Глен Кук - Дракон не спит никогда

Валерена поежилась. Ну и взгляд! Он преследовал ее, как призрак. Иногда казалось, что она уже раньше его видела.

– Какова твоя цена, Лупо?

– Я бесценен, Валерена.

Блаженный хихикнул. Валерена смирила ярость.

– Значит, нет надежды, что ты поможешь мне захватить власть?

– Нет.

– И окажешь мне сопротивление, если я попытаюсь?

– Разумеется. Но тебе и не нужно. Твой отец не бессмертен.

– Что будешь делать ты, если он умрет?

– То же самое. Во вторую очередь я предан Дому.

– Это будет так, даже если он умрет не естественной смертью?

– Тот, кто мертв, – мертв. Я защищаю его, а не его призрак. И я не мститель. Я тактик и стратег.

Губы его растянулись в то, что могло быть улыбкой.

– Понимаю. Возможно, ты прав. Возможно, я должна смирить нетерпение. У меня сейчас вся власть, кроме верховной, верно?

– Верно. Твой отец прощает тебе любой каприз. Иногда он об этом жалеет.

– И меня ты тоже будешь поддерживать столь же преданно, Лупо? – спросил Блаженный.

Валерена бросила на него быстрый, как укус кобры, взгляд.

– Конечно.

– Это все, Лупо, – отрезала Валерена. – Я хотела узнать то, что знаю теперь.

Провик ответил легким поклоном. И на ходу, поворачиваясь к выходу, бросил:

– Валерена, будь терпеливой. Так надежнее всего.

И ушел. Она набросилась на Блаженного:

– А ты держал бы на замке свою язвительную пасть!

– Да, матушка. А что теперь? Не могу себе представить, что ты примешь совет только потому, что он хорош.

В глазах Валерены забился огонь. Она сказала:

– Вопреки тому, во что веришь ты и все, есть все же пути к моему отцу в обход Лупо Провика.

Она уже твердо шагала к выходу и не видела, с какой улыбкой смотрит Блаженный в ее вытянутую струной спину.

16

Первые беженцы достигли развалин вскоре после начала бунта. Неприкосновенные приняли их, хотя это и грозило их запасам. Но после ухода в бункер, вызванного этим яростным звездным взрывом, Панцирь объявил:

– Больше беженцев не принимаем.

– Почему? – возразила Миднайт, у которой нашлось бы милосердие даже для гадюки.

– Потому что нас захлестнет потоп. И среди них будут участники Конкорда. Нам не надо, чтобы они здесь были, когда появится Страж. Там признают принцип коллективной ответственности, и в случае сомнений – стреляют. Мы пришли сюда, чтобы остаться в живых.

Но Миднайт продолжала спорить:

– Да это же люди, которые тебя терроризировали! Янтарная Душа, пойдем со мной.

Беженцы пришли, и Янтарная Душа их обратила в бегство. Но еще до их прибытия небеса разверзлись и осыпали искрами Мерод Скене.

В ночном небе самым ярким объектом после луны раньше была станция на стационарной экваториальной орбите южнее Мерод Скене. Но сейчас был объект и поярче.

– Корабль-Страж, – сказал Панцирь.

Он огромен.

– Он больше, чем любое человеческое сооружение, которое ты можешь вообразить.

Огненные волосы столкнулись с дождем искр. Патетическое зрелище. Почти весь арсенал гарнизона погиб при падении города.

– Ты чувствуешь город? – спросил Панцирь.

Лишь как огромный гнойник страха и боли.

Взрывы затопили горизонт и осветили подбрюшья рассеянных туч.

– Последний вздох Конкорда, – решил Панцирь. – Капкан, который наверняка сработал преждевременно. Эта раса никогда ничему не учится.

А Стражи – учатся. Верно?

– Стражи бессмертны. Им не нужно повторять одни и те же уроки каждое поколение.

Но они стали почти безумными.

– Некоторые стали странными, – согласился Панцирь. – Другие – нетерпеливыми и ужасными, как старые мстительные боги. Но в основном они делают то, для чего их создали. И делают так эффективно, что призраки их создателей должны вертеться в гробу. Эти старые пираты не знали, что им тоже пришлось бы знать свое место.

– Ты о них много знаешь? – спросила Миднайт. Она тоже вышла наружу, и Одиночка Майк держал ее, чтобы не унесло ветром.

– Знать их – работа всей моей жизни.

– Ты их уважаешь. Но если бы ты мог, ты положил бы им конец. Это так?

– Они поддерживают мир. Они расширяли его четыре тысячи лет, но за счет всего человечества и всех других рас. Колодцы знания и силы замерзли. Да, кое-чему я положил бы конец. Но не стал бы устранять невозможность Домов бесчинствовать на всей Паутине.

Одиночка Майк хмыкнул:

– Я могу придумать способ поиграть в завоевателя и не нарваться на Стражей.

– Если ты можешь, то мог бы и кто-то другой, а тогда это было сделано. Все уже было придумано и испытано. Все, что можно сделать так, чтобы не быть раздавленным Стражами и войсками Канона, для большинства Домов слишком трудно и дорого.

– А ты хочешь положить конец миру, – упрекнула Миднайт.

– Нет. Я хочу положить конец страданиям, окостенелости, застою.

– Вызвав хаос?

Какое-то время Янтарная Душа держала их в невидимости. Они сидели под светом ржавого солнца и смотрели, как флиттеры разведчиков вспугивают на пустошах дичь. Они мерцали, разлетаясь от десантного корабля, чтобы взять под контроль всю планету.

– Не очень-то сможет Конкорд с ними подраться, – заметил Одиночка Майк.

– Один полк на завоевание всей планеты, – пробормотал про себя Панцирь. – Интересно, с какого они Стража? Думаю, скоро узнаем.

Когда появились солдаты, они были так же невидимы для Панциря, как и он для них. Его предупредила Янтарная Душа.

Они рядом. Но я их не фиксирую.

Панцирь присмотрелся к пустоши, ведущей к городу. Скоро он различил неестественное подрагивание кустов и поднятую пыль там, где приближались солдаты.

– Осторожно идут, пидоры, – буркнул Майк.

– Нет смысла подвергать себя неоправданному риску. Янтарная Душа, скажи всем сидеть тихо, ручки на коленочках. Потом сними с них маску.

Он было надеялся, что солдаты не придут, но не рассчитывал остаться незамеченным.

В нескольких метрах от него вдруг возник из небытия боевой скафандр. Панцирь секунду смотрел в дуло оружия, потом перевел взгляд на наплечную эмблему солдата.

– Что там интересного? – спросил Одиночка Майк.

– Это «Джемина-7».

– Это хорошо? – спросила Миднайт.

– Могло быть гораздо хуже. С тобой ничего не случится. Они играют честно.

Но сердце его провалилось вниз, когда он подумал о себе.

17

– Станция под контролем, – доложил Военачальнику эфир. Стрейт перешел в центр управления боем – сердце и мозг «Джемины-7» во время битвы. Где он находится физически, было безразлично, но его присутствие имело символическое значение.