Наталья Деева - Хирург

— Мне тридцать три — возраст Христа, — сказал я, выкручивая руль. — Как не отметить?

— С женой отметите. Я к вам в машину не просилась.

Проглотив злость, я вывел тачку на объездную. Девчонка закипишевала, завертела головой, но сидела молча. Наконец не выдержала, спросила дрогнувшим голосом:

— Куда мы едем?

Я ухмыльнулся. Попробуй, девочка, догадайся.

— Куда. Мы. Едем?

— К морю. Отметим днюху, и отвезу тебя домой.

Вцепилась в ручку, подёргала: заперто. Неужели так на ходу и выпрыгнула бы? Да не, ломается просто. Вжалась в сидение, глазища заблестели. А так ты мне даже нравишься. Норовистая кобылка.

— Откройте, мне нужно домой, — проскулила она.

Не, так не пойдёт, скулящий щенок мне неинтересен.

— Да чё ты кипишуешь! Успокойся. Всё нормально.

Переварила услышанное, достала мобильный, отправила сообщение. Телефон пискнул, отчитавшись о доставке. Блефуй-блефуй, знаем мы эти приколы.

— Нравится тачка моя? — спросил я, расслабившись.

— У дядьки двоюродного «Порше», по-моему, он круче.

Опять треплешься!

— И кто же твой дядька?

— Майор милиции.

Сказочница. Шахеризада, ё-моё, я не сдержался и хмыкнул. Приключение обещало быть интересным. Трудно представить, как она себя поведёт. Делайте ставки, господа! Неужели она не в курсе, что раз села в машину, значит, готова на всё? Ни в жизнь не поверю, что остались на свете такие дуры.

А вот и заветное местечко. Народу — ни души, море, скалы. Балдёж! Машина затряслась, выезжая на грунтовку. Только бы пузом о камни не чиркнуть, тачка-то чужая.

— И куда мы приехали? — спросила девчонка.

— Фиг его знает, я не местный. Место клё-ё-ёвое.

Да что ты озираешься? Расслабься, я ща бутылку откупорю… Чпок!

— На, выпей за меня, — я протянул пластиковый стакан с шампанским.

— Я не пью вообще, — пролепетала она.

Плевать мне! Мой праздник. Что захочу, то и сделаешь, хоть стриптиз станцуешь, и попробуй только взбрыкнуть

— Ну, за меня!

Похоже, она таки дура — за ручку хватается, думает выйти. Что ж, попробуй. Будет тебе урок. Плевать, что ты там думаешь. Раньше мозгами шевелить надо было. За всё в этой жизни надо платить, деточка. Я хлебнул из горла, съел конфеты. Зря выпендриваешься, вкусно ведь. А ножки всё-таки у тебя ничего, правда, сисек нет… ну да ладно — рука легла на её коленку и поползла выше. Ляжки у неё были холодные и твёрдые.

— Сама дашь или как? Слышь, ну, чё те стоит, а?

— Сама, только в туалет схожу…

— За идиота держишь?

Я нащупал её трусы и потянул вниз, она сжалась и забормотала:

— Между прочим, я отправила смс с номером твоей машины родителям. Если со мной что-то случится…

— Плевать. Не дёргайся, а?

— Давай хотя бы выйдем… на природе?

— Здесь удобней.

Воздержание сыграло свою роль — условий никаких, но на меня напал стояк, как на пятнадцатилетнего пацана, и мне казалось, что в этой дурнушке что-то есть… особенное… мощное. Хотелось схватить её за горло и держать, пока она не заткнётся. Подчинить и владеть, владеть до изнеможения. Лёгкое движение — острая шпилька скользнула по виску, еле успел отвести удар. Да у этой сучки тяжёлая рука.

— Ах, ты мыша! Коза драная!

Так, значит? Получи! Ещё получи, и ещё. На природе хочешь, будет тебе на природе!

Несмотря на саднящий висок, удовольствие я получил, хотя девчонка извивалась, как уж. Застегнул штаны, оттолкнул её от тачки, завёл мотор и начал отъезжать. Несколько секунд она лежала неподвижно, выпрямилась, встала… Мне приглючилось это? Приглючилось, или на самом деле её глаза полыхнули отражённым светом? Как у кошки, перебегающей дорогу. И вдруг — клац, клац — и звон разбитого стекла. Фара! Штуку баксов стоит такая фара! Убью сволочь!

— А ну стой!

Какая прыткая коза — босиком да по камням… Убью стерву, рёбра пересчитаю! Еле догнал, подсёк… да ты ещё и дерёшься! И скалишься как собака! Ори-ори, всё равно никто не услышит. На тебе! Вот, вот и вот! Остановился я только, когда она перестала дёргаться. Отступил: лежит рожей вниз, руки мелко подрагивают. Неужели прибил? Перевернул: морда разбита, глаза бегают под веками, челюсти сжаты. Амбец!

Кто-нибудь видел, как она садилась в машину? Нет. Никто ничего не докажет… Сообщение! Вдруг это не блеф? Я нащупал в её рюкзаке телефон, открыл отправленные смс: последнее — пустое. Слава яйцам! Подошёл к девчонке, поставил ногу на шею. Надавлю — и кирдык. Кирдык-кадык. Когда крошатся хрящи, такой мерзкий звук… Сглотнул, убрал ногу. Нет, противно. Лучше в море скинуть. Околевшее тело найдут утром, и будет у ментов ещё один висяк.

Избавившись от тела, я поспешил убраться. День рождения был отравлен. Зря девку укокошил, человек всё-таки. Живой. Был. А не фиг было чужое имущество портить. За всё нужно платить, и за глупость тоже. Не стоит себя изводить, ничего уже поправить нельзя. Но всё равно на душе было тошно, надо на гитаре побренчать — авось попустит.

Хирург

Только змеи сбрасывают кожи,

Чтоб душа старела и росла.

Мы, увы, со змеями не схожи,

Мы меняем души, не тела.

Тёмно-серый асфальт — обычный асфальт тротуара, отполированный миллионами ног. Если присесть на корточки и всмотреться, можно разглядеть тёмные округлые спины мелких камешков, крошечные раковинки. Если представить себя микробом, то поверхность тротуара развернётся причудливым городом с извилистыми улочками и домами невиданной формы, и этот город будет несравним с прямоугольным однообразием города, по которому шёл Хирург.

Он любил ходить пешком, любил смотреть, как срывающиеся капли разбиваются о поверхности луж, как бежит дождевой поток, образуя маленькие водовороты.

Мало, кто знал его имя, но Хирурга не тяготило одиночество.

Человек без имени, без семьи, без судьбы.

Он никогда не работал в перчатках — тонкая резиновая преграда мешала чувствовать пульсацию жизни. Сегодня он спас юношу, который разбился на мотоцикле. Коллеги говорили, что у него травмы, с жизнью несовместимые. Никто не верил, что он поправится.

Пусть!

Хирург приподнял уголки губ. «Безнадёжный» юноша очнётся завтра в четыре утра — ко всеобщему удивлению.

Трижды Хирургу предлагали место заведующего отделением, он трижды отказывался и откажется, если попросят снова: обязательства ограничивали свободу выбора.

За всю врачебную практику у Хирурга не умер ни один плановый пациент. Ни один!!! А безнадёжных случаев были сотни. Правда, если этим людям не судьба жить, они гибли позже: через полгода, а то и через год, и совсем по другой причине.