Айзек Азимов - Фантастическое путешествие II

— Если вы говорите серьезно, — задумался Моррисон, — это замечательно.

— Вполне серьезно, — ответил Конев. — Я потратил все свое время на перевод структуры мозга в символы и наоборот. Я изобрел и развил науку церебрографии.

— И вы использовали для этого Шапирова.

— По невероятно счастливой случайности. Возможно, и не счастливой, но это было неизбежно. Мы все немного тщеславны. А Шапирову казалось, что его мозг достоин того, чтобы его тщательно сохранить. С самого начала, когда я принялся за работу над проектом под его руководством (а мы только думали об использовании хотя бы мозга животных), он настаивал на церебрографическом анализе своего собственного мозга...

Внезапно разволновавшись, Моррисон спросил:

— Вы можете вывести его теории из записанной церебральной структуры его мозга?

— Конечно, нет. Эти символы записывают церебральное сканирование, произведенное три года назад. Это было до того, как он развил свою теорию. А здесь, к сожалению, всего лишь физическая структура, а не его мысли. Все же церебрография для нас будет бесценна в завтрашнем путешествии.

— Согласен, но я никогда не слышал об этом.

— Не удивительно. Я опубликовал материалы, но только в Гроте, и они остаются чрезвычайно секретными. Никто за пределами Грота, даже здесь, в Советском Союзе, не знает о них.

— Это плохая политика. Кто-нибудь напечатает их и получит приоритет.

Конев покачал головой,

— Это только кажется, что в этом направлении повсюду достигнут значительный прогресс. Чтобы получить приоритет, достаточно опубликовать цефалографию мозга собаки, например. Но это сейчас неважно. Суть в том, что мы можем руководствоваться схемой мозга Шапирова. А это — невероятная удача. Раньше мы не знали, что она может пригодиться нам в качестве путеводителя через джунгли головного мозга.

Конев повернулся к компьютеру и отработанным быстрым движением рук вставил пять больших дисков.

— Каждый из них, — заметил он, — может свободно вместить всю информацию центральной московской библиотеки. Все это — информация о мозге Шапирова.

— Вы хотите сказать, — возмутился Моррисон, — что смогли перенести всю информацию о мозге Шапирова в эту книгу?

— Ну нет, — Конев бросил взгляд на книгу. — По сравнению с полной программой, книга — только небольшая брошюра. Тем не менее, она действительно содержит основной, так сказать, каркас нейроструктуры Шапирова, и я мог использовать ее в качестве руководства для программы компьютера, составившей его подробнейшую схему. Чтобы справиться с этой задачей, понадобились месяцы работы и самый современный компьютер. Однако, Альберт, мы смогли достичь лишь клеточного уровня. Чтобы составить схему мозга на молекулярном уровне и записать все перемещения и комбинации, все возможные мысли, которые могут возникнуть в таком необычном человеческом мозге, как у Шапирова, — творческие, актуальные и потенциальные — думаю, нам бы понадобился компьютер величиной со Вселенную и время не меньше, чем сама Вселенная. А для нашего эксперимента достаточно того, что есть.

Моррисон восторженно попросил:

— Покажите мне, как он работает, Юрий.

Конев осмотрел компьютер, послышался мягкий щелчок. Он нажал на нужные клавиши. На экране появилось изображение человеческого мозга в разрезе.

Конев заметил:

— Мы можем рассмотреть любой поперечный разрез. — Он нажал на клавишу, и мозг начал расслаиваться, как бы под воздействием ультратон-кого микротока со скоростью тысяча срезов в секунду. С такой скоростью, — продолжал Конев, — нам понадобится час и пятнадцать минут, чтобы выполнить задачу, но я смогу остановить ее в любой момент. Я также могу сделать еще более тонкий слой или моментально рассчитать и срезать слой любого поперечного сечения.

Объяснения он сопровождал демонстрацией.

— Кроме того, можно ориентировать его в другом направлении и поворачивать вдоль другой оси. Или увеличить до клеточного уровня с любой скоростью, медленной или, как видите, быстрой.

С этими словами изображение мозга растянулось от центра во всех направлениях с головокружительной скоростью, так, что Моррисон вынужден был закрыть глаза и отвернуться.

Конев продолжал:

— Сейчас перед нами изображение на клеточном уровне. Вы видите отдельные нейроны, и если я еще больше увеличу его, сможете разглядеть нейриты и дендриты. При желании мы можем проследить, как движется одиночный нейрит через клетку и сквозь синапс попадает в другой нейрон. И так далее. И все это — с помощью компьютера, дающего трехмерное изображение мозга. Но дело не только в трехмерном изображении. Компьютер имеет голографическое изображение и может давать абсолютно точное трехмерное изображение.

Моррисон спросил вызывающе:

— Тогда зачем вам нужна минимизация? К чему вам отправлять корабли в мозг?

На мгновение лицо Конева презрительно перекосилось

— Глупый вопрос, Альберт. Я полагаю, он — следствие вашего страха перед минимизацией. Вы ищете любое оправдание, чтобы избежать ее. То, что вы видите здесь на экране, — трехмерная схема мозга. Но только трехмерная. Здесь, по существу, схвачено лишь мгновение. В результате мы видим неизменяемую материю — мертвую материю. Мы хотим открыть для себя жизненную активность нейрона, меняющуюся во времени. Нам нужно четырехмерное изображение колеблющегося электрического напряжения, микротечения в клетках и клеточных тканях. И мы хотим перевести их в мысли. Это — ваша задача, Альберт. Аркадий Дежнев проведет корабль по выбранному мною маршруту, а вы дадите нам мысли.

— На основании каких принципов вы выбрали маршрут?

— На основании ваших собственных работ, Альберт. Я выбрал те области, которые, по-вашему, вероятнее всего являются нейросхемой творческой мысли. А используя книгу с ее запрограммированным изображением мозга Шапирова в качестве начального руководства, я вычислил центры, которые более-менее напрямую ведут к некоторым частям этой схемы. Затем я поместил их с большой точностью в компьютер, и завтра мы проникнем в некоторые из них.

Моррисон покачал головой:

— Боюсь, что я не могу гарантировать возможность определить текущие мысли, даже если мы найдем центры, в которых проходит процесс мышления. Ведь когда люди говорят на языке, который мы не знаем, мы слышим их голоса, но не понимаем смысла.

— Но мы не можем этого знать заранее. Изменяющееся электрическое напряжение в мозге Шапирова должно напоминать наше собственное, и мы очень просто сможем узнать его мысли, не зная механизма. В любом случае, мы ничего не сможем узнать, пока не пойдем на эксперимент.