Джулиан Мэй - Джек Бестелесный

– Sacre nom de nom – приснилось мне, что ли?

В руке он сжимал ключи. Одна перчатка куда-то пропала. Он еле открыл дверцу, упал на сиденье, включил двигатель и задним ходом выехал на заснеженную мостовую. Почему-то решетки оттаивания еще не включились. Вероятно, чертовы сенсоры забастовали.

Раздался громовой удар. Роги ошеломленно посмотрел в сторону дома Поля. Нет, не гром, не взрыв, а звуковая ударная волна. Ролет, взлетающий с недозволенной скоростью, исчезнувший в белых вихрях за одну секунду!

Марк! Джек! Они удирают!

Никакого телепатического отклика.

Роги повторил свой мысленный крик, потом в отчаянии выругался. Неужели оба спят? Что ему делать? В старом «вольво» нет телефона, а его ультрачувства слишком затуманены и смогли проследить яйцо в воздухе лишь на несколько сот метров. И регистрационный номер он не определил.

К черту паршивцев! Он нужен Джеку. Роги с таким ожесточением рванул вперед, что чуть не задел молоденькое деревце, но затем справился с машиной и с собой и понесся по Мэйн-стрит. Каждые две-три минуты он дальнировал Джеку, не получал ответа и все больше волновался, хотя и прекрасно знал, что малыш, засыпая, замыкается в непроницаемом метаприюте.

Роги объехал парк, повернул на север по Колледж-стрит и пронесся мимо Олд-роу, часовни Роллинза, Сил-Хилла. Еще совсем немного. Свернуть на Мейнард, а потом на больничную автостоянку. Здесь улицы нагревались, и от мостовой поднимался пар. Снег смешивался с паром, и уличные фонари выглядели туманными пятнами желтого света, фары Роги отбрасывали два белесых конуса, а те окна больницы, которые светились, выглядели зеленовато-голубыми и бледно-золотистыми – все, кроме одного: оранжево-красного, как заходящее солнце.

Роги окаменел возле своей машины, уставившись на это окно.

Из-за угла выскочила машина, завизжала тормозами рядом с ним, с шипением опустилось стекло в дверце, и он с изумлением услышал крик Марка:

– Садись! Подъедем к запасному выходу.

И тут до них донесся приближающийся вой сирен. Это были пожарные машины.

ГЛАВА XLII. ИЗ МЕМУАРОВ РОГАТЬЕНА РЕМИЛАРДА

Охранник мгновенно оторвался от книги-плашки, едва открылась дверь лифта, но тут же расслабился, узнав важную особу, которая направилась к нему с тревожным выражением на лице, проецируя непререкаемый авторитет и необоримое принуждение.

– Сейчас подъедет доктор Колетт Рой. Электрограмма Джека на мониторе внушает некоторые опасения. Возможно, он в критическом состоянии. Быстрее! Отоприте дверь!

Охраннику и в голову не пришло отказать… хотя, как он сам позднее подтвердил, ему было четко приказано не впускать в палату никого, кроме частной сестры и ночной дежурной. И в первую очередь никого из семьи Ремилардов. Видимо, его принудили.

Даже когда охранника подвергли строжайшему допросу судебные аналитики, он не сумел вспомнить, кого увидел тогда. Все его воспоминания были полностью стерты. Он даже не помнил, что произошло, когда он отключил сигнализацию и открыл дверь. Мы с Марком и пожарные увидели, что он лежит в обмороке возле своего стула, а молодой врач и две растерявшиеся медсестры пытаются привести его в чувство.

Дверь палаты Джека была вновь заперта, и медицинский персонал тщетно пытался справиться с предохранительной системой. Однако они заверили нас, что маленький пациент в полном порядке, поскольку мониторы на посту не показывают никаких отклонений.

Я ухватил руку молодого врача и прижал ее ладонью к двери.

– Это, по-вашему, нормально, идиот проклятый?!

Он завопил:

– Черт, жжется!

– Ломайте дверь! – закричал Марк. – Палата горит, а поступающий туда кислород поддерживает огонь. Там мой маленький брат!

Брандмейстер тем временем осматривал контрольную панель охранника величиной с добрый ящик.

– Судя по этому, стены, пол, потолок и дверь пронизаны сигма-полем. Нам придется каким-то образом его отключить. А замок с временным механизмом и должен открыться только через два часа. Хреновина! И наверное, он металлокерамический. Ребята, тащите сюда лазерный резак и прочее. Я свяжусь со службой охраны, узнаю код отключения сигмы.

Он принялся что-то втолковывать в крохотный микрофон коммуникатора, вделанного в его шлем, а мы с Марком уставились друг на друга в немом отчаянии. Палата полна дыма и огня, а жизнь Джека поддерживается сложнейшими хрупкими приборами! Конечно, он погиб, едва вспыхнуло пламя.

Брандмейстер теперь нажимал кнопки контрольной панели, следуя указаниям управления. Загорелся зеленый сигнал, и брандмейстер скомандовал:

– Поле отключено! Взламываем замок!

Пожарные в громоздких костюмах оттеснили нас с Марком, сестер и врача и направили на дверь желтый фотонный режущий луч. Тут я услышал, как больницу огласил запоздалый сигнал пожарной тревоги. Врач и сестра убежали, видимо, на свои посты, а вторая сестра увела охранника, который очнулся, но ничего не соображал.

– Пожарных вызвал ты? – спросил я Марка.

Он угрюмо кивнул.

– В трех кварталах отсюда мне наконец удалось просканировать палату Джека, и я увидел огонь. В машине, которую я угнал, был телефон. Я позвонил в пожарную службу.

Нам с Марком пришлось отойти подальше, так как пожарные приволокли еще аппарат, чтобы сладить с дверью. Служба охраны добросовестно превратила палату Джека в неприступную крепость. В этот момент включились брызговики в коридоре, и я краем глаза заметил, как организованно идет эвакуация больных. И вспомнил, что в коридоре их мало, поскольку это было отделение экспериментальных способов поддержания жизни. Кто-то потребовал, чтобы мы ушли, но Марк оглоушил его силой своего принуждения, и мы уныло стояли рядом, а на головы нам сыпались водяные капли, а из-под резака миниатюрными метеорами вылетали брызги расплавленного металла.

Видимо, работа продвигалась успешно. Лазериста сменил другой техник с чем-то вроде гигантского сверла в руках и принялся не за замок, а за дверной косяк рядом со мной. Пятеро пожарных у него за спиной держали наготове шланг и огнетушители с различными неядовитыми химикалиями. Под взвизги сверла в коридоре внезапно погас свет. Пожарные включили портативные прожектора. Шум вокруг нас стоял оглушительный. Я понятия не имел, что происходит за неприступной дверью. И не желал знать. Дальневидение мне отказало. По моему лицу вместе со струйками воды текли слезы, я невнятно всхлипывал. Марк рядом со мной молчал. Лицо у него было белее мела, вокруг глаз залегли темные крути. Он был в изношенной куртке и в сапогах на босу ногу. А под курткой на нем вроде был только халат.

Брандмейстер испустил торжествующий вопль, и человек со сверлом посторонился. Его начальник вложил что-то в отверстие в косяке, попятился и нажал кнопку коробочки, которую держал в руке. Глухо ухнуло, из отверстия поднялся небольшой клуб дыма. Брандмейстер ударил ногой в дверь, и она отворилась. Наружу вырвался язык пламени и повалил черный дым. Пожарные ринулись вперед, работая шлангами и огнетушителями. Раздались новые крики. Другие пожарные притащили дымоотсасыватель, сунули приемник внутрь палаты и включили его. Мы с Марком скорчились на полу под сомнительной защитой моей намокшей парки и отчаянно кашляли.