Джеймс Шмиц - Агент Веги

Он озабоченно посмотрел на небо. Тучи на горизонте таяли, вероятно, ночь будет необычайно ясной. Он стащил в погреб березовые поленья на просушку и сложил те поленья, что были у него в руках, горкой перед камином в большой комнате. Затем сварил остатки кофе и выпил без молока. Ему вновь стало не по себе.

Затем он обошел дом, закрывая ставни повсюду, где только можно, кроме окна, выходившего на луг. Высокие тополя, окружавшие дом с трех остальных сторон, могут послужить защитой от света, но луг сегодня ночью будет залит лунным сиянием. Он попытался прикинуть время захода луны, но вскоре решил, что это не имеет значения, он дождется, пока она сядет, и затем отправится спать.

Он придвинул кресло поближе к открытому окну, из которого, поверх подоконника, ему будет хорошо видно открытое пространство, по которому мог подобраться Зеленолицый. Рядом с ним на столе лежало ружье, винтовку же, на которую было больше надежды, он держал на коленях. Открытая коробка с патронами и фонарь находились тут же, под рукой, на столе.

С приходом ночи все звезды, кроме самых ярких, померкли в светлом мерцающем небе. Луна стояла высоко, ее не было видно из-за крыши избушки, но зато луг просматривался до самого гаража и ледника.

Он дважды вставал, чтобы поддержать огонь, который распространял тепло и умиротворение. Вот уже во второй раз за ночь он подумал, что неплохо бы заменить кресло чем-то менее удобным. Действие кофе заканчивалось, захотелось спать. Время от времени волна мрачного предчувствия захлестывала Хогана, заставляя выпрямиться и пуская вскачь пульс, но луг по-прежнему был безмятежен, ночь оживляли лишь хорошо знакомые ему домашние звуки: пение сверчка, жалоба козодоя и изредка — продолжительный вопль гагары, доносившийся с озера.

Страх постепенно слабел вместе с ним, и, наконец, бороться со сном стало невыносимо, даже думая о Джулии. В ту ночь она присутствовала в его мыслях почти физически, сидя напротив, за кухонным столом, откидывая назад непослушные волосы, листая почтовый каталог, ныряя с плота, который он поставил на якорь у причала, когда купальная шапочка туго облегала ее головку, а ремешок на подбородке обрамлял красивое, маленькое, упрямое лицо, словно рамка картину.

Красивая, но ужасно упрямая, подумал Хоган, клюя носом. Как в тот вечер, например, когда они в очередной раз поссорились, и Джулия спряталась среди пустых домиков на северном краю кемпинга. Хоган начал искать, но она долго не отзывалась, и к тому времени, когда ее, наконец, обнаружил, он был рассержен и встревожен. Поэтому направился к ней сквозь полутьму, не говоря ни слова, и тогда, единственный раз, Джулия его чуточку испугалась.

— Постой, Хоган! — прокричала она, задыхаясь. — Хоган, послушай…

Он отрывисто выпрямился, ее голос все еще звенел в ушах.

Залитый лунным светом пустынный луг расстилался перед ним, точно серебряный ковер, и выглядел совершенно безмятежно. Даже трели неутомимых сверчков не доносились оттуда на таком расстоянии. Должно быть, вздремнул немного, поскольку тень от дома чернела прямо под окном огромным квадратом. Луна уже заходила.

Хоган вздохнул, переложил ружье на другое колено и тут же снова замер. Он услышал что-то, сначала смутно, затем совершенно отчетливо: с внешней стороны запертой двери доносилось слабое царапанье, и затем задыхающееся хныканье кого-то, кто слишком ослабел, чтобы крикнуть.

Хоган облизал губы и прислушался. В следующий миг волосы зашевелились у него на голове.

— Хоган… Хоган… ну, пожалуйста, Хоган!

Этот беззвучный вопль мог исходить из затемненной комнаты позади него или же доносился откуда-то издалека, ошибки быть не могло. Хоган попытался что-то сказать, но губы не слушались, руки неподвижно лежали на винтовке, точно парализованные.

— Хоган… пожалуйста! Хоган!

Он услышал, как кресло с легким стуком опрокинулось. Он словно во сне поспешил к двери и онемевшими пальцами попытался преодолеть упрямое сопротивление замка.

— Какой ужас! Какой ужас! Он там, на лугу! Я думала, это… дерево! Я ведь не сошла с ума, не сошла, правда, Хоган?

Отрывистый задыхающийся шепот продолжался, пока Хоган не остановил его, приникнув губами к ее рту и, почувствовав, как она расслабляется в мужских объятьях. Он закрыл дверь, взял Джулию на руки и отнес к кушетке у камина. Однако когда он попытался отпустить руки, она прижалась к нему так крепко, что вместо этого ему пришлось присесть на кушетку вместе с девушкой.

— Тише, тише! — пробормотал он. — Нет, ты не сошла с ума… нам лучше не шуметь. Как ты сюда попала? Ведь дороги…

— На лодке. Мне нужно было узнать, — голос ее зазвучал тверже. Она смотрела прямо ему в глаза, слегка наклонив голову в направлении двери. — Это тот самый, который…

— Да, тот самый. Сейчас он стал намного больше.

Должно быть, Зеленолицый стоял у самого края тополиной рощи, если, когда она шла от причала, ей показалось, что он стоит на лугу. Хоган продолжал тихо говорить, пытаясь все объяснить. Теперь, когда Джулия была здесь, нечего было и думать о том, чтобы попытаться остановить его при помощи ружейных пуль и дроби. Это была совершенно безумная идея, настоящее самоубийство. Но они смогут убежать от него, если будут осторожны и держаться тени.

Выражение ужаса нарастало в глазах Джулии, пока она слушала, пальцы больно впивались ему в плечо.

— Хоган, — вдруг перебила она, — он такой огромный, с дерево, даже выше!

Он непонимающе нахмурился. Затем выражение лица Джулии изменилось. Он знал, что оно всего лишь отражает выражение его собственного лица.

Она прошептала:

— Он, наверное, уже миновал деревья!

Хоган гулко сглотнул.

— Он, наверное, уже рядом с домом! — голос Джулии уже не понижался до шепота, и он закрыл ей рот рукой.

— Разве ты не чувствуешь его запах? — прошептал он прямо ей в ухо.

Конечно, это был Зеленолицый, собственной персоной. Знакомый дух просачивался внутрь легких, становясь все насыщеннее, пока воздух окончательно не наполнился гниением тропических болот, влажной, отвратительной, трупной сыростью. Хоган спустил Джулию с колен.

— Погреб, — прошептал он. — Там темно, совершенно темно, никакой луны, никакого света, ничего. Понимаешь? Иди туда, только тихо, а я сначала погашу камин.

— Я тебе помогу! — в этих трех словах, казалось, сосредоточилось все своенравие Джулии, и Хоган стиснул зубы, изо всех сил борясь с желанием дать упрямице хорошего тумака. Словно удесятеренное эхо этого импульса, стену избушки прямо над дверью потряс звучный, тяжеловесный удар.