Барбара Хэмбли - Те, кто охотится в ночи

– Один из твоих поклонников? – Насмешливая нотка, обычно сопровождавшая любое упоминание о поклонниках Лидии, на этот раз отсутствовала. Когда-то они ходили за ней толпами – отчасти привлеченные удачливостью старого Уиллоби, купившего для нее дом вместе с обстановкой, отчасти очарованные дерзким сорванцом в юбке. С самого детства слыша, что она безобразна, Лидия с радостью принимала теперь их ухаживания (хотя, конечно, куда большую радость доставлял ей серьезный анализ нервных повреждений), и очаровывать людей стало для нее второй натурой. Впрочем, отдельным пылким юношам, наводившим на нее смертельную тоску, она давала отставку, каждый раз приводя в замешательство своего отца, так и не уяснившего, в чем они провинились перед его дочерью. С почти религиозной верой в то, что мужчина способен исправить характер женщины, он одобрял всех ее поклонников, хотя и надеялся втайне увидеть свою своенравную дочь замужем за пэром.

Лидия улыбнулась, вспомнив лицо отца, когда она объявила ему, что выходит замуж за преподавателя филологии, и даже без приставки «почтенный». Улыбнулась, но тут же встряхнула головой.

– Он был уже помолвлен с дочерью лорда Кэррингфорда. И тем не менее ухаживал за мной, так что виделись мы довольно часто. Я знала… ну, никто, конечно, об этом не говорил, и Нанна убила бы любого, кто осмелился бы об этом заикнуться, но я предполагаю, что, когда они резвились в городе, их сопровождали девушки несколько иного типа… Я хорошо помню, как Деннис Блейдон пришел сказать мне о том, что Берти мертв.

Она содрогнулась, и Джеймс снова обнял ее. Странно, но в свое время это печальное известие не слишком поразило ее, хотя, конечно, она чувствовала тогда и скорбь, и потрясение – ведь Берти был ее ровесник, да еще и поклонник. Ей потом не раз приходилось иметь дело со смертью (старый Хорис Блейдон, патологоанатом Рэдклиффа, говаривал, что совершенно неприлично смотреть, как она пластает трупы), но это было совсем другое, это не касалось близких людей. Деннис, помнится, пытался сообщить ей о смерти Альберта как можно тактичнее, но в общем-то зря старался.

– Он не сказал, как это произошло?

Она покачала головой.

– Во всяком случае, умер он внезапно. Я помню, всего за неделю до этого вся их компания отправилась болеть за Денниса в матче против Королевского колледжа. Бедный Берти. – Лицо Лидии было печально. – Почтенный Берти… Во время матча он терроризировал всю скамью, проливал лимонад на брюки и отрывал на себе пуговицы. Его брат, столь же почтенный Эвелайн, чуть не сгорел от стыда.

«Странные вещи я вспоминаю, – подумала она. – Интересно, понимал Берти, что с ним происходит, или же эта вампирша просто усыпила его, как Исидро усыпил всех нас?»

Помолчав, она спросила:

– Мы сможем видеться хотя бы днем?

– Я не знаю, – тихо сказал он. – Боюсь, что это будет небезопасно. Вампиры нас не выследят, но может выследить убийца. А мне бы не хотелось, чтобы он обнаружил твое присутствие, пока я не встречусь с ним и не выясню, как и почему он все это делает. – Его пальцы бережно сжали руку Лидии – каждая хрупкая косточка была для него драгоценна. Почувствовав, что мышцы его напряжены, Лидия вскинула глаза. – И еще одно, – сказал он. – Исидро о чем-то умолчал, о чем-то очень важном. Он сделал явную глупость, наняв человека, но в том-то все и дело, что дон Симон Исидро не дурак. Значит, у него есть какие-то тайные соображения. И это первое, что мне необходимо выяснить, – иначе, боюсь, в живых из нас не останется никто.

В Лондон Эшер вернулся после полудня. За завтраком он сообщил Элен и миссис Граймс, что ночная история настолько потрясла Лидию, что ей необходимо показаться специалисту в Лондоне. Байка эта привела Лидию в негодование; Элен была поражена.

– Да она в порядке, мистер Эшер, сэр, в самом деле! Это ведь она разбудила меня и повариху! Да и никогда она не была нервной.

– Я провел с ней целое утро, и, поверьте мне, она нуждается в специалисте, – твердо сказал Эшер. Двадцать четыре часа без сна и полное истощение сил лишили его обычной изобретательности.

Элен недоверчиво присмотрелась к его бледному лицу с черными тенями под глазами.

– Не стоит мне так говорить, сэр, но, по-моему, если кто-то здесь и нуждается в нервном докторе…

– Да, вам не стоит так говорить, – отрезал Эшер и залпом выпил свой кофе. – Помогите миссис Эшер собрать все необходимое, а я вернусь за ней к вечеру.

«Как раз к вечеру они и управятся, – отметил он про себя, – если будут собирать все, что Лидия сочтет необходимым».

Одна только мысль, что до заката придется дважды съездить в Лондон, сделала Эшера совершенно больным. Однако заботливый муж, роль которого он сейчас разыгрывал, должен сам сопровождать жену, не доверяя эту миссию служанке. Кроме того, в Лондоне было бы весьма трудно отделаться от Элен, которая мало того что была гораздо умнее, чем казалась, но еще и отличалась неизлечимым любопытством.

«Странно, – спустя малое время думал Эшер, пересекая мост Магдалины.

– Вполне похвальные качества мгновенно становятся недостатками, стоит их приложить к слугам».

Поверх каменной балюстрады моста он видел вершины ив и отдаленные пятна коричнево-серой воды. Вспомнил слова Исидро относительно мягкой и твердой древесины – и невольно усмехнулся. Перейдя мост, свернул на Сент-Клемент-стрит, уводящую с окраины в холмистую местность, расчерченную заросшими, редко используемыми дорогами.

Чем трястись еще два часа в поезде, он решил взять с собой в Лондон свой мотоцикл – американскую машину в пять лошадиных сил, вечное яблоко раздора между ним и остальными преподавателями. Были, конечно, и другие лекторы даже и друзья христовой церкви, владевшие моторами, но считалось, что это больше свойственно ученым из Кембриджа. Щадя чувства коллег и не желая подрывать свою репутацию безобидного книжного червя (не говоря уже о достоинстве профессорской мантии), Эшер редко садился на мотоцикл в черте города.

Однако в данный момент время было слишком дорого. Слишком многое предстояло сделать, пока солнце не опустилось за горизонт и Исидро со своими друзьями еще спят в гробах.

Кратчайший путь до Лондона лежит через Уиком. Дорога оказалась прескверная, ухабистая, местами невымощенная и покрытая желтоватой грязью, быстро залепившей ботинки, кожаную куртку, очки и волосы. Но главное – наконец-то он был один среди огромного молчания медленно проплывающих мимо меловых холмов и торфяных равнин, один – чтобы наконец придумать хоть какой-нибудь план.

На вершине высокого холма Эшер остановил мотоцикл и оглянулся на зеленую равнину, мерцающую дюжиной заболоченных речушек среди ползущего тумана и темных масс деревьев. Он мог разглядеть отсюда башни колледжей – не сияющие поросли шпилей, как бывает на рассвете и закате, но зеленовато-серые, замшелые, знакомые: купола Фомы и Магдалины, всплывающие над кронами деревьев, шпиль Мертона и квадратные очертания башни Нового колледжа – словно лица друзей, стоящих на краю платформы и провожающих тебя в дальний путь.