Михаил Харитонов - Рассказы (сборник)

— Я что-то такое читал… — Ном потёр лоб. — Безвкусная политическая риторика. Что-то про заговоры против отечества.

— Политические взгляды его довольно радикальны, — признал логик, — но в литературном отношении он интересен.

— Он, кажется, ещё и противоаравийски настроен, — вспомнил Ном. — Приличные люди стоят выше подобных предрассудков.

— Ну почему же, — вступил Марон, — аравийские народы не любили многие великие мужи, вот тот же Ноам из Хомы — великий филолог, его теория порождающей грамматики перевернула науку. При том он постоянно обличает аравийцев, хоть сам аравиец по крови… Будем снисходительны. Читаем же мы того же Лукиана, несмотря на все заблуждения его относительно нашей святой веры? Световит, так что за новый роман?

— И где он издан? — заинтересовался Феомнест. — Пожалуй, куплю: почитаю на досуге.

— Пока нигде, — по-славянски развёл руками Световит. — Я читал я его с экрана вычислителя. Мне переслали его друзья из издательства, но я поклялся, что никому не покажу его, пока не выйдет книжка, а это нескоро. Иначе я нарушу римский закон об обращении данных.

— Закон суров, но это закон. Но рассказать-то о романе ты можешь? — осведомился Феомнест. — Неизвестно, когда ещё его издадут. А меня интересует не столько слог и мелкие детали, сколько общая идея.

— Слог важен, как и мелкие детали, — тут же возразил сириец, — в деталях обитает Бог. Но именно поэтому я не против того, чтобы узнать содержание заранее: ведь это не испортит мне удовольствия от чтения, если я буду это читать.

— Простите старика, — желчно сказал Аркисий, — но я лучше послушаю речь Гипербола, чем буду обсуждать творчество сомнительного писаки, от которого нет никакой пользы отечеству.

Все сконфуженно замолчали. Некоторое время было тихо, только плескалась вода в бассейне. Славянин нахмурился и внимательно посмотрел на высокоучёного Аркисия.

— Ладно, — наконец, махнул рукой старик. — Пожалуй, я погорячился. Световит, расскажите. Вы избавите меня от нужды знакомиться с этим сочинением.

— Хорошо, — не стал чиниться славянин. — Это так называемая альтернативка. Роман охватывает историю нашего мира, какой она могла бы быть, если бы история Персии сложилась иначе…

— Вот уж невыигрышный сюжет, — фыркнул Аркисий. — В истории Персии нет ровно ничего непредсказуемого. Если бы он избрал Египет или Лидию, это было бы, по крайней мере, любопытно. Но Персия?

— Это-то и интересно, — невежливо перебил славянин. — В эпоху царя Ахашвероша…

— Артаксеркса? Какого именно? — уточнил дотошный Аркисий.

— Самого первого, Благого. Так вот, в его правление случился такой эпизод: истребление племени иудеев. Около пятисот лет до Рождества Августа.

— Да, припоминаю, — наморщил лоб Аркисий. — Геноцид — ужасное преступление, но в те времена бывало и не такое. Хотя, — он сморщился ещё заметнее, напрягая ослабевшую память, — вроде бы племя с таким названием истребил бабилонский царь? Как же его звали? У него какое-то длинное неблагозвучное имя…

— По-гречески — Навуходоносор, — сказал логик. — Очень неудачливый правитель. Его внук, Бальтасар, или как его там, известен сказкой об огненной руке, начертавшей на стене некое пророчество, которое никто не смог прочитать, в чём можно усмотреть забавный логический парадокс…

— Припоминаю, — перебил его Эбедагушта Марон. — Один из сирийских отцов истолковал эту историю в благочестивом духе…

Аркисий Ном охнул и зажал уши ладонями. Друзья переглянулись и дружно рассмеялись.

— История такова, — принялся за рассказ Феомнест. — Племя иудеев попало в плен к бабилонянам, а потом к персам. Персы обращались с ними хорошо, и даже разрешили иудеям вернуться на родину, но они предпочли остаться в Персии. Там они захватили все ключевые позиции в торговле и в администрации. Сейчас нечто подобное говорят об аравийцах…

— Вот-вот, — встрепенулся Ном. — Я думаю, этот Харитон намекал именно на это, чтобы разжечь страсти.

— В общем, — перебил логик, — министр обороны Аман пошёл к царю и пожаловался ему на это несносное племя. Царь разрешил истребить тех иудеев, кто чинил обиды народу. Жертв было около семидесяти пяти тысяч, в основном тех, кто занимал хорошее положение. В дальнейшем, — в голосе Феомнеста послышалось некоторое сомнение, — Амана обвинили в жестокости и клевете на невинных. Кажется, в конце концов он был повешен… Но выжившие иудеи лишились своего положения и стали изгоями. Потом подобное случалось в иных местах, где иудеи обитали — кажется, этот народец успел надоесть всем. Остатки племени растворились в других племенах. Поговаривают, аравийцы произошли от тех самых иудеев, смешавшихся с какими-то другими чужестранцами, но это сомнительно, — закончил он.

— Авва Фалассий Ливийский писал что-то об этих иудеях в своей «Истории ересей и лжеучений», — припомнил Эбедагушта Марон. — Кажется, иудеи поклонялись некоему могущественному демону, называя его Богом и Творцом, чтобы снискать его милость?

— Такое учение контрадикторно противоположно учению гностиков, которые говорили, что сам Творец является могущественным злым демоном, — включился Феомнест, — и оба эти учения контрарно противостоят учению афеистов, согласно которому в мире не существует никаких духовных сущностей, ни добрых, ни злых…

— Можно мне продолжить? — перебил грубоватый славянин. — Харитон описывает, каков был стал мир, если иудеи не были бы истреблены. По его версии, из-за какой-то еврейской красавицы, соблазнившей персидского царя и оклеветавшей праведного Амана, царь передал всю власть её дяде, злодею Мордехаю. Под его началом иудеи уничтожили персидскую знать, вырезав всю элиту страны. После этого они стали действовать как настоящие грабители и вывезли из Персии огромные сокровища, тем самым навеки подорвав её мощь. Потом часть иудеев переселилась в местность, на которую они издревле посягали, и назвали её своим именем. Но большая часть племени осела в цивилизованных краях, в том числе и в Риме, где они достигли за счёт финансовых махинаций неслыханного могущества. В конце концов они приблизились к тому, чтобы захватить власть в самом Риме, а также в других царствах. Управлялись же иудеи из своей страны, где они выстроили храм их главного демона.

— Интересно, — вклинился Эбедагушта, — а как же Воплощение? Неужели Господь наш Август потерпел бы подобное? И как вывернулся этот Харитон?

— Тут он отступает от христианской веры, — вздохнул Световит. — По его версии истории, опасность, угрожавшая Вселенной от иудеев, была столь велика, что Творец воплотился не в Кесаряе Августе, как это было на самом деле, но в каком-то иудее, бродячем проповеднике. Он пошёл на это, чтобы разрушить еврейский заговор изнутри.