Владимир Немцов - Альтаир

— Будем надеяться, что ваш знакомый любит побалагурить. Выдумал, наверное, южную экспедицию, — успокаивал Вячеслав Акимович совсем уже отчаявшихся ребят.

Митяй пока еще держался в норме, а Левка часто моргал, вот-вот заплачет, как девчонка. Так казалось Митяю, но он ошибался. Лева чувствовал себя, конечно, скверно, но в присутствии Нади должен был крепиться — ничего не поделаешь, мужчина.

— Надо все-таки узнать, чем закончился разговор, — вслух размышлял Митяй, задумчиво поглаживая мокрые волосы. — Может, этот «начальник кадров» оставил женщине телефон или адрес…

Вячеслав Акимович заинтересовался его предположением:

— А вы сможете ларек найти? В Москве их достаточно.

— Мимо проходил трамвай. Да, да, конечно… Виден был с правой стороны от ларька, — как бы вспоминая, рассказывал Митяй. — Фонарь отражался в луже опять с этой же стороны. Значит, еще одна примета. Потом Толь Толич сказал, что машина наконец-то добралась до трамвая. Вы слышали? Мне кажется, надо объехать все конечные трамвайные остановки на окраинах и попробовать найти ларек.

— А, пожалуй, это идея! Надюша, вызови машину, — приказал Вячеслав Акимович. — Посмотрим, что из этого выйдет. Поезжайте немедленно — может быть, встретите еще там этого говоруна!.. Через час мы включим телевизор… Почем знать, какие еще новые признаки появятся на экране.

Провожая ребят, он сказал в шутку, что, вероятно, ему удастся увидеть вывеску организации, где работает Толь Толич.

…Не повезло ни ему, ни бедным испытателям. После долгих мытарств Лева и Митяй наконец нашли ларек, справа от которого проходила трамвайная линия. С этой же правой стороны светил фонарь. Узнали они и большую лужу под ним. Узнали мокрый прилавок и круглолицую хозяйку с кружевной повязкой на пышных волосах. Закрывая ларек, она убирала кружки, сердилась на маленькую выручку и не хотела отвечать на вопросы каких-то любопытных ребят, но в конце концов, тронутая их отменной вежливостью, рассказала, что действительно всего лишь час назад ее сманивал в другую организацию какой-то веселый начальник, но она наотрез отказалась. Ее, как лучшую работницу, здесь ценят и уважают, пишут про нее в стенгазете, и она, конечно, не будет подводить свое начальство — ведь они тоже отвечают за план… Персиками да виноградом ее не купишь, когда из-за дождей план не выполняется. «До ночи приходится в ларьке торчать, чтобы в нашем торговом деле прорыва не было», — призналась она, предложила студентам пива, но те поблагодарили ее и, понурившись, направились к машине.

В лаборатории тоже неудача. Ни через час, ни через два во время работы «Альтаира» нельзя было увидеть не только вывеску, о которой мечтал инженер, но и вообще ничего. Измерительные приборы показывали, что передача есть, но сигналы очень слабы, а потому даже при максимальной чувствительности телевизионного приемника принять изображение невозможно.

— Радиотехника тоже подводит, — печально заметил Вячеслав Акимович и посмотрел на часы. — Не думаю, чтобы ящик с аппаратом возили всю ночь по городу. Он сейчас отдыхает на каком-нибудь складе, причем довольно далеко от нас. Придется завтра утром продолжить поиски. Посоветуйтесь с товарищами. — Он зевнул, снял очки и стал протирать их платком.

— А как же искать, если нет никакого изображения? — растерянно пробормотал Лева.

— Значит, надо выбрать место, где оно обязательно должно появиться. Поэтому иногда не вредно вспомнить законы распространения ультракоротких волн. Короче говоря, я сейчас позвоню одному из наших инженеров. Он живет в новом высотном здании и проведет вас на верхнюю площадку. Оттуда Москва как на ладони.

Пичуев быстро зашагал к телефону. Опять неудача: инженер уехал в театр.

Лева невольно подумал, что есть на свете счастливые люди — в театры ездят, развлекаются, совесть у них спокойна. А ему и Митяю сейчас надо ехать на расправу. «Как смотреть ребятам в глаза? Как смотреть?»

В жизни Левы Усикова особых потрясений не бывало. Отец и мать никогда с ним не расставались, даже во время войны. Химический завод, где работал механиком отец Левы, был эвакуирован за Волгу. Только к концу войны вся семья Усиковых — потомственных москвичей — возвратилась к себе домой, в тихий переулок по имени Сивцев Вражек. Лева здесь родился, учился неподалеку в школе, куда и сейчас его тянет по привычке, его — студента радиоинститута. Было множество счастливых дней. Как не вспомнить день, когда ранним сентябрьским утром ты впервые переступил школьный порог, первый ответ у доски, галстук пионера, комсомольский билет, наконец аттестат зрелости!

Счастье давалось нелегко, с горькой приправой. Так, например, Леву долго не принимали в пионеры — поведение не позволяло.

Он не дрался на школьном дворе, не разбивал окон футбольным мячом, не лгал, не вывертывался, не дерзил старшим. Сидел на уроках спокойно, смирно, как подобает каждому школьнику. Но в чем же так провинился Усиков Лева, коли пришлось ему надеть красный галстук позже всех одноклассников? На этот вопрос Митяй ответил бы немногословно: «Потому что Левка шкода». Подобное определение следует понимать как шалун, проказник, но это не совсем точно. Как правило, Лева был жертвой разных увлечений, особенно техникой, а кроме того, страдал от пылкой любви к краскам. Разве можно винить Леву, если все неприятности происходили с ним помимо его воли!

Он приносил в класс разные смешные модели, занятные игрушки, которые выдумывал и строил сам. Кому же их еще показывать, как не ребятам, — иначе неинтересно! Во время перемен и после уроков к Леве приходили даже десятиклассники. Пощипывая верхнюю губу с ожидаемыми усами, кто-нибудь важно цедил: «Ну, хвастайся, Тушканчик. Опять изобрел будильник?»

На Тушканчика Лева не обижался, прозвище ласковое, а вот насчет будильника нехорошо. Вовсе он никогда не изобретал ничего подобного, а просто использовал механизм от будильника для разной автоматики.

Он проверил, сколько нужно минут, чтобы прочитать книжную страницу, а потом приспособил часовой механизм для перелистывания. Каждые три минуты механический палец, вернее — тончайший стерженек, сдвигался в сторону и отпускал очередную страницу; тут же она подхватывалась зубчатым колесиком и переворачивалась.

Потом Лева мастерил пожарную машину, где опять-таки механизм от будильника поднимал вверх составную жестяную лестницу Машина была выкрашена не в красную краску, как обычно, а в оранжевую, колеса были зеленые, а лестница небесно-голубая. Такой пестрый колорит нравился Леве, ради него он мог погрешить и против действительности.