Александр Сиваков - Полина
Я осторожно взяла жука с сиденья и так же аккуратно положила его в траву.
– Прости, малыш. Устаивать логово в моём граве – не самая лучшая твоя идея. Придётся тебе на зиму искать другую норку!
Я стряхнула с сиденья листву и уселась на освободившееся место. От Мишутки мысли плавно перетекли к Виктору Ивановичу. Подумать только, как он похож на Бориса Емельяновича! Тут невольно почувствуешь себя звездой – двое взрослых дядек совершают из-за меня должностные преступления – любая девчонка может возгордиться. Хотя "преступления" – это слишком громко сказано, скорее – нарушения должностных инструкций.
Борис Емельянович дал мне возможность убежать с Земли, за что его сначала убрали с поста начальника службы безопасности, а затем вообще он каким-то образом оказался на пенсии. Он, конечно, храбрится и делает вид, что полностью доволен своей жизнью, но выражение глаз выдаёт истинные мысли – взгляд тоскливый, словно у пса, который много лет служил верой и правдой – и вдруг собаку выкинули на улицу и забыли об её существовании.
Виктор Иванович оказался более прямолинейным и сразу рубанул, что я ему симпатична. Именно поэтому он и скрывал моё пребывание на Цитрее от вышестоящих властей, хотя по всем законам – и местным, и земным, он должен был сообщить об этом земным Навигаторам. За утаивание подобной информации, если они об этом узнают, тоже вряд ли погладят по головке и пожелают счастья в личной жизни.
А самое главное: в последний вечер он всё-таки успел разоткровенничаться и рассказать причины своего пребывания на Цитрее. И тут, как ни крути, я была виновата. История, из-за которой он загремел на пенсию, была придумана, срежисирована и исполнена именно мной. А ведь пострадал не только Виктор Иванович. По самым скромным подсчётам после истории с "Синей кометой" два десятка человек были лишены должностей, званий, или просто получили взыскания.
На душе у меня стало очень гадко. Я ведь нисколько не исправилась и только что своими руками уволила ещё одного человека. Мало мне было "Синей кометы"!
Я вдруг представила себе детей негра. Двое – мальчик и девочка. Очень симпатичные малыши (как и все дети, неважно, какого цвета у них кожа). Вряд ли папа скажет им, что его уволили из-за того, что его поведение не понравилось дочери Сенатора. Тоже будет врать и изворачиваться… И вообще не понятно, при чём тут это. Разве негра уволят из охраны? Вряд ли. Просто перестанут садить на вахту, когда я буду приезжать в летнюю резиденцию…
Я убеждала себя, что ничего особенного не происходит, но душу всё больше и больше разъедало появившееся чувство собственной ничтожности. Чем я сейчас отличается от той глупой девчонки, что два года назад подставила Виктора Ивановича? Да ничем! И, главное, повод, чтобы придраться к новому начальнику службы безопасности, отыскала самый глупый – точное исполнение служебного устава…
Оказавшись в воздухе, я сразу набрала номер отца:
– Пап!
– Да, слушаю.
– Знаешь, я передумала. Верни, пожалуйста, негра на место. Это я оказалась уродкой, а не он.
Папа долго молчал.
– Спасибо, – вдруг сказал он и отключился.
Это мне здорово польстило. Отец, вообще, ко мне относится очень даже хорошо, но хвалит крайне редко – такие случаи можно по пальцам пересчитать. И сейчас – как раз один из них. Отметить, что ли?
"Приеду домой, – решила я, – напьюсь. Сока. Яблочного. Вусмерть. С Никиткой. Или лучше без него? Не, лучше с ним. В одиночку только… не знаю даже, кто, празднует"
В граве я хотела выспаться, но жутко заболела голова – пришлось открыть персональник и углубится в дебри средневековой истории. Сработало старое проклятие любого супера: если в течении какого-то времени не заучивать какую-нибудь информацию, сначала возникает чувство дискомфорта, затем – лёгкое недомогание, наконец – жуткая головная боль. До последнего у меня доходило редко, всегда находилось, что можно почитать. За последние два дня я не открыла ни одной книги – вот и поплатилась по полной программе.
Меня немного развлекло, что книга оказалась на итальянском, который я знала не настолько хорошо, чтобы читать свободно, но достаточно, чтобы догадываться о смысле незнакомых слов.
Читая, я постоянно думала о происходящем в "Штуке". Во что бы то ни стало надо поговорить с Никитой и выяснить, что там вообще творится. За три первых дня обучения произошло столько событий, что я до сих пор прийти в себя не могу. Как-то не верится, что, стоило мне уехать – и тут же жизнь вошла в рутинную колею. Даже как-то обидно, что я почти на две недели выпала из школьной жизни. Теперь придётся навёрстывать, и учёбу, и всё остальное.
В резиденцию я вернулась в самом мрачном расположении духа. Когда на подлёте я услышала знакомый голос, требующий параметры допуска, а на вахте за стеклом увидела нагловатую белозубую улыбку на самодовольном чернокожем лице, моё настроение вообще ушло в минус.
Не первый раз замечаю: нельзя просто так сделать доброе дело и забыть об этом, потом всегда приходится расплачиваться за свою доброту.
С удовольствием сказала бы какую-нибудь колкость, но в голову, как назло, ничего не приходило. Облив нового начальника охраны презрением с головы до ног, насколько это можно было сделать через стекло, я прошествовала через вахту.
Минут десять я бродила по второму этажу, пытаясь отыскать комнату, в которую поселили Никиту, а отчаявшись, позвонила на вахту:
– Где Никита?
– Он уехал.
– Куда? – Удивилась я.
– Он не доложил. Покинул остров полтора часа назад на нашем граве. Грав возвратился несколько минут назад на автопилоте.
– И он ничего не просил передать? – Спросила я, чувствуя себя более чем глупо.
– Просил. Что ждать его не нужно.
– И это всё?
– Всё.
Во те раз!
Я отключила телефон и принялась бродить взад-вперёд по комнате, пытаясь собрать в одно целое разрозненные факты и понять, что, собственно говоря, вообще происходит. Картинка не складывалась.
Я снова набрала вахту:
– Он уехал без вещей?
– Только с той сумкой, которую привёз с собой.
– Пришлите человека…, – я запнулась и решительно закончила, – который хорошо разбирается в компьютерах. Мне нужно провести небольшое расследование.
Чернокожий собеседник на вахте имел, вполне возможно, множество недостатков, но в чём его нельзя было уличить – так это в отсутствии умения владеть собой.
– Хорошо, Полина Германовна, ждите, – ровно сообщил он и отключился.
Через минуту в дверь тихонько постучали. Такая оперативность меня порадовала.
– Заходи, открыто!
Появился китаец. Маленький, желтолицый, узкоглазый и улыбчивый, небольшого росточка – на пол-головы выше меня. В общем, классический типаж. И вроде бы я его уже видела – в числе тех ребят, что крутились вокруг Бориса Емельяновича в день моего приезда.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});