Роджер Желязны - Проект Румоко

- На Шпицберген.

Я обдумал сказанное и сказал:

- Ладно.

- Я буду готова часа через полтора.

- Погоди, - остановил ее я, - я думал, ты имеешь в виду что-то вроде возможно, на выходной. Никто ведь не отменял расписание работ.

- Но твоя работа здесь кончилась, так?

Я уставился на свой десерт - яблочный пирог, и весьма неплохой, с куском сыра, запил его кофе. Над краем чашки я оторвал глаза и медленно покачал головой.

- Я могу на денек снять тебя с дежурства, - предложила она. - Это вреда не принесет.

- Извини, я хочу дождаться результата проб. Займемся этим в выходной.

Она, похоже, обдумывала это.

- Ладно, - согласилась она наконец, и я кивнул, по-прежнему занимаясь десертом.

Это "ладно" вместо "хорошо" или "да", или "конечно" могло быть условным сигналом или чем-то вроде этого для тех, кто слушал наш разговор. Не знаю. Я больше об этом не заботился.

Когда мы шли к выходу, она была чуть впереди меня, так что я открыл дверь перед ней, и человек придвинулся ко мне с другой стороны.

Она остановилась и обернулась.

- Не надо слов, - остановил ее я. - Я не поторопился и поэтому арестован. Пожалуйста, не перечисляйте мои права, я знаю, что они есть, - и поднял руки, увидев, как в руке человека блеснула сталь. - Счастливого Рождества, - пожелал я Кэрол.

Но она все же принялась перечислять мои права, и я смотрел на нее. Она отводила глаза.

Проклятие, предложения были слишком заманчивы, чтобы быть правдой. Не похоже на то, что Кэрол часто использовали для той роли, что ей пришлось играть, думал я лениво, и хотел бы я знать, довела бы она эту роль до конца, если бы обстоятельства заставили ее это сделать? Тем не менее она была права: моя работа на борту "Аквины" была закончена. Мне пора было убираться и заботиться о том, чтобы Альберт Швейтцер умер не позже, чем за сутки.

- Вы отбудете на Шпицберген сегодня ночью, - сказала она. - Там условия для допроса лучше.

Интересно, справлюсь ли я с этим? Ну...

Как будто прочтя мои мысли, она добавила:

- Поскольку вы кажетесь опасным, я хочу предупредить вас, что ваш сопровождающий - хорошо тренированный человек.

- Так значит, ко всему прочему, вы со мной не поедете?

- Боюсь, что нет.

- Очень плохо. Значит, пора сказать вам "прощай". А мне казалось, что вы нечто лучшее.

- Это ничего не значило, - возразила она убежденно. - Это только ради того, чтобы доставить вас туда.

- Может быть. Но вам все еще хочется знать, и это будет всегда - и вы никогда не узнаете...

- Боюсь, мы будем вынуждены применить наручники, - сказал сопровождающий.

- Конечно.

Я протянул руки, но он, почти извиняясь, проговорил:

- Нет, сэр. За спину, пожалуйста.

Так я и сделал, а когда человек подошел ко мне, я пригляделся к наручникам. Они были старого образца. Правительственный бюджет не позволяет баловать разнообразием. Если я прогнусь назад подальше, я смогу перешагнуть через них, и руки окажутся предо мной. Дайте мне, скажем, секунд двадцать...

- Да, вот что, - сказал я. - Только из любопытства и вот почему, так как я сказал тебе об этом прямо. Ты выяснила, почему те двое вломились в мою каюту, допрашивали меня и чего они на самом деле добивались? Если можно, я бы хотел это знать, а не то меня будут мучить дурные сны.

Она поджала губы, задумавшись чуть-чуть я полагаю, затем сказала:

- Они из Нового Салема, города-пузыря с Северо-американского континентального шельфа. Они боялись, что в результате проекта "Румоко" их купол будет разрушен.

- Так и случилось? - спросил я.

Она молчала.

- Пока неизвестно, - сказала она. - Город пока молчит. Мы пытались пробиться к ним по радио, но там какие-то помехи...

- И что вы думаете насчет этого?

- Мы еще не смогли установить связь.

- Вы хотите сказать, что мы, возможно, уничтожили город?

- Нет. Эта возможность минимальна по прогнозам ученых.

- Ваших ученых, - уточнил я. - У их ученых было другое мнение.

- Конечно, - согласилась она, - противники были всегда. Они посылали диверсантов потому, что не верили нашим ученым... Но вывод...

- Простите, - прервал я.

- За что?

- За то, что сунул парня под душ. Ладно. Спасибо. Я мог бы прочитать об этом в газетах. А теперь отправляйте меня на Шпицберген.

- Пожалуйста, - откликнулась она. - Я только выполняла свой долг. И думаю, что это правильно. Возможно, ты чист, как снег и лебяжий пух. Если есть тому причина - они узнают ее в очень короткое время, Ал. Тогда... тогда то, что я задумала... то, о чем я говорила прежде, будет оставаться правдой.

Я усмехнулся:

- Ладно, я уже сказал "прощай". Спасибо за ответ на мой вопрос.

- Не надо маня ненавидеть.

- Не переживай. Я никогда не доверял тебе. - Она отвернулась. - Спокойной ночи, - пожелал я ей уже в спину.

И они повели меня к вертолету. Мне помогли взобраться в кабину. Там было двое охранников и пилот.

- Она любит вас? - спросил человек с пистолетом.

- Нет, - ответил я.

- Если она права и вы чисты, захочется ли вам увидеть ее снова?

- Я никогда больше не увижу ее, - ответил я.

Усадив меня в конце салона, они с приятелем сели у окна и подали знак.

Машина затряслась, и мы взлетели.

Внизу громыхал, пылал и плевался Румоко.

ЕВА, ПРОСТИ МЕНЯ. Я НЕ ЗНАЛ. Я ДАЖЕ НЕ ПРЕДПОЛАГАЛ, ЧТО ВСЕ МОЖЕТ КОНЧИТЬСЯ ТАК, КАК КОНЧИЛОСЬ.

- Предполагалось, что вы можете быть опасным, - сказал человек справа. Пожалуйста, не пытайтесь ничего затевать.

"АВЕ, АТКУ, АВАТКУ", - сказал я в душе своей.

"ДВАДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ ЧАСА", - сказал я Швейтцеру.

После того, как я получил деньги у Вэлша, я вернулся на "Протей" и провел в раздумьях несколько дней. После этого, не получив никаких результатов, я отправился пить с Биллом Меллингсом. Кроме всего прочего, я воспользовался оборудованием, чтобы "прикончить" Швейтцера. Я не рассказал Биллу ничего, кроме истории о девушке с большими грудями.

Затем мы на пару дней закатились на рыбалку.

Я больше не существовал. Я вычеркнул Альберта Швейтцера из мира. И я сказал себе, что вообще не хочу существовать.

Если вы должны убить человека - должны, имея в виду, что нет иного выбора - я полагаю, это наверняка жуткое и кровожадное дело, так что оно жжет вашу душу и еще больше поднимает в вашем сознании цену человеческого существования.

Тем не менее, я убил по-другому.

Все было тихо и мирно. Я выработал в себе иммунитет к этой штуке, и вряд ли многие о ней слышали. Я открыл кольцо и выпустил наружу споры. Этого хватило. Я не знал имен ни моих сопровождающих, ни пилота. Я даже лиц их толком не разглядел.

Эта штука прикончила их за тридцать секунд, и я снял наручники секунд за двадцать, как и предполагал.

Я разбил вертолет о берег, растянул при этом себе правое запястье, выбрался к дьяволу из машины и отправился пешком.