Эхо - Алексей Котаев
– Я не знал…
– Конечно не знал. Нам тогда было по восемнадцать. Совсем еще дети. Лаз было шестнадцать, а брату ее и того меньше. Мы катались на наших скаутах, рассекая по этим бескрайним просторам. Вечерами – шумели в забегаловках и спать ложились только под утро. Тогда-то я и оставил свой шлем. Все так хотели узнать, что же там, за краем зоны. Все ждали другой мир, бескрайний, новый…
– А наткнулись на стену. Я понимаю…
– Быть может… Морок ударился об нее вскользь и слетел со своего скаута, переломав себе обе руки. Мы долго ждали, когда восстановится его тело. И боялись, что ЭМИ придет неожиданно. Даже детей императора пугали такими вещами. Но Лаз с братом были на удивление спокойными. Хоть они и были младше, но это спокойствие было заразительным. Осознание того, что мы заперты невидимой стеной тоже было заразительным.
– Вы задели стену? Почувствовали?
– Да, и еще как. Словно забор под высоким напряжением. Кажется, что все поменялось в момент прикосновения. Вся жизнь развернулась на пол оборота. Лаз тогда… Она стояла, прикоснувшись к стене. Может быть, с минуту, может и того больше. Я тогда испугался за нее. Морок тоже, он отодрал ее своими сломанными руками, а попутно прикоснулся и сам.
– Они тогда начали встречаться?
– Что ты! Нет! На тот момент она уже была беременна тобой. Она сказала это после того, как прикоснулась к стене. Убрала руку и тут же призналась. Видел бы ты лицо своего отца. Испуг вперемешку с радостью! – Тавр начал хохотать как не в себя. – Прекрасное было время!
– Хах. Они были младше меня, когда у них родился ребенок. Странно это слышать, хоть и не в первый раз.
– В этом нет ничего такого. Пока ты пытаешься убежать от жизни, она проходит мимо. Оглянись вокруг! Столько красивых девчонок в замке! Мне б твой возраст!
– Ты отвлекся.
– Верно… Эта жуткая тайна нас всех сплотила. Мы были не разлей вода, скрывая ото всех такую жуткую правду, но каждый из нас не оставлял надежды хоть что-то выяснить. Мы с Мороком часто летали вдоль границы. Прощупывали. Время шло, ты уже должен был появиться на свет. Морок ждал с нетерпением. Ждал и искал выход. Не хотел, чтобы его ребенок рос взаперти. Мы только потом узнали, что Лаз тоже тайком ездила к стене. Тоже, небось, искала выход. – Тавр откинулся на стуле, запрокинув голову. – Ты видел глаза Востока?
– Да. Жуть. Словно светятся.
– Вот самого главного я и не мог тогда понять. Что Лазурь, что Восток. Они были не такими как мы. Трудными для понимания. Иногда казалось, что их дела и слова принадлежат совсем не им самим. Порой веселые дети превращались в рассудительных, холодных людей. Восход после встречи со стеной совсем начал замыкаться в себе. Он становился все серьезнее и грубее. Странно для мальчишки четырнадцати лет?
– Спешил быть взрослым?
– Нет. Он словно отказывался от своего тела, отдавая его кому то другому. Тот жизнерадостный мальчик появлялся теперь лишь изредка. Он стал проводить больше времени с отцом, и уже после твоего рождения окончательно от нас отдалился.
– Как ты резко скакнул во времени.
– Я особо ничего и не пропустил.
– Ну да.
Рассказ шел медленно. Голос тавра иногда разбавлялся скрипом ставен и гулом ветра. Небо начало темнеть, и мужчина зажег в доме лампы. Мерцание тусклых диодов в колбах наводило тоску. Эхо поедал остатки хлеба. Порой, чтобы занять тело, пальцем собирал крошки со стола, и по одной тянул их в рот, искоса поглядывая на шлем, что валялся в траве.
– Эхо, твое рождение прошло хорошо. Там не было ничего такого, о чем стоило бы упоминать. Твоя мать дружила со своей кровью, а ты был частью ее самой. Ты получил от нее и свои машины в крови, и силу управлять ими. Только я не понимаю, как так получилось, что второй способностью ты не обладаешь. Да и не подчиняешься чужой тоже.
– Ты же сам бормотал про автономность!
– Так ты слышал? Не отвертеться от тебя… Да. Лаз говорила, что хочет свободы для тебя. Она грезила какой-то недостижимой автономностью.
– Что такое автономность?
– Независимость. Самостоятельность. Ты не зависишь от силы Императора. Значит – ты автономен.
– Как она смогла?
– Я не знаю. Но после твоего рождения, она тоже начала уходить в себя, пусть и не так часто, как брат, но временами ее глаза не отражали ничего. Лишь поблескивали жутким светом, – отшельник тяжело вздохнул. – Идиллия закончилась, когда тебе было четыре… нет, пять лет. Восход рассказал отцу о том, что мы были у стены. И о том, что мы ее трогали. Столько лет хранить тайну, и в итоге ее выдать. Твой отец тогда уже не был гвардейцем. Он пытался пропихнуть идею о том, что нужно учесть всех. Он хотел объединить людей.
– Для окружающих – из гуманных соображений. По факту – хотел сплотить силы для преодоления преграды.
– Да. Он всегда думал о светлом будущем для тебя. Хоть он и был молод, но многие вещи отчетливо понимал. Например, то, что много людей ему понадобиться для преодоления стены. И что не все они выживут, – мужчина потряс флягу над ртом, в надежде выдавить хоть одну каплю в пересохшее от длинной истории горло. – Эту ночь я запомнил навсегда.
– Ночь их смерти?
– Да. Меня выволокли из казармы и подняли на лифте. Тогда все были в сборе, включая тебя. Император сверкал глазами, сидя на своем троне, среди погасших мониторов. А рядом стоял Восход. Его светлое имя полностью отличалось от того, на что он был похож. Вся императорская семья в сборе. Глаза у всех горели ярким светом, словно показывали им другие картинки. Будто страшная сущность проникала внутрь хозяев этих глаз и подчиняла их своей воле. Вот, вроде, смотришь – глаза как глаза. А жути нагоняли…
– Опять отвлекся!
– Прости. Это важно для тебя. Лаз тогда не смогла соврать. Или просто не захотела. Она сказала, что контактировала со стеной. Про всех сказала. И про меня. И, почему то, про тебя. Огромная рука императора потянулась к тебе.
– Да, я помню. Никогда не забуду то давящее чувство. Вот только…
– Дальше все как в тумане? У меня тоже. Я до сих пор пытаюсь восстановить события той ночи. И знаешь, что? Я почти все помню. Морок, будто понял, что Император хочет сделать. Он выхватил нож из ботинка и встал между тобой и своим Господином. Я и
