Роберт Хайнлайн - Достаточно времени для любви, или жизни Лазаруса Лонга

— Лазарус, если вы полагаете, что сможете мне до смерти надоесть, — поправка, до вашей смерти — зачем тогда выдумывать сказочки для моего развлечения? Невзирая на все ваши резоны, буду слушать внимательно и долго, как царь Шахрияр. Возможно, компьютер мой записывает все, что вам угодно сказать — без редакции, я гарантирую, — однако при этом он входит в состав чувствительного детектора лжи, способного выделить все придуманные вами побасенки. Видите ли, в том, что вы говорите, меня волнует не историческая достоверность. Не сомневаюсь, что в любой придуманной вами истории сами собой обнаружатся ваши оценки — жемчужины мудрости — чтобы вы там ни говорили.

— «Жемчужины мудрости»! Молокосос, если ты еще раз произнесешь эти слова — оставлю после уроков и велю мыть доску. А что касается компьютера — то объясни ему, что среди всех моих историй верить следует именно самым диким, поскольку они — чистейшая правда. Ни одному писателю не придумать такой фантастической мешанины, происходящей в нашей безумной Вселенной.

— Она уже знает это, но я повторю предупреждение еще раз. Так вы рассказали о Сэнди Мак-Дугале, о Вечном Жиде.

— В самом деле? Если он пользовался этим именем, значит, действие происходило в двадцатом столетии в Ванкувере — было такое место в Соединенных Штатах, где люди была настолько умны, что не платили налогов Вашингтону. Сэнди орудовал в Нью-Йорке — городе, даже тогда славившемся глупостью своих жителей. Я не буду приводить конкретных деталей его мошенничества — это совратит твой аппарат. Будем считать, что Сэнди пользовался самым древним принципом избавления глупца от денег: просто выбирал приманку, на которую должна клюнуть его жертва. Ничего больше не нужно, Айра. Если человек жаден — его можно обманывать и обманывать. Беда состояла в том, что Сэнди Мак-Дугал был, пожалуй, пожаднее собственных жертв, а потому частенько перехватывал через край, и ему приходилось удирать по ночам — иногда оставив позади возмущенную толпу. Айра, если ты обираешь человека, дай ему время снова обрасти шкурой, иначе он будет нервничать. Если ты соблюдаешь это простое правило, можешь стричь своего барана снова и снова — процедура эта помогает ему поддерживать бодрость и сохранять силы. Но Сэнди был слишком жаден для этого — у него не хватило терпения.

— Лазарус, судя по вашим словам, вы в этом деле истинный мастер.

— Ну знаешь, Айра, я все-таки требую уважения к себе. Я никогда никого не надувал. Самое большее — стоял возле него и дожидался, пока он обманет себя. В этом нет ничего плохого — разве можно избавить дурака от глупости. Только попытайся сделать это, и ты немедленно получишь в его лице нового врага. Ты же покусишься на ту скромную выгоду, которую он получает от жизни. Никогда не учи свинью петь: и время потратишь зря, и свинью рассердишь. Но о мошенничестве я знаю изрядно. По-моему, на мне испробовали все возможные варианты мыслимых жульнических уловок. Некоторые из них имели успех, когда я был молод. А потом я воспользовался советом дедуси Джонсона и перестал пытаться удачно вывернуться. И с этого времени меня уже не могли одурачить. Но совет дедуси я понял лишь после того, как несколько раз изрядно обжегся. Айра, уже поздно.

Исполняющий обязанности торопливо поднялся.

— Вы правы, сэр. Разрешите еще парочку вопросов перед уходом? Не о мемуарах, по поводу процедуры.

— Тогда коротко и ясно.

— Терминационную кнопку вам установят прямо с утра. Но вы говорили, что чувствуете себя не столь хорошо. Зачем же мучиться, даже если вы намерены покинуть нас в самом ближайшем будущем? Не продолжить ли нам реювенализацию, сэр?

— Хмм. А второй вопрос?

— Я обещал найти вам нечто неизведанное и интересное. И в то же время обещал проводить с вами все дни. Очевидно противоречие.

Лазарус ухмыльнулся.

— Не пытайся надуть своего дедусю, сынок. Поиски нового дела ты можешь препоручить другим.

— Безусловно. Но следует продумать, как начать их, а потом время от времени проверять исполнение, намечать новые варианты.

— Ммм… если я соглашусь на полный курс, меня то на день, то на два будут забирать медики.

— Современные методики требуют, чтобы пациент как следует отдыхал примерно один день в неделю — в зависимости от его состояния. Но опыт мой ограничивается последней сотней лет. Возможно, достигнуты существенные улучшения в сравнении с прежним положением дел. Итак, вы даете согласие, сэр?

— Я скажу вам об этом завтра, после того, как установят кнопку. Айра, неспешные дела надлежит делать без спешки. Но если я соглашусь, ты получишь необходимое тебе время. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, Лазарус. Надеюсь, вы не откажетесь. — Везерел направился было к двери, но остановившись на полпути, что-то сказал техникам. Те немедленно оставили помещение. Обеденный стол поспешил за ними. Когда дверь закрылась, Везерел обернулся к Лазарусу Лонгу. — Дедушка, — негромко проговорил он сдавленным голосом, — вы не против…

Кресло Лазаруса раздвинулось, превратившись в ложе, поддерживавшее лежащего мягко, словно гамак, как материнские руки. Услышав слова молодого человека, старик приподнял голову.

— А? Что? Ох! Хорошо, хорошо, иди сюда… внучек, — и он протянул руку к Везерелу.

Исполняющий обязанности поспешно подошел к предку и, встав на колени, поцеловал руку Лазарусу.

Старик отдернул руку.

— Ради бога! Не вставай передо мной на колени, не смей. Хочешь быть моим внуком — тогда веди себя, как подобает.

— Да, дедушка. — Поднявшись, Везерел склонился над стариком и поцеловал его.

Лазарус потрепал внука по щеке.

— Ну, внучек, ты мальчик сентиментальный, но хороший. Вся беда в том, что в хороших мальчиках человечество никогда особой потребности не ощущало. А теперь сотри с лица торжественное выражение, отправляйся домой и ложись спать.

— Да, дедушка. Я так и сделаю. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи. Давай.

Более Везерел не задерживался. Когда он вышел, стоявшие у двери техники расступились и мгновенно нырнули в палату. Везерел шагал, не замечая людей вокруг; выражение его лица было мягче, чем обычно. Миновав ряд экипажей, он направился прямо к директорскому; повинуясь голосу, машина раскрыла перед ним дверцу, а потом направилась в центр города — прямо к правительственному дворцу.

Лазарус оглядел техников и поманил к себе высокого. Через шлем донесся искаженный фильтрами голос:

— Постель… сэр?

— Нет, я хочу… — Лазарус помедлил и заговорил: — Компьютер. Ты умеешь говорить? Если нет — напечатай.

— Я слушаю вас, старейший, — ответило мелодичное контральто.

— Скажи этому брату милосердия, чтобы дал мне болеутоляющее — я хочу поработать.