Андрэ Нортон - Гаран вечный: Кристалл с грифоном. Год единорога. Гаран вечный

К моему удивлению, Яго вернулся раньше, чем вернулись из Пустыни мы с Ривалом. Он был так разгневан, что будь я помладше, он срезал бы с ближайшей ивы прут и хорошенько отстегал бы меня. Я заметил, что его гнев связан не столько с моим путешествием во враждебную землю, сколько с тем, что он узнал в Ульме. Он заговорил со мной так строго и серьезно, что я забыл свою обиду на него и приготовился слушать.

В Ульме я был дважды и оба раза когда там не было матери: она уезжала навестить родственников. Так что я представлял себе расположение нашей долины. Кроме того во время своих приездов отец рассказывал мне о нашей стране, о нуждах нашего города и обо всем, что, как он считал, будет мне необходимо знать, когда я займу его место. Но такого, что рассказал Яго, я еще никогда не слышал. Я впервые узнал о тех, кто впоследствии вторгся в нашу страну, хотя тогда они еще не объявляли нам войну.

То, что они с презрением относились к нам, мы поняли сразу, так как не были глупы и наивны. Люди долин очень высоко ценили свободу. Они неохотно объединяли свои силы, разве только в случае крайней необходимости, но мы ощущали опасность, которая грозит нашей стране, как дикие звери. Поэтому всякому было ясно, что мы слабые противники, которых легко победить поодиночке. Однако не всякий мог предположить, что люди долин будут яростно драться за свободу и никогда не изменят своему лорду, который являлся главой рода.

Ульмспорт находился у моря и туда недавно заходили два корабля из Ализона. О них и о замыслах противника и сообщил мне Яго. Пришельцы уже год разведывали наши порты и устья рек Они были весьма осторожны и играли роль торговцев. То, что они давали в обмен на наши товары, было ново для нас и мы с удовольствием торговали с ними. Пришельцы никогда не приходили на одном корабле. Всегда по двое или по трое… И, заходя в порт, они непременно совершали поездки по стране, как бы для торговли.

Во внутренних районах страны к ним относились подозрительно, хотя все знали, что они торговцы, прибывшие на кораблях из-за моря. Правда встречали их с уважением, но пришельцы все высматривали и расспрашивали. Мой отец, собрав все донесения по маршрутам их переходов, заключил, что путешествия совершаются не ради торговли, а ради рекогносцировки местности незнакомой страны. Он тут же написал своим ближайшим соседям в Апсдейл, Фондейл, Флатингдейл и даже в Вестдейл, где также был порт Эрби.

С лордами этих долин у него были отличные отношения и даже тень вражды не разделяла их. Лорды всё выслушали и затем разослали своих людей, чтобы присмотреть за пришельцами. Вскоре все они поняли, что пришельцы изучают вашу страну с какой-то своей целью, которая не сулит ничего хорошего жителям долин. И было решено, что под тем или иным предлогом лорды запретят любому кораблю из Ализона бросать якоря возле наших берегов. Однако наши лорды люди упрямые, и убедить их сделать что-нибудь, что не предложил сам лорд — задача, посильная лишь человеку с безграничным терпением. Ни один лорд не признает открыто, что он подчиняется воле другого. У нас нет лидера, который мог бы собрать всех лордов под одно знамя и заставить их выполнять общее решение, и в этом наша огромная слабость.

Теперь пятеро лордов решили собраться на совещание в Ульме. Но для этого им нужно было найти подходящий предлог, чтобы не беспокоить свой народ и ввести в заблуждение пришельцев. И вот мой отец решил устроить посвящение своего наследника в воины, ввести его в круг своих советников — для моего возраста это было обычным делом.

Я внимательно слушал Яго. Но услышав, что я буду центром предстоящей встречи, был весьма удивлен. Ведь меня так долго держали вдали от дома, что я считал такую жизнь единственно для себя возможной.

— Но… — начал я.

Яго забарабанил пальцами по столу.

— Да, лорд Ульрук совершенно прав. Ты слишком долго находился вдали от того, что принадлежит тебе по праву. Он обязан сделать это не только для прикрытия встречи, но и для себя самого. Он уже осознал глупость своего решения отдалить тебя от дома.

— Глупость решения? — я был поражён этими словами, ведь Яго был верным поданным Ульрука и всегда отзывался о нем с трепетом.

— Да, я сказал «глупость», — это слово во второй раз сорвалось с его губ, как стрела, выпущенная из лука. — В его собственном доме есть те, кто хотят все изменить. — Он умолк, но я и без слов понимал, что он имеет в виду: моя мать хочет, чтобы Лизана и её жених унаследовали Ульмсдейл. Я никогда не пропускал слухи, которые доходили до нас. Я считал, что всегда нужно быть в курсе событий, даже самых худших. — Посмотри на себя! — Яго вновь взорвался. — Ты не чудовище! И тем не менее говорят, что лорд Ульрук был вынужден отослать тебя сюда и держать в заточении потому, что ты страшен внешне и слаб умом, потому что ты больше похож на животное, чем на человека.

Его гнев высек во мне искры. Так вот что говорят обо мне в моем же доме!

— Ты должен показать себя лордам, границы которых совпадают с границами Ульмсдейла. Показать, что ты настоящий наследник и доказать это. Тогда уже никто не сможет тебя оболгать. Лорд Ульрук тоже в курсе этих слухов. Нашлись даже наглецы, которые осмелились сказать ему это в лицо.

Я встал из-за стола и направился к стене, где висел боевой щит Яго. Старый воин провел много времени полируя щит, и теперь он сверкал как зеркало, хоть и искажающее формы.

— Пока я в сапогах, — пробормотал я, — я вполне могу сойти за нормального человека.

Мои сапоги были сделаны так, что я мог легко сунуть туда свои копыта, и ноги казались вполне нормальными. Когда я стоял никто не мог отличить меня от обычного человека. Сапоги делал сам Яго, из прекрасной кожи, которую прислал отец.

Яго кивнул.

— Да, ты поедешь и будешь в сапогах, и ни один из недоброжелателей не сможет сказать, что ты не можешь быть настоящим наследником и произнести клятву лорда. А оружием ты владеешь не хуже, а даже лучше любого из воинов. Твой ум остер и предохранит тебя от опасностей и коварства.

Это была самая большая похвала, какую я когда-нибудь от него получал. Одетый в доспехи и вооруженный, я ехал с Яго из изгнания. Наконец-то я возвращался в дом своего отца. Но я чувствовал внутреннее беспокойство, отлично понимая, что многим членам семейства мое возвращение не по душе.

У меня хватало времени, чтобы переговорить с Ривалом до отъезда, но я все же не предложил ему ехать со мной, хотя и знал, что он наверняка откажется. На нашей последней встрече он так смотрел на меня, что мне казалось, что его взор проникает в мой разум, воспринимая всю мою неуверенность и страх.