Дэвид Зинделл - Экстр

Данло ви Соли Рингесс.

Он так и не узнал никогда, сколько времени провел в этом безмолвном пространстве, но точно знал, что прошла целая вечность. По прошествии вечности, сохраняя отсвет совершенной синевы под плотно сомкнутыми веками, он вышел обратно во время. Он вышел в пространство и пришел в более привычное для себя сознание. Он осознал, что дышит слишком медленно, лежа на холодном полу в Обители Мертвых. Его глаза и виски освободились от давящей тяжести шлема – ктото, должно быть, снял его. Данло не мог представить, как Чеслав Ивионген позволил ему совершить побег из своей умоубийственной тюрьмы. Потом где-то далеко, футах в двадцати, зазвучали голоса, и Данло понял, что должен прислушаться к ним.

– Данло ви Соли Рингесс, – говорил кто-то. – Пилотнаман умер или все равно что умер – мозг полностью погиб. Видите, волны на модели плоские?

Данло медленно, с бесконечной осторожностью открыл глаза и медленно повернул голову. Здесь царили другие цвета: чернота налла, белые пропотевшие кимоно и мертвенно-серый свет, пробивающийся между компьютерных штабелей. И еще что-то алое. Во время своего путешествия в алам аль-митраль он, должно быть, прикусил язык: в горле саднило, и на губах запеклась кровь. Смотрители не позаботились обтереть ему лицо. Они стояли в другом конце комнаты, склонив свои лысые головы, и смотрели на что-то светящееся, возможно, на компьютерную модель его мозга.

– Пилот, – сказал Чеслав, показывая диск с паллатоном Данло, – пробыл в алам аль-митрале два часа после начала ускорения. Два часа! Он должен был лишиться рассудка через первые же две минуты.

Один из смотрителей что-то шепотом ответил ему, и Данло своим острым слухом уловил, что Чеслав гнал свою программу еще час после выравнивания мозговых волн, чтобы уж окончательно увериться в безумии пилота. Лишь когда стало ясно, что Данло никогда уже не взглянет на этот мир глазами разумного человека, Чеслав разрешил снять с него шлем.

– Когда наман входит к мертвым, – продолжал свою речь Чеслав, – следует ожидать, что он умрет. Очевидно, он всетаки не тот светоносец, на которого так надеялась наша Святая Иви.

Медленно, с большим трудом Данло откинул одеяла и медленно, но тихо сел. Он сидел, подогнув ноги, как учил его приемный отец. Чеслав и другие стояли к нему спиной и не могли его видеть. Во время всего путешествия в алам аль-митраль Данло прижимал к животу свою флейту. Он и теперь держал ее, крепко, но бережно – так снежная сова носит в когтях прутья для своего гнезда. Благословенная флейта хранила тепло его тела и была готова звучать. Данло вытер кровь с губ, приложил к ним костяной мундштук и набрал в грудь воздуха.

– Пора сказать Святой Иви о том, что произошло, – заявил Чеслав. – Она должна решить, как поступить с его телом: сохранить живым на случай, если Орден будет разыскивать своего пилота, или кремировать.

Тогда Данло всей силой своего дыхания выдул из флейты длинную, высокую, пронзительную ноту. Это произвело на смотрителей поразительный эффект. Можно было подумать, что в Дом Вечности попала водородная бомба. Один зажал уши и повалился на пол, другой, достойный Николаос, воздел руки так, словно сам вступил в контакт с призраками алам аль-митраля, и у него вырвался полный ужаса крик. Даже Чеслав Ивиоген не справился с нервами и резко обернулся, ища источник ужасного звука. При виде Данло, играющего на флейте, алмазный диск выскользнул из его потных пальцев и разбился об пол, потому что налл тверже алмаза. Паллатон Данло разлетелся на множество сверкающих осколков.

– Ты… ты жив! – выкрикнул Чеслав. – Быть этого не может.

– Да, я жив, – сказал Данло, опустив флейту. – Сожалею, но это так.

Он поднялся на ноги, постаравшись проделать это как можно быстрее. Флейту он держал в кулаке, как бы отгоняя от себя Чеслава и других смотрителей. Он не думал, что они попытаются напялить на него шлем силой, но он один раз уже обманул смерть – на сегодня довольно.

– Вы дрожите, пилот. Вы не в себе после такого контакта, вам надо побыть здесь еще немного и…

– Нет.

Данло произнес это тихо, но со всей силой встречного ветра, и пристально посмотрел на Чеслава – так он мог бы смотреть на мальчика, отрывающего крылышки у мухи. Потом повернулся к нему спиной и вышел из Обители Мертвых.

Открыв двери, он увидел, что день уже близится к вечеру.

Солнечный свет струился сквозь купол над нулевым уровнем Орнис-Олоруна. Данло стоял в золотых лучах и чувствовал, как хороша жизнь, пронизывающая его тело, как огонь. Потом на него накатил звук – громовой рев, похожий на шум океана в бурю. Несметные толпы людей выкрикивали его имя.

– Он жив! – кричали они. – Пилот жив!

Под налловыми ступенями Дома Вечности, по ту сторону улицы, на газонах по-прежнему стояли тысячи людей, хотя с утра их немного поубавилось. Бертрам Джаспари за лазерной изгородью скривился так, точно кто-то из его ивиомилов подал ему уксус вместо вина. Он злобно косился на Едрека Ивионгена, брата Чеслава. Рядом с этими князьями Церкви стоял Малаклипс Красное Кольцо, спокойный, бесконечно терпеливый, – казалось, что он способен простоять так хоть миллион лет, дожидаясь возращения Данло. Его лиловые глаза смотрели на Данло странно, почти с тоской.

– Поистине Данло ви Соли Рингесс жив, – провозгласила Харра, все так же сидевшая в портике за своим пюпитром. – Мы должны спросить его, входил ли он к мертвым.

Из дома позади Данло вышел Чеслав Ивиоген в сопровождении других смотрителей, чьи белые кимоно стали серыми от пота. Они стали чуть поодаль от Данло. Достойный Николаос понурил голову, как бы стыдясь своего участия в негативной программе, но Чеслав держал голову высоко и смотрел на Данло, не опуская глаз.

– Да, – сказал Данло, и собственный голос показался ему странным. – Я входил к мертвым.

– Расскажите нам, как это было. – Доброе старое лицо Харры сияло торжеством. Она, и Бертрам Джапари, и Малаклипс Красное Кольцо, и братья Ивиогены, и все десятки тысяч собравшихся Архитекторов – все ждали, что скажет Данло.

Все равно что войти в комнату, полную сверлящих червей, подумал он. Все равно что войти в огненное озеро.

Он молчал на протяжении двадцати ударов сердца, не зная, что сказать этим людям. Потом он вспомнил слова одного старого стихотворения. Он улыбнулся с грустью, и слезы обожгли ему глаза.

– Мертвые знают только одно, – произнес Данло, – живыми быть лучше.

Он хотел сойти со ступеней, но его ноги больше не выдерживали силы тяжести Таннахилла. Он упал на черный пол, ловя ртом воздух, и перед тем, как потерять сознание, успел подумать, что узнал лишь ничтожную долю того, что следует знать о смерти.