Джек Вэнс - Вист: Аластор 1716

— Превосходная мысль! — поддержал ее Эстебан. — На донышке — самая крепкая брага.

Скорлетта подняла голову, прислушалась:

— Не успеем. Звонят — пошли в столовку. Потом проедемся, покажем город новичку — как по-вашему?

— Всегда рад прогуляться! После дождя посвежело. Как насчет Танзели? Ее можно захватить по пути.

— Само собой. Бедняжка, я ее не видела уже несколько дней! Сейчас же позвоню. — Скорлетта подошла к экрану и принялась нажимать кнопки, но безуспешно:

— Опять не работает! Дурацкое изобретение! Два раза уже ремонтировали.

Джантифф подошел к экрану, тоже понажимал кнопки, послушал. Потянув за кольцо защелки, он опустил откидывающийся на петлях экран, наклонился над ним.

Скорлетта и Эстебан стояли у него за спиной и неприязненно разглядывали внутренности экрана:

— Ты в этом разбираешься?

— Не очень. В начальной школе нас учили собирать элементарные схемы, потом я этим мало интересовался. И все-таки... Это простейшее оборудование, все компоненты сменные, каждый с индикатором отказа... Гм. Кажется, все в порядке. Ага! Кто-то вставил фильтр в гнездо блокировки — зачем, непонятно. Вот, теперь попробуйте.

Экран засветился. Скорлетта с горечью заметила:

— А недоумок, тухтевший техником, два часа кряду читал руководство и все равно ни в чем не разобрался.

— Не суди других слишком строго, — повел плечом Эстебан. — Он не виноват, что ему выпало ишачить. Любой мог бы оказаться на его месте.

Набирая номер, Скорлетта что-то недовольно мычала себе под нос. Когда на экране появилось женское лицо, Скорлетта буркнула:

— Позовите Танзель, пожалуйста.

Лицо воспитательницы сменилось физиономией девочки лет девяти-десяти:

— Здрасьте-здрасьте, папа-мама!

— Мы заедем через часок — пойдем прогуляемся, развеемся. Тебе сегодня ничего не нужно делать?

— А что тут делать? Я подожду у входа.

— Ну и ладно. Примерно через час.

Все трое собрались уже уходить, но Джантифф остановился:

— Положу сумку в стенной шкаф. Чтобы с самого начала все было на своем месте.

Эстебан хлопнул Джантиффа по плечу:

— Эй, Скорлетта! Твоему напарнику цены нет!

— Я же сказала — как-нибудь уживемся.

Пока они шли по коридору, Джантифф спросил:

— А что случилось с вашим прежним сожителем?

— С сожительницей. Понятия не имею. В один прекрасный день ушла и не вернулась.

— Удивительно!

— Надо полагать. Чужая душа — потемки. А вот и столовка.

Они зашли в просторный длинный зал с рядами столов и скамей, уже заполненный галдящими жильцами 19-го этажа. Дежурный пробил номера их квартир в регистрационной карточке. Получив подносы с крышками из окна раздаточного устройства, трое уселись за стол и сняли крышки — каждый поднос содержал те же три блюда, что Джантиффу намедни подали в «Приюте путешественника». Даже порции были того же размера.

Скорлетта отложила брикет всячины:

— Пора собирать на следующую выпивку.

Скорчив насмешливую гримасу сожаления, Эстебан сделал то же самое:

— На пойло не жалко!

— А вот и мой вклад! — сказал Джантифф. — Возьмите, я настаиваю.

Скорлетта забрала три брикета:

— Пойду, спрячу. Будем считать, что мы их съели.

Эстебан вскочил:

— Превосходная идея! Давай, я отнесу, мне нетрудно.

— Не говори глупостей, — огрызнулась Скорлетта. — Здесь всего два шага.

Эстебан смеялся:

— Смотри, какая прямая! Ну, пошли вместе.

Озадаченный Джантифф переводил взгляд с одной на другого:

— У вас так принято? В таком случае я тоже пойду.

Эстебан вздохнул, покачал головой:

— Конечно, нет. Скорлетта дурью мается... Не будем возвращаться, и все.

Скорлетта пожала плечами:

— Как хочешь.

Джантифф примирительно сказал:

— Пусть всячина полежит здесь, мы ее не тронем — ведь вы не слишком голодны? А по пути на улицу занесем ее в квартиру.

— Конечно, — согласился Эстебан. — Самое справедливое решение.

Внезапные услужливость и уступчивость Эстебана показались Джантиффу чрезмерными.

— Заткнитесь и ешьте! — приказала Скорлетта.

Они обедали молча. Джантифф с интересом наблюдал за другими жильцами. Никто не скрытничал, никто не пытался не попадаться на глаза — каждый, по-видимому, был хорошо знаком с остальными. Аррабины весело перекликались из конца в конец столовки, обмениваясь приветствиями, шутками, намеками на какие-то вечеринки и представления, насмешками над общими знакомыми. Стройная девушка с тонкими золотисто-медовыми волосами задержалась около Скорлетты и что-то прошептала той на ухо, украдкой бросив многозначительный взгляд на Джантиффа. Скорлетта мрачно расхохоталась:

— Не валяй дурака! Ишь, чего выдумала!

Девушка присоединилась к друзьям за соседним столом. Ее грациозно-округлые формы, миловидная физиономия и нахальная непосредственность вызвали у Джантиффа укол щемящего влечения, но он не решился что-нибудь сказать.

Скорлетта не преминула заметить направление его взгляда:

— Это Кедида. Старый пердун напротив — Сарп, ее сожитель. Он десять раз на дню норовит затащить ее в постель, что не очень-то удобно. В конце концов, сожителей мы не выбираем, а любовников высматриваем сами, что не одно и то же. Она мне предложила обменять тебя на Сарпа, но я об этом и слышать не хочу. Когда у меня подходящее настроение, Эстебан всегда под рукой — хотя в последнее время не так часто, как хотелось бы.

Джантифф, подбиравший ложкой ускользавшие кусочки студеля, предпочел никак не комментировать полученное сообщение.

Покинув трапезную, все трое вернулись в квартиру Д-18. Скорлетта спрятала три брикета всячины и повернулась к Джантиффу:

— Ну что, пошли?

— Я все думаю — брать с собой камеру или нет? Моя родня просила присылать побольше фотографий.

— Не в этот раз, — посоветовал Эстебан. — Погоди, пока не разберешься, что к чему. Когда узнаешь, откуда и что снимать, получатся потрясающие снимки! Кроме того, ты еще не научился иметь дело со свистом.

— Со свистом? Это как понимать?

— С воровством, проще говоря. В Аррабусе свистунов видимо-невидимо. Разве тебе не говорили?

Джантифф покачал головой:

— Не совсем понимаю, зачем у кого-то что-то тащить в условиях полного равенства?

Эстебан расхохотался:

— Экспроприация — основа эгализма! Не свистнешь — не сравняешься. Когда всё, что плохо лежит, мигом исчезает, накопление материальных благ в одних руках становится невозможным. В Аррабусе мы делимся всем, что у нас есть — со всеми и поровну.

— Не вижу здесь никакой логики, — пожаловался Джантифф, но Эстебан и Скорлетта не проявили стремления к дальнейшему обсуждению социальных парадоксов.