Михаил Харитонов - Рубидий

Хунта с крайним презрением махнул рукой.

— Не парь мне мозги. Да, и напомни — я его везде найду. В родном селе — в первую очередь... Что у нас с жидами?

Саша чуть не выпал из-под защиты паутины. Он знал: это слово нельзя говорить даже в шутку. Его могли говорить только конченные подонки и фашисты. Даже Выбегалло, которого все подозревали в антисемитизме, ни разу не произнёс такого на публике — боялся, наверное. Но Хунта сказал его совершенно спокойно, и при этом — Саша это чувствовал — имел в виду именно то, что сказал.

— Да чё-та менжуются. Один Абрамыч рвётся в бой. Но у него сейчас эта херня... как её... Логоваз...

Тут Саша увидел, как в соседнем кресле появляется Володя Почкин. Был он, правда, каким-то выцветшим, цвета пыли. Приглядевшись, Привалов увидел у него на голове кепку-невидимку. От ментального зрения она, похоже, не защищала.

Хунта тоже заметил Почкина и сделал ему знак — дескать, сиди тихо. Тот кивнул и тут же громко скрипнул отодвигаемым креслом. Васюта вздрогнул, глазки у него заметались, но ничего не увидели.

— Да, кстати, — сказал он. — Шеф, можно личное?

— Отчитайся по общему сначала, — буркнул Хунта, но потом сделал благодушное лицо. — Ладно, валяй.

— Мне бы, — замялся синий, — обнал[25] маленький. Не поверишь: полторашки не хватает.

— Из-за полторашки я буду делать обнал? — не понял Хунта. — У тебя что, черви в голове завелись?

— Ну шеф, очень нужно, — впервые в голосе синего прорезались просящие нотки. — Говорю же, личное у меня. "Волгу" хочу купить. Кент продаёт. Всё бабло собрал, полторашки нету свободной.

— Ты идиот? Зачем тебе советское говно? Через пару лет "мерседес" купишь.

Саша зацепился мыслью за паутинку, чтобы не упасть. Он, конечно, читал "Огонёк" и общие антисоветские настроения разделял. Но в этих брошенных походя словах было столько презрения — даже не к советской власти, а просто ко всему местному — что Саша, наконец, понял: Кристобаль Хозевич эту страну не любит и не любил никогда.

— Шеф, — неожиданно грустно сказал синий Васюта, — ты меня тоже пойми. Я до тюрячки водилой был, большое начальство катал. На "Волгах". И всегда думал — мне бы такую машину. Через пару лет может и не будет меня. Так хоть на "Волге" поезжу.

Хунта, прищурившись, всмотрелся в собеседника.

— А у тебя чутьё есть, Васюта, — сказал он. — Ладно, хрен с тобой. Давай бумаги.

Обрадованный синий выложил на стол какие-то бумажки, соединённые скрепкой. Хунта пристально посмотрел на них, и бумажки испарились. Вместо них появилась пачка красных десяток, перемотанная резинкой.

— Благодарствую, — искренне сказал синий.

— Гуляй, — ответил Хунта и сделал вольт. Синий исчез вместе с деньгами.

— Ну чего? — бросил Кристобаль Хозевич в пространство.

В соседнем кресле нарисовался Почкин с кепкой-невидимкой в руке.

— Готово, — бодрым комсомольским голосом отрапортовал он и положил на стол распечатку.

Привалов аж высунулся из-под паутины. Распечатка была на вид знакомая, алдановская, свеженькая — прямо из АЦПУ.[26] Похоже, Почкин что-то рассчитывал на "Алдане" в его отсутствие. Некоторые навыки у него были, но чтобы Володя что-то делал без его, Привалова, помощи — это было крайне странно.

Хунта посмотрел на неё брезгливо.

— Ты мне чего принёс? — спросил он. — Я что, буду в ваших расчётах ковыряться? Суть в чём?

Почкин не смутился.

— Суть конкретна, — сказал он. — В общем, получается так, что для наших нужд серьёзной коррекции отсекателя не требуется. Достаточно переключить полюса. Ну то есть пустить наоборот. Раньше эта херакала отсекала мысли о деньгах, о комфорте и всё такое. Всё антиобщественное, короче, отсекала. А после переключения будет отсекать общественное. Чтобы думали только о деньгах, комфорте, человек человеку волк и всё такое. Кто не принимает новых реалий — у того шерсть. Только теперь не на ушах, а на жопе. Можно жёсткую сделать, чтоб бритва не брала, там коэффициентик есть поправочный...

— На жопе? — Хунта издал короткий, как выстрел, смешок. — Это хорошо, что на жопе. Нам теперь не публичный позор нужен, а тайный. Чтоб лошара знал, что он лошара. Но строго про себя. Особо жёсткой тоже не делай, — распорядился он, — пусть бреются... — усмехнулся он. — А ты уверен? Да, кстати — Привалов знает, что ты на его машине что-то обсчитывал?

Володя гаденько ухмыльнулся.

— Я Сашу погулять отправил. Он на меня залупнулся, сучёныш мелкий. А я на него морок навёл. Надеюсь, его в виварий не занесёт. А хоть бы и занесло. У нас там василиски не кормленные.

— Ты кретин, — ровным голосом сказал Хунта. — У меня договорённость о публикации в "Magical Research Announcements".[27] О методе трансцензуса Хунты.[28] Скажи, Вова, это ты мне доработаешь метод трансцензуса?

Вова наглости не растерял.

— Шеф, да зачем вам это? — вытаращился он. — Сейчас-то нам зачем? Сейчас все дела по коммерции и по разборкам...

— Ты действительно идиот, — заключил Хунта. — Ты на Запад будешь ездить как советский коммерс? Я — нет. Мне нужна нормальная позиция. А единственная нормальная позиция, которую дают людям из этой страны — научная. Науку мне сейчас делает Привалов. И он мне нужнее, чем ты. Таких как ты вагон. Я с улицы возьму поганца и в три дня всему научу. А таких как Привалов — один на институт. Это я тебе говорю как математик.

— Шеф, да чего с ним случится? Насчёт василисков — это я шутканул. К слову пришлось, — принялся отбазариваться Володя.

— Нет, дорогой. Это не к слову пришлось. Это к тому пришлось, что ты сейчас пойдёшь Привалова искать. Найдёшь. Извинишься...

— Перед лошарой извиняться? — взвился Почкин и тут же захлопнул рот со стуком зубов: Хунта прижбулил его стандартным, но сильным вольтом.

— Если я тебе велю извиниться перед лабораторным хомячком, ты пойдёшь и попросишь у него прощения, — сообщил Хунта. — Так вот. Ты найдёшь Привалова, извинишься, включишь теплоту. Посидишь с ним. И потом переведёшь разговор на статью по методам трансцензуса. И когда он загорится — активируешь на ударный труд. В одно касание, вплоть до тетануса. Ночь пускай посидит, но чтобы завтра было готово.

— А Стелка? — напомнил Володя.

— Вот сам к ней и сходишь. Или Эдика попросишь. Или бригаду ебучих кадавров пошлёшь! Но чтобы Привалова никто не отвлекал! Потому что отсекателем ведает Модест. И он может переключить его хоть завтра. После чего Привалова придётся долго приводить в себя. Ты хоть это понимаешь?

— Понимаю, — буркнул Почкин.

— Выполняй, — сказал Хунта и Почкина не стало.