Василий Сахаров - Правда людей
Вслед за парнем несостоявшийся самоубийца побежал вдоль улицы. Затем нырок в подворотню. Какой-то двор. Снова улочка, почти безлюдная. Переход. Опять проулок и парк, тенистый, спокойный и весь какой-то мирный. Здесь Токарев остановился. Его легкие горели огнем и он уже не бог бежать, а незнакомец остановился рядом, посмотрел на бизнесмена и когда Токарев отдышался, кивнул ему на скамейку:
— Садись.
Михаил повиновался, присел, и парень, разместившись рядом, спросил его:
— Ты чего на дорогу выскочил, дурик?
Токарев поморщился и выдохнул:
— Надоело все.
— Самоубийца?
— Да.
— Разорился или жена бросила?
— Ни то и ни другое.
Бизнесмен пожал плечами, и незнакомец представился:
— Меня Егором зовут.
— Михаил Алексеевич… Можно просто, Миша… Теперь уже можно…
Спаситель Токарева помолчал, дал ему отдышаться, а затем вопросительно кивнул:
— Рассказывай, что у тебя случилось?
Первым желанием Михаила было послать незнакомца куда подальше, встать и уйти. Но его взгляд столкнулся со взглядом Егора, слишком серьезным и проницательным для такого молодого человека, и он начал выкладывать ему свою историю. Токарев говорил, говорил и говорил. Затем прерывался и опять говорил. Слова лились из него потоком, и вскоре Егор знал о нем практически все.
Токарев замолчал. Он ожидал, что сейчас спаситель пожалеет его и ему станет легче, а затем парень даст какой-нибудь "мудрый" совет. Однако, нет. Егор повел себя иначе. Парень окинул парк ленивым взглядом, презрительно скривился в сторону алкашей, которые проходили мимо, посмотрел на солнышко и сказал:
— Сука ты, Михаил Алексеевич. Говно человек и эгоист, каких свет не видывал. Типичный, блядь, продукт среды. Столичный манагер среднего звена.
Голос Егора звучал равнодушно. Спаситель презирал его — Токарев понял это. Но он никак не мог взять в толк из-за чего. Ведь он жертва. Он больной человек. Его надо пожалеть, а вместо этого такое отношение, и Токарев, насупившись, пробурчал:
— Почему ты так считаешь?
— Во-первых, ты думаешь только о себя. Я-я-я. А на водителей, которым потом твои мозги с капота пришлось бы соскребать, а затем перед полицией оправдываться, тебе было наплевать. Точно так же как и на детишек, которые едва не стали свидетелями смерти человека. Во-вторых, самоубийство не выход. Ты забыл, что ты мужчина. А мужчина, если знает свой срок, завершает все дела на земле и погибает в бою. Только в бою, но никак не под машиной в людном месте напоказ. Ну и, в-третьих, как я уже сказал, ты эгоист. Вот ты не бедный человек, насколько я понимаю. Есть деньги, квартира. Так помоги людям, раз тебе уже все равно.
— Тебе что ли?
— Мне от тебя ничего не надо и о себе я сам позабочусь. А вот ей ты мог бы помочь.
Егор кивнул на соседнюю лавочку, куда только что присела усталая тридцатилетняя женщина с двумя детьми, примерно трех и четырех лет. Невысокого роста коротко стриженая блондинка. Вид несколько потрепанный. Одежда чистая, но неброская и если присмотреться, то в паре мест видна аккуратная штопка. Детишки, мальчишки, одеты, как и мать. У них на двоих было одно мороженное, самое дешевое, белое в вафельном стаканчике, и они спорили, кто будет кушать его первым.
— И как мне ей помочь? — Токарев отвернулся.
— Самое простое — дать денег. Сколько у тебя сейчас при себе?
— Немного. Тысяч двадцать рублями и около трехсот долларов.
— Вот видишь. Для тебя это немного. А для этой женщины, думаю, матери-одиночки, которая вырвалась с работы, чтобы с детьми прогуляться, двадцать тысяч зарплата за месяц. Тебе-то все равно. Ты уже настроился на смерть, а она и ее дети, на которых воровское правительство выделяет по двести-триста рублей в месяц, хотят жить. И сколько таких вокруг, если присмотреться? Много. Очень много. Так что, коль надумал счеты с жизнью сводить, делай это не на дороге и людям помоги. Церковникам-ворам только не вздумай деньги отдавать, да в фонды разные. Там почти везде мошенники, честного человека днем с огнем не сыщешь. Лучше сам.
— И что? Мне подойти и дать ей денег?
— Да.
— Неудобно как-то.
— И это мне говорит человек, который только что под машины бросался?
Парень усмехнулся и Михаил кивнул:
— Ты прав. Мне теперь стесняться нечего.
Егор кивнул на женщину:
— Тогда действуй.
Михаил поднялся, и Егор одобрительно кивнул. После чего Токарев на ходу достал деньги и направился к женщине, подошел к ней и, когда она посмотрела на него, заговорил:
— Извините… Я вот… Это… Вам, короче…
Запинаясь и заикаясь, Токарев протянул женщине деньги. Она машинально взяла их, а затем вскочила на ноги, словно ошпаренная, и выкрикнула:
— За кого вы меня принимаете!? — Одновременно с этим захныкали напуганные мальчишки, а женщина сунула деньги Токареву в карман пиджака и схватила детей за руки: — Пойдемте отсюда!
— Вы меня не так поняли… — Михаил попытался оправдаться. — Я же от чистого сердца…
— Не бывает так! — на ходу бросила блондинка. — Или со мной переспать хочешь, или педофил. Пошел отсюда, а то полицию вызову. Мудак! А еще в пиджаке!
Женщина с детьми удалялась, а Михаил обернулся и увидел, что Егора уже нет. Парень тоже оставил его, но майка спасителя мелькнула между кустов и Токарев, сам не понимая почему, бросился за ним вслед.
Бизнесмен догнал Егора уже на выходе из парка и пристроился рядом. Парень бросил на него косой взгляд, заметил купюры в кармане и спросил:
— Что, не взяла?
— Нет, — Токарев мотнул головой.
— Правильная женщина, значит, я не ошибся, — парень улыбнулся. — Гордая. Наша. Русская. Такая и мальчишек своих сама вырастит, и любому козлу, если надо, рога посшибает.
Егор замолчал и Михаил спросил:
— И что теперь?
— А тебе мой совет нужен?
— Ну, да.
— Наверняка, завтра она снова в этом же парке будет, или послезавтра. Захочешь помочь, поможешь.
— А сейчас что делать?
— Занимайся своими делами, фирмой, завещание напиши. Сам решай. Я тебе не наставник духовный, не пастор и не папа с мамой в одном лице.
Было, Михаил приостановился, но потом ускорился и спросил:
— А можно я с тобой пойду?
— Если заняться нечем, пойдем. Ты мне не мешаешь, — Егор пожал плечами.
Шли они недолго и остановились через пару кварталов. Парень огляделся, провел ладонью по светлым волосам и свернул в один из дворов, где присел на железную ограду палисадника с цветочками. Двор был тихим и если не знать, что находишься в Москве, то можно было решить, что судьба забросила Михаила в провинцию. Невдалеке пожилой таджик или узбек (хрен их разберешь этих азиатов-гастарбайтеров), напевая себе под нос тягучую мелодию, подметал асфальт. Где-то слышался женский смех, и за пятиэтажным домом гудело шоссе. Голова Токарева пока не беспокоила, Егор сохранял невозмутимость и вертел в зубах спичинку, и Михаил думал о том, что парень прав. Самоубийство не выход. Это трусость. Сейчас ему нечего бояться. Над ним нет закона. Запреты пустяк. И он, как это ни странно, впервые в жизни, по настоящему свободен. Ненадолго, ибо скоро болезнь сломает его. Но есть реальная возможность прожить остаток жизни как человек, и это следовало использовать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});