Олег Измеров - Дети Империи.

Дыхание, однако, не сбивалось, и вообще бежал он, как зайчик из рекламы «Энерджайзера». У кромки прибоя уже ждал катер с мощным мотором: оттуда ему подали руку, чтобы помочь взапрыгнуть.

– Уф, – сказала Зина, – давно на море не каталась. Последний раз года три назад в Судак ездили.

– Я тоже, – подтвердила Наташа, – тем более, с этой войной. Меня однажды покойный муж возил в Сан-Тропе, ненадолго. Не слышали? У нас во французской про… во Франции это довольно известный курорт.

– Я слышал, – подтвердил Виктор, вспомнив фильмы с участием Луи Де Фюнеса. – Да здравствует Франция! Да здравствует Россия!

– Зинаида Семенова, – забеспокоился Ковальчук, – вы не могли ошибиться с дозировкой?

– Все нормально, Николай Александрович, легкая побочная реакция. Означает, что действие уже проходит.

Катер прыгал с волны на волну, разбрасывая соленые брызги. Виктор понял, что это «фиг знает чего типа допинга» действительно дает некоторую эйфорию; было хорошо, и как-то без разницы, что они одни в прибрежной полосе на этой посудине, открыты для всеобщего обозрения, и через пару минут имперский вертолет может сделать решето и из посудины и из их самих.

Но вертолеты через пару минут еще не появились 1 , а вместо этого катер подошел к неожиданно показавшейся из морской пучине подводной лодке небольшого водоизмещения, на палубе которой не было видно вооружения, и которую вообще по форме корпуса можно было принять за малую копию атомной.На палубе Виктор чуть было не поскользнулся от непривычки, но его успел подхватить один из «невидимок», за время операции не проронивший ни единого слова. В раскрытое жерло люка Виктору уже удалось влезть без посторонней помощи, как и спуститься по скобам трапа.Внутренности лодки показались Виктору очень похожими на тепловозные. Было жарко, спертый воздух был пропитан машинным маслом, пол дрожал от работы машин, было тесно от систем и трубопроводов, что-то шипело и журчало, и незнакомые приборы дрожали стрелками. Их разместили в чем-то похожем на кубрик, сидя на парусиновых койках, причем Виктор волею случая оказался между Зиной и Наташей. Ковальчук наконец-то забрал у него изрядно надоевший пистолет с глушителем и Виктор с облегчением размял уставшую кисть руки. Команда «По местам стоять к погружению!» вызвала у него ассоциацию с фильмами, которые он видел в детские годы. Он старался угадывать смысл раздававшихся звуков, и совершенно не испытывал клаустрофобии или какого-то страха. Тем более, что бояться чего-то было бы неудобно перед его дамами, которые вели себя совершенно спокойно.Лодка выровнялась, и дальше началось что-то непонятное. Где-то за переборками начали раскручиваться турбины, и от их работы корпус забился в мелкой лихорадочной дрожи. Виктор отчетливо ощутил ускорение, направленное в сторону кормы, словно бы лодку вдруг подцепили на буксир к крейсеру. Отсек наполнился гулом и надоедливым высоким вибрирующим звоном, который, казалось, проникал под самую черепную коробку. «Ели мы в подводном положении, то почему идем не на аккумуляторах?» – удивило Виктора. «А для атомного реактора водоизмещения явно маловато».

– А что, разве мы пойдем в надводном положении? – прокричал Виктор чуть ли не в ухо Ковальчуку, потому что вой турбин едва ли не делал невозможным слышать свой собственный голос.

– Это подводный ход! Турбины на перекиси водорода, как у торпед! Чтобы быстрее дойти до нейтральных вод! Там нас встретят наши корабли!

Виктор вспомнил, что перекись водорода иногда взрывается, и это оставило у него на душе несколько неприятный осадок, хотя он тут же подумал, что все лучше, чем если их нагонят корабли кригсмарине и будут кидать глубинные бомбы. Он еще хотел узнать, сколько примерно им еще до своих, но тут он почувствовал тяжесть в ногах и плюхнулся обратно на койку; веки закрывались сами собой, и он почувствовал, что не может шевелить руками.

– Вот, а вы сомневались, товарищ подполковник. У него идет все точно по времени… – эти слова Зины было последним, что услышал Виктор, погружаясь в непроглядную бездну. И еще у него успело мелькнуть в голове, что у него до сих пор на обеих щеках помада Греты.

30.«К вам больше вопросов нет».

Когда сознание начало возвращаться к Виктору, он услышал, что кто-то возле него разговаривает по-немецки.«Все ясно», подумал он. «Весь этот побег был всего только сном. Надо было раньше догадаться. Похищение из кинокомедии, взлом банка данных, угон самолета… Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Ладно, хоть в живых оставили. Что же предпримут наши? Обменяют на кого-нибудь? Нет, это вроде только агентов меняют, или… а черт их всех знает.»

– Я просто уверен, что он сегодня придет в себя, – раздался совсем рядом голос совершенно по-русски. – Если нет… ну, тогда можете меня четвертовать, как полного невежду.

«Тьфу, да это же латынь, а не немецкий. Надо оправдать доверие наших медиков…» Он сделал усилие и с трудом немного раздвинул веки.

– Смотрите! Смотрите!

– Дайте-ка пульс…

– Ну что, батенька, вы уже волноваться себя заставили. Спите, как медведь в берлоге, чуть академиков друг с другом не перессорили. Лежите, лежите. Не все сразу.

…Конечно, в любом боевике с момента попадания на борт подводной лодки герой бы пережил уйму приключений. Лодка бы конечно, затонула, и он спасся бы с аквалангом через торпедный аппарат, отстреливаясь из изобретенного в СССР раньше времени подводного автомата от итальянских боевых пловцов, а потом его в бесчувственном состоянии подобрали бы на борт моряки Шестого Атлантического Флота НАУ, и он, придя в себя, прыгнул бы с борта авианосца в бушующий океан… нет-нет, захватил бы готовящийся к взлету корабельный истребитель-бомбардировщик и прыгнул с него прямо на палубу советского реактивного экранолета КБ Бартини, невидимого для радаров (кстати, почему о нем не было в повести?), и это бы было только началом приключений, потому что экранолет на самом деле угнан агентами японской разведки, владеющими карате без кевларовых нитей и имеющие на вооружение бронебойные сюррикены с дальностью прицельного броска 200 метров…

Но Виктор не был в боевике. Он был в другой реальности. А для реальности, даже для другой, он и так натворил слишком много.

– Я в Москве? – спросил Виктор, когда к нему вернулась способность говорить.

Пожилой врач с профессорской бородкой клинышком, которая делала его чем-то похожей на Айболита, и в старомодных круглых очках, которые дополняли сходство, внимательно ощупывал его грудь и живот.