Даниэль Клугер - Новые времена

Оглядев нас по очереди, всех троих, Харон сообщил: «Господин Лаомедонт желает принять меня на работу.»

Честно говоря, я ожидал услышать совсем другое. «На работу? – недоверчиво переспросила Артемида. – На какую работу?» Тогда Харон с неприятной усмешкой сообщил, что господин Лаомедонт, ценя его высокие профессиональные качества и принципиальность позиции, предложил стать пресс-секретарем предвыборного штаба. А может быть, принять участие в компании в качестве кандидата на пост вице-мэра. Естественно, при мэре-Лаомедонте.

Гермиона прижала руку к груди и медленно опустилась на диван. Артемида молча хлопала глазами. Я осторожно нащупал стул за спиной и тоже сел.

«Мало того, – добавил он, – мне предложена зарплата в несколько раз превышающая нынешнюю.»

Мне оставалось только развести руками и поблагодарить Бога. Но по лицу моего зятя я видел, что не все с этим предложением обстояло гладко.

«И что же? – осторожно спросил я. – Надеюсь, вы согласились?» Харон посмотрел на меня так, будто я спросил: «Надеюсь, вы согласились ограбить Национальный банк?»

«Разумеется, нет, – ответил он. – Неужели вы не знаете, что из себя представляет этот тип? Как вы могли предположить, что я соглашусь?»

Артемида задохнулась от негодования и пулей вылетела из гостинной. Гермиона последовала за ней.

Я понимаю, что есть идеалы. Есть принципы. Человек не может жить без принципов. Прекрасно! Вот же он, удобный момент для того, чтобы попытаться воплотить их в жизнь! «Харон, – сказал я. – Не мне вас судить, вы человек взрослый. Не знаю, может быть он предложил вам что-то противозаконное?» – «Противозаконное? Конечно нет. Я просто должен буду создать образ идеального избранника народа из этого уголовника!»

Нет, все-таки, его не переделаешь. Но я не мог уйти просто так, я должен был объяснить ему то, чего он не видел. При всем своем уме и всей своей принципиальности.

«Послушайте, Харон, – сказал я, – нельзя же так, в конце концов…» – «Как? – спросил он обманчиво-кротким голосом. – Как нельзя, отец?»

Ох, как я не люблю выяснять отношения… Еще со времен женитьбы. Покойница как раз-таки очень любила расставлять все точки и прочие знаки препинания. Артемида в этом отношении многое взяла от матери. А вот я не могу. Не могу! Стоит подумать о каком-то принципиальном споре, как я тут же – заранее – начинаю чувствовать себя виноватым. Неизвестно в чем и неизвестно почему. Начинаю сомневаться даже в очевидном. Причем состояние это никоим образом не связано с уверенностью в собственной правоте. Вот знаю, что прав, а чувствую себя виноватым.

Словом, пока я мучительно искал слова, которые не обидели бы моего зятя и в то же время прояснили для него реальную ситуацию, в гостинную вошла Артемида. Не вошла, а влетела. Глаза горят, щеки красные. Девица-громовержица, да и только. Я на всякий случай быстренько ретировался в дальний угол. Артемида встала с грозным видом напротив мужа, подбоченилась и выдала ему. Честное слово, мне даже стало неловко. Неприятно слышать от собственной дочери выражения подобного рода. Да и она, к тому же, сама не без греха… Так что я старался не слышать ее тирады.

Но, с другой стороны, я ее понимаю. Я Харона не понимаю. И не хочу понимать.

Артемида объяснила мужу, кем его считает. Самым мягким словом было, по-моему, слово «мул». После чего хлопнула дверью – теперь уже основательно.

На зятя жалко было смотреть. Взгляд, который он бросил на меня, просил о помощи. И я сказал: «Харон, мальчик мой. Не хочу обвинять вас в чем бы-то ни было, вам и так тяжело. Но согласитесь, ведь часть вины за происходящее – и немалая часть – лежит на вас.»

Харон уставился в дверь. Вид его стал отрешенно-задумчивым, и это меня приободрило. Я продолжил: «Ведь это вы – да-да, именно вы – несете значительную часть ответственности за то, что происходит! В глубине души вы знаете, что я прав. Вы не хотите кривить душей, идти против принципов. Очень хорошо. Вы верите в идеалы. Замечательно. Но ведь все это на словах! Что выходит на деле из этой вашей принципиальности, вы подумали?»

Теперь он уставился на меня, как давеча в дверь. Вид его из отрешенно-задумчивого стал удивленным. «О чем вы говорите, отец? – спросил он. – Я понимаю, что она ваша дочь, но, между нами говоря, самая настоящая шлюха!»

Я задохнулся. Нет, говорить с ним решительно не стоило. Я последовал примеру Артемиды – хлопнул дверью и ушел к себе.

18 сентября (вечер)

Я ходил по комнате, натыкаясь на мебель, и дискутировал с зятем. То есть, в действительности я был в полном одиночестве. Харон отправился разыскивать сбежавшую жену, Гермиона занималась хозяйством. А я поднялся к себе – выпить рюмку коньяку и успокоиться. Но успокоиться не смог. Слова переполняли меня, я должен был выговориться. Мне представилось, что Харон сидит в кресле напротив, а я расхаживаю перед ним и говорю: «Вы критиковали нашего старого премьер-министра, обличали коррупцию в его окружении. И вы преуспели в том, что эти обвинения стали общим местом. Может быть, именно поэтому, когда появились марсиане, кроме кучки свихнувшихся идеалистов – извините меня, Харон, но это так – никто и не подумал вступиться за старую власть. Власть сменилась. Появились марсиане. И что же? Пробовали вы найти общий язык с ними? Не критиковать, но указывать – честно и принципиально – на их ошибки? Вам ведь позволили это делать! Вам даже предложили – цивилизованно, по-деловому. А что же вы? Со всей язвительностью обрушились на них! Каков результат? – я осуждающе покачал головой. – Марсиане ушли. Может быть, и из-за вашей позиции тоже. Они ведь считали вас элитой общества! Вы отвергли союз с ними. Каков итог на этот раз? Долгожданная свобода? Да ничуть не бывало! Просто нас, слабых и беззащитных, вы лишили хоть и небольшого, но стабильного источника дохода. Микроскопических средств к существованию. Тех самых, которых не обеспечите нам ни вы, ни вам подобные.»

Я замолчал, чтобы просто перевести дух. Воображаемый Харон, разумеется, не возражал.

«Теперь появляется новая власть, – продолжил я тоном ниже. – Да, не идеальная. Да, может быть, в прошлом, преступная. Этой новой власти сейчас мало кто доверяет. Ей, помимо всего прочего, не достает опыта. И она пытается протянуть руку вам, опереться на вас, справедливо полагая, что вы поможете ей навести порядок в нашей несчастной стране. И что же вы? Отвергаете – с типичным интеллигентским презрением и высокомерием!»

«И вы считаете, что народу нужны именно такие правители? – с обычным своим сарказмом спросил бы Харон. – Гангстеры? Вы верите, что они будут заботиться о нашем спокойствии и благоденствии? Вы правда так думаете?»