Дмитрий Емец - Гроб На Колесиках

4.

Кладбище было погружено во тьму. Лишь надгробья зеленовато фосфорицировали. Мы быстро пошли по центральной аллее. Я ожидал, что мы встретим здесь толпу мертвецов, но нам долго никто не попадался. Кладбище словно опустело. Неожиданно Настя, дрожа, схватила меня за руку. - О Господи! Ты видишь? - Что? - Туда смотри, вон между тех склепов! Мне страшно, Кирилл. Давай уйдем, пожалуйста! Одна из могил была разрыта. Отваленное надгробье валялось в стороне. Из ямы струился сиреневый свет. Мне стало жутко, но сам не знаю зачем, я решил подобраться ближе. - Жди меня здесь! - шепнул я Насте. - А ты? - Я сейчас вернусь! Хочу только посмотреть, что там. Никуда не уходи! Я лег и быстро пополз к яме. Мне казалось, что я ползу громко и неуклюже, цепляя животом ветки, шурша камнями. Оказавшись у самого края, я осторожно заглянул внутрь. На дне ямы в открытом гробу сидела тетка Чума и, держа на ладони свои глаза, стирала с них глину. - Глаза, видите ли вы что-нибудь? - спросила она. - Нет, не видим! - ответили глаза. - Странно, мне казалось, я слышала какой-то шорох. Подышав на глаза, тетка Чума вставила их в глазницы и, нашарив в гробу нос, спросила у него: - А ты, нос, чуешь что-нибудь? - Ничего не чую. Вытри прежде с меня глину, - ответил нос. Чума принялась вытирать с него глину. Нос втянул в себя воздух. - А теперь чую, - сказал нос. - Здесь где-то неподалеку два мертвяка в балахонах. Ну и несет же от них! - Мертвяки меня не интересуют. Они уже мертвы. Если бы тут были живые, а бы дохнула на них и они бы умерли, покрывшись страшными язвами. Тетка Чума поставила нос на место и с усилием разогнулась. Ее шея была теперь на уровне края могилы. Я отполз за надгробие и притаился. Теперь она была так близко, что могла бы при желании дотянуться до меня своей костлявой рукой. - Голодна я что-то! Уж три года ничего не ела - совсем высохла! - вслух пожаловалась Чума. Она запустила руку в складки своей одежды и, вытащив что-то, положила на ладонь. Я увидел старинный медный ключ. Размером он был с небольшую дубинку. "Какой же у него должен быть замочек!" - прикинул я. - Глаза, посмотрите, что это? Не еда ли какая завалялась? - спросила Чума. - Нет, не еда! - ответили глаза, выкатываясь из орбит. - Это ключ от фараонова саркофага. - А-а, - протянула Чума. - От саркофага, в котором лежит средний палец Красной Руки! Я не верил в свою удачу. Указательный палец в колодце. Средний в саркофаге фараона! Но только как раздобыть у Чумы ключ, чтобы не поплатиться за это жизнью? Это вам не задачка про пожарников, которые потушили сарай за восемь минут, истратив при этом шестьсот килограммов пены и девятьсот семьдесят четыре литра воды. Прижимаясь к земле, я отполз к Насте. Она ждала меня, сидя на корточках у старого куста сирени, похожего на скрюченного от старости осьминога. - Кирилл, это ты? - зашептала она. - Пятьдесят на пятьдесят, что я. Мой ответ, однако, Настю не убедил. - Ты - это ты. Допустим. Но почему ты такой? - спросила она с подозрением. - Какой? - Коричневый. - Разве я коричневый?.. А-а, балахон в земле измазал. Буди свой талисман! Скорее! - нетерпеливо потребовал я. - Тут пока тебя не было, три мертвеца проходили. Мерзкие такие, страшные. Один, безголовый, голову свою перед собой пинает! Может, этот бедняга при жизни в мячик не наигрался? - не слушая меня, сказала Настя. Острота ее язычка меня порой удивляла. Уверен, она могла отбрить кого угодно, даже нашего общего приятеля Утопленника с его заунывными поэмами. - Талисман! - напомнил я. - Вот как? А своим мозгам ты уже не доверяешь? Вытащив серебряный полумесяц, Чурилова потерла его. Талисман неохотно блеснул в лунном свете. - Ааапчхи! Опять разбудили! Что за хамство? Я буду жаловаться в загробную ассоциацию талисманов! Уже пожаловался! Слушайте вердикт: "Мы, талисманы, выражаем справедливое возмущение тем вопиющим фактом, что..." - Ты ужасно храпел! - заявил я, чтобы сбить с него спесь. - В самом деле? - смутился полумесяц. - Это на меня так действует темнота. На будущее предупреждаю: рабочий день у меня с девяти до шести. В остальное время справок не выдаю! У меня, может, интимное уединение... А, что ты на это скажешь? Нечем крыть? - У нас проблемы, - сказал я. - Да что ты говоришь? - фыркнул талисман. - Нельзя сказать, чтобы ты меня удивил. У вас вечно проблемы. И что на этот раз? - Ключ от фараонова саркофага...

- В самом деле? И где же он? - У тетки Чумы, а она вон в той могиле. Талисман ехидно засеребрился. - Как я понимаю, ты хотел бы достать этот ключ, не спрашивая у Чумы разрешения? - Примерно. Ты очень четко все сформулировал, - признал я. - Ты ждешь от меня универсального совета? Вот он: залепи Чуме глаза глиной, схвати ключ и беги со всех ног. - И все? - поразился я. - Может, ты хотя бы уточнишь, куда бежать? - Дурацкий вопрос. К Черному колодцу, разумеется. Только, по возможности, быстро. Впрочем, можешь бежать и медленно, если тебе, конечно, неважен результат. - А если Чума меня поймает? - Если поймает, значит я дал неправильный совет. Поверь, мне будет очень неловко. Возможно, мне даже впаяют выговор за профессиональное несоответствие. Впрочем, не думаю, что он будет строгим, - талисман зевнул и стал медленно тускнеть, погружаясь в сон.

Глава шестая.

ЧЕРНЫЙ КОЛОДЕЦ

Стоит на улице большая коробка, а из нее страшный голос хрипит: - Я Убивало-кровосос! Три дня не ел! Вырвусь на свободу, выпью из вас всю кровь до капельки! Испугались люди, вызвали войска, оцепили площадь. Хрипит из коробки страшный голос: - Я Убивало-Кровосос! Я почти уже вырвался! Берегитесь, люди! Выпью из вас всю кровь! Засуетились генералы, прикатили пушки, вызвали танки и саперов, а сами в бомбоубежище спрятались. Открыли саперы коробку и видят: в коробке микрофон, а на микрофоне сидит маленький комарик.

"Голос из коробки"

1.

Настя скрестила на груди руки. - Этот талисман совсем спятил! Не собираешься же ты вырывать ключ у Чумы? сказала она с возмущением. - Угу, - пробурчал я, прикидывая расстояние от открытой могилы до дороги. Ясное дело, не собираюсь. Кстати, что у тебя было в школе по физкультуре? - Ничего. - Как это ничего? - У меня было освобождение. У меня бабушка - детский врач. - Теперь у тебя не будет освобождения. На твоем месте я бы получше зашнуровал ботинки, - посоветовал я. Чурилова с ужасом уставилась на меня. - Чтооо-о? Неужели ты собираешься... - Не шуми, а то Чума услышит... Я выхвачу ключ, и помчусь вон туда, по аллее. Примерно в середине аллеи большая площадка. На площадке - железный люк. Его при всем желании не пропустишь - справа и слева две виселицы. На каждой висит по висельнику. Запомни: что бы ни случилось нельзя разговаривать с висельниками и заглядывать им в глаза. Если они будут что-то предлагать: не слушай. Мы открываем люк и быстро спускаемся вниз. Едва ли Чума рискнет за нами туда сунуться. - Хм... Откуда ты все это знаешь? - Вурдик рассказал. Ты все запомнила? Настя неуверенно кивнула. - Не могу сказать, что все, но основную идею я точно ухватила. Не разговаривать с дядьками на столбах, не смотреть на них и открыть люк. Так? - В самую точку! Открой люк и жди меня. Висельники тебя не тронут, если ты, разумеется, не сделаешь того, о чем я тебя предупредил. Вопреки моим ожиданиям, Настя не стала ни спорить, ни плюхаться в обморок. Она пожала плечами и неохотно двинулась по аллее. - Ну вот! - бормотала она на ходу. - Открыть люк. Так я и знала, что мне поручат что-нибудь в этом роде. Вечно я влипаю в истории. Еду на юг - заражаюсь краснухой. Катаюсь на велосипеде - ломаю палец на ноге. Возвращаюсь в автобусе из школы - разрезают сумочку. Даже выкини кто-нибудь из окна диван, я уверена, он точно спружинит о мою голову... И после этого я еще удивляюсь, что загремела в Потусторонний Мир! Ха, ха и еще раз ха! Убедившись, что Чурилова отошла достаточно далеко, я лег на землю и быстро пополз к разрытой могиле. Поставив гробовую крышку стоймя, Чума неторопливо выбиралась наружу. - Руки мои, цепляйтесь лучше. Пойду поброжу по кладбищу - может, отыщу кого разорвать. Правая рука, почему ты плохо цепляешься? - бормотала она. - Я не могу лучше. Сама знаешь, хозяйка, у меня в ладони ключ от фараонова саркофага, - возразила рука. - Я ты положи его на край могилы и поскорее вытаскивай меня наружу! посоветовала Чума. Дождавшись, пока рука положит ключ на край могилы, я высунулся из-за нагробья. Чума стояла ко мне боком. Я хорошо видел ее потемневшую щеку со следами разложения. Ключ тускло поблескивал на куче свежеразрытой земли. Не раздумывая больше, я схватил его и, не скрываясь, бросился бежать. Никогда еще мои ноги не казались мне такими тяжелыми и неуклюжими. Влажная земля пружинила, проскальзывала, налипала на ботинки. Тяжелый балахон сковывал движения, мешал. Мне чудилось, что я не бегу, а стою на месте. От шага до шага, казалось, проходила целая вечность. Должно быть, ветка хрустнула у меня под ногами, потому что Чума повернулась в мою сторону. - Уши-уши, что вы слышите? - Мы слышим топот чьих-то ног. - Глаза-глаза, что вы видите? - Мы видим, как кто-то в белом балахоне схватил наш ключ и убегает. - Что?! - взревела Чума. - Мервецам ключ не нужен. Значит, это человек! - Я это давно чуял! - заявил вдруг ее нос. - Почему же ты молчал? - А меня никто не спрашивал. - Ах ты, проклятый! Ты у меня за это поплатишься! - взвизгнула Чума и, оторвав нос, швырнула его в гроб. - Руки, схватите человека и верните мне ключ! Ноги, затопчите его! Зубы, растерайте! А я с желудком подожду в гробу. На бегу я обернулся и увидел, как, зеленея в темноте, за мной с громким топотом гонятся костлявые ноги Чумы и ее тощие руки со скрюченными пальцами. Зубов ее я не видел, слышал лишь, как что-то свирепо щелкает у меня за спиной. Настигнув, зубы вцепились мне в плечо и рванули. Я упал. Веткий балахон треснул и слетел. Зубы, не разобрав, стали грызть его. Я вскочил и бросился бежать, уже не оглядываясь. Теперь, когда я был без балахона, ничто больше не скрывало, что я человек. Кладбище ожило. Надгробья зашатались. Из-под земли стали высовываться руки мертвецов. "Еда! Свежая еда! К нам пришла свежая еда!" - шипели они. "Держите его! Это человек!" - грозно грохотали надгробия. "Хватайте его! Разрывайте чужака!" - пищали, кидаясь мне в ноги, оградки. Ноги Чумы, настигая, почти наступали мне на пятки. Руки неслись следом. Внезапно впереди выросли две раскачивающиеся виселицы. Удавленники, болтавшиеся на них, извивались, пытаясь соскочить с веревок. Их белые глаза, лишенные зрачков, пылали. - Стой! Кто идет? - взревели они, щелкая зубами. Я отлично знал, что разговаривать с ними нельзя, но мне уже было все равно. Мои преследователи почти настигли меня. Всё, что мне оставалось - это выбрать для себя более приемлемый вид смерти. - А ну расступись, тухляки! Я тетка Чума! - заорал я удавленникам. Обе веревки разом лопнули. Висельники тяжело спрыгнули на землю. - Не ходи сюда, тетка Чума! Колодец - наш! - взревели они, кидаясь ко мне. В ту же минуту на площадку с топотом ворвались преследующие меня руки и ноги. Теперь все пути к отступлению были отрезаны. Ожидая, что меня сейчас разорвут, я закрыл глаза. Но прошла секунда, другая, третья, а я все еще был цел. Зато возле меня происходила какая-то возня. Кто-то копошился, рычал, грыз, наносил удары. Решив полюбопытствовать, почему меня до сих пор не убили, я осторожно открыл глаза и обнаружил, что висельники остервенело сражаются с руками и ногами тетки Чумы, а те в свою очередь пинают и душат их. Кто-то потянул меня за штанину. Вначале слегка, потом дернул сильнее. "Ну вот, и до меня очередь дошла!" - подумал я созерцательно. - Кирилл! Кирилл! Что ты стоишь? Иди сюда! Высунувшись по пояс из колодца, Настя нетерпеливо тянула меня за штанину. - Не вздумай прыгать! Тут, между прочим, есть лестница. Если ты в таком шоке, что забыл, что это такое, то я поясню: это два железных столба с перекладинами, - сказала она. Оглянувшись в последний раз на сражение, я обнаружил, что висельники постепенно берут верх над разборной моделью тетушки Чумы. Одна из ее рук уже лежала в полной отключке, другая тоже выглядела некозырно, зато ноги продолжали пинаться вовсю. К тому же, успев прикончить мой балахон, на помощь к ногами спешили зубы. - Я должна тебе кое в чем признаться, - убито сказала Настя. - В чем? Ты говорила с мертвяками? - Откуда ты знаешь? - удивилась она. - Нет, не говорила. Я им подмигнула. У меня привычка такая. Иду, а мне голос из темноты: "Привет, красотка!" Я же не видела, что это висельники. Как раз очки протирала. Я вздохнул. Чурилова была абсолютно в своем репертуаре. Только ее могло угораздить подмигнуть висельникам. Цепляясь за холодные, лязгающие перекладины, я стал спускаться в люк. Настя лезла следом за мной, изредка восклицая: "Ой, я опять на что-то наступила!" "Не на что-то, а мне на руку!" - шипел я всякий раз. - "Ой, извини!" "Ничего... А-а!!! Опять! Ты вообще смотришь себе под ноги?" Мы были, наверное, уже на середине колодца, когда крышка над нашими головами с грохотом захлопнулась. Звезды исчезли. - Эй, я ничего не вижу! - растерянно пожаловалась Настя. - Сделай что-нибудь, пожалуйста! - Что? - проворчал я. - Неужели ты думаешь, что если я скажу: "Включите свет: дышать темно и воздуха не видно!" то это что-то изменит? Внезапно в колодце вспыхнул яркий синеватый свет, лившийся, казалось, из самих стен. - Ну вот! - сказала Настя. - Можешь же, когда захочешь... - А-аай! - взвыл я. - Прости! Я опять на что-то наступила!