Герберт Уэллс - Пища богов (пер. Тан)

В эту минуту из дверей домика вышел инициатор всей тревоги.

— Я ей угодил в грудь, а другой раз в бок, — сказал он.

— А где же наши возы? — спросил Коссар, высовываясь из-за кустов хмеля.

К величайшему удивлению Редвуда, скоро стало очевидным, что, во-первых, никто не убит и не ранен, а во-вторых, что испуганные выстрелами лошади бросились в огород и стояли там теперь, ярдов за пятьдесят от домика, зацепившись колесами экипажей и спутав постромки. На половине этого расстояния лежал разбитый бочонок с парафином, а дальше были разбросаны мешки с серой. Вся компания направилась к лошадям.

— Куда же крыса девалась? — спросил Коссар. — Первую пулю я всадил ей между ребрами, а другим выстрелом расшиб всю морду! Она как раз повернулась ко мне передом… Ловко попал!..

Пока они распутывали лошадей, из леса появились два приятеля Коссара.

— Я убил крысу, — сказал один из них.

— Где же она?

— Джим Бете нашел ее за забором. Я в нее выпалил как раз, когда она заворачивала за угол… Ловко попал: под левую лопатку!

Справившись с лошадьми и экипажами, все пошли смотреть убитую крысу. Она лежала, согнувшись, на боку. Торчавшие изо рта резцы придавали ее физиономии обиженный вид, в котором не было ничего жестокого и ужасного. Голые передние лапы крысы напоминали исхудалые старческие руки. Помимо одной кругленькой ранки за правым ухом, никаких повреждений на теле ее не оказалось.

— Как же это так?.. — сказал задумчиво Редвуд, — должно быть, крыс было две.

— Должно быть… И та, в которую все попали, ушла, к несчастью, — заметил кто-то.

— Но я уверен, что мой выстрел… Говорите, что хотите, а я… Своими глазами видел… — заговорили все разом, и долго, может быть, говорили бы, если бы пронзительное жужжание осы, пролетевшей на близком расстоянии, не заставило импровизированный парламент прекратить дебаты и перейти к очередным делам.

Инцидент с крысой заставил всех быть осторожнее, но не лишил энергии.

Запасы были сложены в домике, очевидно, подвергшемся по уходу миссис Скиннер разграблению крысами; лошадей отвели назад в Хиклиброу; мертвую крысу перетащили через забор и положили в виду окон домика, причем случайно наткнулись на кучу уховерток. Эти насекомые (действительно необычайных размеров, хотя и не таких, как показывал мистер Скиннер), поспешили разбежаться, но Коссару, проявившему при этом необычайную деятельность, удалось передавить ногами и прикладом очень многих.

Затем двое принялись вырубать топором хмель вокруг дома и едва могли с ним справиться, так как толщина стволов достигала двух футов в диаметре. Коссар приводил в порядок дом, а один из его приятелей, электротехник, вместе с Бенсингтоном и Редвудом отправился искать крысиные норы.

Старательно обходя кусты гигантской крапивы, утыканные ядовитыми шипами в целый фут длиною, они шли вдоль, изгрызенного и полуразрушенного забора, как вдруг наткнулись на большое пещерообразное отверстие в земле, из которого несло отвратительным запахом. Из осторожности все вытянулись в линию и держали ружья наготове.

— Надеюсь, что они выйдут, — заметил Редвуд.

— А если нет… — отозвался Бенсингтон. Оба задумались.

— Если лезть туда, — продолжал Редвуд, — так ведь надо хоть свечей взять с собой, что ли…

— Не сейчас же этим заниматься, — решил электротехник.

Товарищи принуждены были с ним согласиться, и потому все трое отправились по тропинке, усыпанной белым песком, к сосновому лесу. Выйдя на его опушку, они остановились в виду песчаного холма, занятого гнездами ос.

Солнце уже садилось, и осы слетались на ночь домой. Не смея показаться из-за деревьев, охотники довольно долго смотрели на этих опасных насекомых, летавших целым роем, ползавших, скрывавшихся в отверстиях, ведущих к гнезду.

— Часа через два они совсем затихнут, — сказал Редвуд. — Точно опять ребенком становишься… — прибавил он, помолчав.

— Ночью нам нужно отыскать эти отверстия, если даже будет очень темно, — заметил Бенсингтон. — А кстати, как насчет света?

— Нынче полная луна, — отвечал электротехник. Пошли советоваться с Коссаром.

Он сказал, что серу, селитру и гипс «обязательно» нужно пронести через лес до наступления темноты. В полной тишине все принялись за работу, осы затихли, и вокруг можно было слышать только осторожные шаги да кряхтение под тяжестью мешков. В работе участвовали все, кроме Бенсингтона, очевидно, к ней не способного. Ему дали ружье в руки и посадили в скиннеровскую спальню стеречь труп крысы. А остальные попеременно отдыхали от таскания кулей, сторожа выход крысиной норы, что, конечно, было бы очень скучно, если бы часовых не развлекали созревшие пыльники хмеля, лопающиеся со звуком, подобным пистолетному выстрелу, причем пыльца, величиною с просяное зерно, разлетались во все стороны.

Мистер Бенсингтон сидел у окна, в жестком, набитом конским волосом кресле, спинка которого была покрыта старым, грязным антимакассаром, долгое время придававшим гостиной Скиннеров аристократический вид. Непривычное для него оружие стояло прислоненным к подоконнику, а сам великий ученый пристально смотрел сквозь свои очки на труп убитой крысы. Из окна до него доносился приятный запах хмеля. Тишина стояла невозмутимая, солнце давно зашло, но ночь еще не успела наступить окончательно.

В комнате пахло жильем: пивом, сыром, гнилыми яблоками и больше всего старыми сапогами. Этот последний запах напомнил Бенсингтону об исчезнувших Скиннерах, хотя помимо запаха, вся обстановка напоминала о них. Обстановка эта, правда, была значительно попорчена крысами, но рваное платье, висевшее на вешалке, около двери, бритва, которая валялась на столе вместе с грязными обрывками бумаги, кусочек мыла, затвердевший и растрескавшийся от долгого лежания, — все это носило на себе явный отпечаток индивидуальности Скиннера. Бенсингтону впервые вполне отчетливо пришло на ум, что последний был разорван на части и съеден, может быть, той самой крысой, которая лежит теперь убитая.

Как подумаешь, к чему может привести самое невинное открытие в химии…

Вот он теперь находится в цивилизованной стране, казалось бы, давным-давно покорившей природу и приспособившей ее для безопасности человека, а между тем, где эта безопасность? Где тот комфорт, который с таким трудом вырабатывали десятки поколений англичан? Можно ли думать о комфорте и безопасности, когда сидишь один-одинешенек, в полуразрушенном доме, ночью и с ружьем в руках? Боже мой! Какая резкая перемена в жизни! Какое испытание! И ведь надо же было, чтобы он пошел на это испытание, даже не сказав ни слова кузине Джен.