизало вдруг чувство одиночества, почти тоски. Он был один на один с чем-то удивительным и нереальным, чему не было аналогов в его практике.

Войдя в коридор, он заметил, что стены сходятся углом над головой. Отсутствие потолка было непривычно.

Рядом со входом было еще светло, но дальше все утопало во мраке. Коридор шел с легким наклоном вниз, и Илья понял, что на самом деле пирамида больше, чем кажется.

Ее грандиозное основание уходило в песок, под поверхность, и коридор вел именно туда. Чернота впереди манила к себе как магнитом. Звук шагов дробился в стенах и гулким эхом летел вперед, словно предупреждая о вторжении чужака.