Джордж Мартин - Туз в трудном положении

«Мосс Харт, – в отчаянии думал Джек. – Курт Вейль. Джордж и Айра Гершвины. Ричард Роджерс».

Джек и сейчас помнил премьеру «Юг Тихого океана». Может, дать этому типу сто долларов и попросить не играть вообще?

Дальше последовали «Хонки-тонк уимен» и «Нью-Йорк, Нью-Йорк».

«Где ты, нормальный сценарист, когда ты так нужен?» – мысленно сокрушался Джек.

Логана все еще не было. Джек неспешно пил вторую стопку и пристально наблюдал за округлой попой Джолин, расхаживавшей по дальней части бара.

А потом его внимание привлекла другая женская фигура. «Шлюхи справа!» – подумал он по привычке, приобретенной несколько десятков лет назад в лагере Шенанго.

Женщина направлялась прямо к нему.

Тут он заметил на ней значок Барнета. «Шлюха господня», – пришел он к выводу.

И только потом он ее узнал. Это оказалась руководитель избирательной кампании Барнета, что само по себе было достаточно плохо. А существовавшие между ними старые счеты еще сильнее ухудшали ситуацию.

«О боже!»

Рояль выдал первые аккорды «Не плачь по мне, Аргентина». Новая волна воспоминаний накатила на него – в том числе, как год назад в Буэнос-Айресе в него плюнула какая-то перонистка.

Джек встал и с тяжелым сердцем стал готовить свое лицо к новой порции слюней.

– Джек Браун? Вы даже представить себе не можете, как я ждала нашей новой встречи!

«А как же!» – подумал он.

Он понял, что голос у нее звучит иначе. У Блайз был аристократический выговор исконных ньюйоркцев, умерший с Франклином и Элеонорой. И Блайз не выбрала бы алую помаду, которой почему-то так любят пользоваться все сорокалетние женщины, – слишком ярко контрастирующую с бледным лицом и темными волосами.

– Флер ван Ренссэйлер, надо полагать, – сказал Джек. – Не думал, что вы меня помните.

Что было вежливым ответом, однако совершенно нелепым. По мнению некоторых, Джек убил мать Флер, и та наверняка не могла бы об этом забыть, даже если бы захотела.

Лицо с острым подбородком сильно запрокинулось, чтобы его обладательница посмотрела ему прямо в глаза.

– Мне было… сколько? Три или четыре?

– Что-то около того.

– Я помню, как вы играли со мной на полу в доме моего отца.

Джек смотрел на нее с каменным лицом. Она невыносимо все затягивает. Почему бы ей не плюнуть в него или не расцарапать ему морду – и покончить с этим?

– Мне всегда хотелось сказать, как я вами восхищаюсь, – проговорила Флер. – Вы всегда были в числе моих кумиров.

Шок холодным огнем прокатился по жилам Джека. Дело было не в том, что он поверил в искренность этих слов… потрясло его то, что дочь Блайз оказалась столь умелой садисткой.

– Я этого не заслуживаю, – ответил он совершенно честно.

Она улыбнулась. Улыбка была очень теплой. Он заметил, что она стоит совсем рядом, и пах у него заныл при мысли о том, что она может ударить его коленом. Его способность дикой карты убережет его от беды, но от старых рефлексов избавиться трудно.

– Если не считать преподобного Барнета, – сказала Флер, – то вы – самый смелый человек, которого я только знаю. Вы рискнули всем, чтобы разоблачить тузов и… того инопланетянина. Я считаю, что с вами обошлись просто возмутительно. Ведь эти голливудские либералы погубили вашу карьеру!

Мысли Джека ползли с медлительностью ледника. Он ошеломленно понял, что она говорит совершенно искренне. Что-то холодное скользнуло вверх по его спине, словно хищное насекомое.

– Я… удивлен, – сказал он.

– Из-за моей матери? – Она по-прежнему улыбалась, стоя слишком близко. Джеку хотелось бежать со всех ног. – Моя мать была своевольна и упряма. Она бросила моего отца, чтобы развратничать с… той инопланетной тварью. С тем, кто принес нам эпидемию. – Джек понял, что она не может произнести имя Тахиона. – Я не жалею, что была от нее избавлена, – добавила она. – И вам тоже жалеть не о чем.

Джек вспомнил, что так и держит в руках рюмку. Он сделал большой глоток: резкий вкус виски был необходим, чтобы вернуть его смятенные чувства в норму.

– Вас удивляют мои слова? – спросила Флер. – В Библии очень определенно сказано о прелюбодеянии и его последствиях. «Да будут преданы смерти и прелюбодей, и прелюбодейка». Левит, глава двадцатая.

– В Библии также четко сказано насчет первого камня.

Язык у Джека словно опух, так что он удивлялся, как вообще еще может говорить.

Флер кивнула.

– Я рада, что вы можете цитировать Священное писание.

– В детстве я выучил немало стихов Библии. Большую часть по-немецки.

Он сделал еще глоток. «Не плачь по мне, Аргентина» надсадно звенела у него в голове.

– Что меня удивляет, – сказала Флер, – так это то, с кем вы сейчас имеете дело. – Она сделала шаг вперед и дотронулась до его запястья. Джек с трудом не позволил себе содрогнуться. – Сенатор Хартманн ведь стал наследником той клики Рузвельт – Холмс, которая чуть было не уничтожила нашу страну в сороковых годах. Тогда вы спасли нас от этих людей, а теперь снова клюнули на лозунги гуманистов-либералов.

– Я такой, – ему удалось ухмыльнуться, – пропащий.

– Я подумала, что вы могли бы снова спастись.

Ее пальцы скользили по его сильному запястью.

«Вот уж действительно шлюха господня», – подумалось Джеку.

– Мне хотелось поговорить с вами лично. Вот почему я здесь в… – она гулко засмеялась, – в этом сборище нечестивых.

– Всем полезно изредка посещать места, им не подобающие.

Джек смотрел на нее, и к его горлу подступала тошнота. Он понял, что Флер ван Ренссэйлер – самая гадкая сучка из всех, кто ему только встречался в жизни. Включая его третью жену.

– Я подумала, что мы могли бы встретиться. Поговорить о… политике. Поговорить о сенаторе Хартманне и преподобном Барнете.

– Барнет хочет отправить меня в концентрационный лагерь.

– Вас – нет. Вы доказали свой патриотизм. Господь превратил ваше проклятье в благословение.

Во рту у Джека стояла горечь.

– Рад узнать, что я не подлежу божественной облаве. А как насчет всех остальных бедняг, заполучивших дикую карту?

– Мне хотелось бы все вам объяснить. Помочь вернуться на путь истинный. На путь преподобного Барнета и моего отца.

Гнев Джека наконец вырвался на поверхность. Он увидел голову Логана, возвышающегося над толпой делегатов, и понял, что пора уходить.

– Насчет пути Барнета я ничего сказать не могу, – заявил Джек, поднимая с пола свой портфель, – а вот вашего отца я знал довольно хорошо. Он жрал, словно боров у кормушки, а для развлечения трахал негритят в Гарлеме.

Направляясь к Логану, он подумал, что впервые так грубо говорил с женщиной.

Хотя нужно было отдать Флер должное: она была настоящим профессионалом. Улыбка с ее губ не исчезла, хотя, пожалуй, и стала несколько напряженной.