Шэрон Кендрик - Растопить ледяное сердце

Джессика опустилась в кресло, явно выбранное из-за смелого дизайна, но не из-за удобства, а Патти и арт-директор разложили перед ней фотографии драгоценных украшений.

– Мы подготовим двойной разворот на афише как раз ко Дню святого Валентина, – пояснил Гейб. – Времени осталось не так много.

– День святого Валентина? – переспросила Джессика, думая о том, что этот праздник меньше всего подходит к ее одинокому статусу.

– Конечно, ведь это самое прибыльное время в году для ювелирного бизнеса. «Лулу» должна максимально использовать свой шанс, чего компания не делала в прошлом. Молоденькие девочки, покупавшие пластиковые часы, давно выросли, и мы хотим показать миру, что вы тоже повзрослели. Джессика уже не подросток, ее больше не привлекают пластиковые водонепроницаемые часы. Теперь она носит драгоценности, предпочтительно те, что ей дарят мужчины.

– Мои бриллианты, – тихо вмешался Лукас.

Джессике казалось странным, что о ней говорят в третьем лице. Она с опаской глядела на фотографии: уж не думают ли они, что она нарядится в такое – грудь наполовину открыта, разрез юбки выше бедер.

– Съемка пройдет в Венеции, как видно по эскизам, – продолжал Гейб. – Это самое романтическое место на свете, и зимой оно идеально подходит для нашего проекта по настроению и атмосфере. Мы будем снимать в черно-белой гамме с традиционным для «Лулу» акцентом розового. – Он улыбнулся. – Съемочная группа выезжает раньше, чтобы выбрать натуру, а вы с Лукасом, как я понимаю, прилетите позже.

Лица всех присутствующих повернулись к ней, но Джессика видела перед собой только блестящие глаза Лукаса и изогнутые в насмешливой улыбке губы. С каких пор она путешествует вдвоем с Лукасом и почему никто не удосужился сообщить ей об этом заранее? В жизни Джессика ни на кого не повышала голос, но тут ей захотелось вскочить и заорать, что она не желает никуда лететь с надменным греком, тем более в самый романтический город на свете для участия в рекламной кампании, посвященной дню влюбленных.

Ей хотелось оказаться в Корнуолле, подальше от Лукаса, приводящего ее в смятение. Все было спокойно, пока он не вернулся в ее судьбу. Пускай жизнь текла однообразно, но Джессика чувствовала себя в безопасности. Ее не терзали сомнения и сожаления или мысли о том, что они с Лукасом не провели вместе ни одной ночи.

Неужели ей так нужна эта работа, сулившая стресс и осложнения? Джессика снова подумала о продаже дома и покупке более дешевого жилья подальше от моря. Перед глазами всплыло лицо сводной сестры, и Джессика почувствовала острый укол совести. Она вспомнила, как Ханна рыдала на ее плече, когда пришло известие о гибели родителей под снежной лавиной. Им пришлось продать большой семейный дом, они вместе выбрали коттедж на берегу, который Ханна полюбила. Теперь это их общий дом. Какое право она имеет подвергнуть риску их безопасность только потому, что присутствие Лукаса беспокоит ее?

Никто не заставит ее спать с ним, пусть даже ей самой так хочется. Она даст Лукасу понять, что ему не на что рассчитывать. Джессика почувствовала прилив уверенности. Разве в жизни ей не приходилось преодолевать большие трудности, чем искушение заняться любовью с мужчиной?

Она наградила Гейба улыбкой, которую всегда использовала, отвечая любопытным на вопрос, не жалеет ли она о несостоявшейся теннисной карьере. В репертуаре полезно иметь такую улыбку – широкую и бодрую, которая ничего не значила.

– Не могу дождаться, – сказала она.

Глава 6

Джессика стояла в гондоле. Светлые, с укороченной стрижкой волосы трепал ветер. Ее глаза казались огромными на побледневшем лице. Наблюдавший за ней Лукас почти физически ощущал ее напряжение. Не в первый раз за день он раздраженно сжимал кулаки, потому что идея рекламной кампании целиком принадлежала ему и на бумаге выглядела беспроигрышной. Учтено было все до мельчайших деталей. Вечернее платье на корсете плотно облегало точеную фигурку Джессики, подчеркивая аккуратную маленькую грудь, длинные черные шелковые перчатки доходили до локтя, вокруг шеи сверкал каскад бриллиантовых украшений. Джессика Картрайт идеально соответствовала образу, продуманному командой «Цайтгест»: стройная, гибкая, взрослая и очень сексуальная.

Однако сейчас она скорее напоминала восковую куклу с пустыми глазами. Даже улыбка казалась приклеенной к губам.

Лукас тряхнул головой в недоумении, вспоминая страстное лицо Джессики в лифте: когда он целовал ее, она горела. Он посмотрел ей в глаза: в них не осталось даже следа былого огня.

Стоя в лодке, Джессика поймала недовольный взгляд пронзительных черных глаз Лукаса, наблюдавшего за ней с берега. Она видела, что вся съемочная группа разочарована не меньше, чем он сам. Она дрожала от налетавшего холодного венецианского ветра, пытаясь удержать равновесие в гондоле, пляшущей на волнах Гранд-канала.

Джессика чувствовала нервный озноб как снаружи, так и внутри. Ее грудь украшали бесценные голубые бриллианты, сверкавшие, как острые стрелы судьбы, в сгущавшихся сумерках зимнего вечера. Новая модная стрижка обнажила шею, лишенную привычной защиты длинных локонов, а короткие, летящие пряди липли к губной помаде. Несмотря на то что рядом стояла стилист Патти, держа наготове щетку для волос и большую кашемировую накидку, Джессика чувствовала себя неприлично голой. Она позировала для фотографий, не имеющих ничего общего с ее привычным скромным, спортивным имиджем, и выглядела глупо, а скорее неприлично и очень неуверенно.

На ее ресницы наложили больше туши, чем она когда-либо позволяла себе, а в сочетании с матовым тоном щек ее глаза казались черными пятнами на бледном лице. Яркая цикламеновая помада – дань традиционному розовому акценту на рекламе «Лулу» – делала ее похожей на клоуна. Что же касается платья, Джессика боялась даже подумать об этом – оно олицетворяло все, что ей претило: слишком открытое и вызывающее, с корсетом, затянутым так туго, что она едва дышала. В низком вырезе на груди выступили пупырышки гусиной кожи, под широкой развевающейся юбкой колени дрожали от смущения и стресса. Вдобавок, хотя туристов в феврале мало, кто-то останавливался на набережной, чтобы сделать фото, и это приводило Джессику в ярость.

Она знала, что должна выглядеть изысканной и сексуальной, как объяснил ее задачу арт-директор, но ей было чуждо и то и другое. Джессика не умела прикидываться. Вероятно, все бы умирали от смеха, если бы знали, что она восемь лет не занималась любовью с мужчиной.

Присутствие на площадке Лукаса только усугубляло неловкость. На фоне светло-серого туманного венецианского неба высокая фигура грека казалась черным изваянием на набережной канала. Стальной, неровный отблеск воды окружал его мистическим ореолом, словно указывая на таинственную природу этого человека. Рядом с Лукасом стояли два охранника, не сводившие глаз с драгоценных украшений, переливающихся у нее на груди.