Александр Беляев - Невидимый свет

Отлет состоялся с Аляски. Пять собственных корреспондентов газеты и десять собственных фотографов и кинооператоров увековечили момент этого отлета.

Стропы были выпущены из рук державших, шар быстро стал подниматься. Бусс и Кембль остались одни в герметически закрытой гондоле.

Несмотря на полярное лето и незаходящее солнце, в гондоле было холодно. Пришлось включить электрическую печь и выпустить из баллонов немного кислорода — наружный воздух был холоден уже на высоте семисот метров, и пускать его в гондолу было невозможно.

Бусс работал с аппаратами, исследуя космические лучи, состав и электризацию атмосферы, действие солнечных лучей. Кембль был занят наблюдением за полетом.

Вылетели в двенадцать ночи. Через пятнадцать минут Кембль, глядя на барометр, сказал:

— Подъем очень медленный. Мне это не нравится, Бусс. Вы все-таки сделали ошибку. Надо было подняться с более южных широт. Там плотный и теплый воздух живо вынес бы нас на высоту.

Ни он, ни Бусс не забывали о рекорде.

Электрическая печь работала плохо. В гондоле было так холодно, что выдыхаемые пары смерзались. В гондоле пошел снег, стены покрылись инеем.

— Мы не поднялись еще и на тысячу метров, а уже превратились в сосульку, — возмутился Кембль. Руки не слушались его. Ноги закоченели.

Солнечные лучи понемногу нагревали шар, он округлялся и быстро шел вверх. Облака остались далеко внизу. Только легкие белые островки перистых облаков встречались еще на пути в стратосферу. Ученые углубились в занятия. Они быстро переходили от аппарата к аппарату — барометрам, актинометрам, хронометрам, трубкам Гейгера, картам, фотоаппаратам. Их руки играли на этих аппаратах, как пальцы пианиста на клавишах. Надо было и вести наблюдения, и записывать. Через каждые пять минут звучал рупор радиостанции. Файнс напоминал о себе. Ученые ворчали, что разговоры с Файнсом у них отнимают время.

— Высота восемь тысяч метров. Наружная температура шестьдесят градусов Цельсия ниже нуля. Внутри кабины — минус два. Со своей экономией вы заморозите нас, Файнс! — рапортовал далеко не дружелюбным тоном Кембль.

— Погреться горячим молоком, что ли?

Ученые выпили молока, съели по плитке шоколада и по пирожку с фруктовой начинкой и вновь взялись за работу. Но все усиливающийся холод мешал. А они еще не достигли и пикаровского рекорда.

14 700. И это не малая высота.

Кембль выглянул в иллюминатор. Перед ним было необычайное зрелище. Горизонт открывался почти на 500 километров. Внизу лежала дикая страна, изрезанная горами. Блестящей змеей сверкал Юкон. А на севере поблескивало в тумане море Бофора. Небо было темно-синее, почти черное, а солнце совершенно белое, ослепительно-яркое. Это было небо и солнце, каких никогда не видят люди с земли.

Кембль вновь принялся за работу, но тотчас отбросил вечное перо, которым вел запись, и выбранился.

— Совершенно невозможно. Пальцы мерзнут даже в перчатках.

— К счастью, я закончил свои наблюдения! — сказал Бусс. — Интереснейшие данные. Моя теория подтверждается. Результаты нашего полета ошеломят мир, когда мы опубликуем их. В сущности говоря, мы могли бы и начать спуск. Какая высота?

— Восемнадцать семьсот тридцать пять. Нам не хватает еще 1265 метров, Бусс, мы не можем спускаться.

У Бусса посинел нос. Бусс взглянул на аппараты и сказал:

— Шар больше не поднимается. Он идет на одной высоте. Балласт израсходован весь.

— Вы хотите начать спуск? — спросил Кембль, и в его голосе послышались враждебные нотки.

— Я полагаю, что это самое разумное и неизбежное, — ответил Бусс.

— Я не позволю этого сделать! — воскликнул Кембль. И глаза их встретились.

— То есть как вы не позволите? — спросил Бусс с удивлением и некоторой тревогой.

Что сделалось с Кемблем? Или кислород так подействовал на него?

Сам Бусс от кислорода приходил в приятное возбуждение. Но, очевидно, кислород не на всех действует одинаково. Кембль был раздражен с самого начала полета, и это раздражение все нарастало.

— А вот так и не позволю, — ответил он Буссу уже с нескрываемым гневом. — Вы богаче меня и сможете уплатить неустойку, а меня она разорит. Вы знаете, у меня большая семья…

— Но если мы с вами погибнем, наши семьи…

— Мы не погибнем, если будем решительны. Трусам место в жарко натопленных кабинетах, а не в гондолах аэростатов. У нас найдется достаточно балласта. Мы выбросим инструменты, которые нам уже не нужны, выбросим посуду, кое-что из одежды…

— Но кабина закрыта герметически. Не собираетесь же вы вылезать на шестидесятиградусный мороз?

— Я именно это и собираюсь сделать. В Верхоянске мороз еще больше бывает, и ничего, живут люди.

— Вы с ума сошли, Кембль! На такой высоте нет атмосферы!

— У нас есть маски. Мы наденем их. — И Кембль начал поспешно надевать маску, соединенную трубой с кислородным баллоном. — Если не хотите задохнуться, поспешите надеть и вы! — сказал он и начал собирать инструменты. Бусс, как загипнотизированный, надел маску.

— Да нет, это невозможно! — вдруг сорвав маску, воскликнул Бусс. — Я не позволю вам открыть люк! Это безумие!

Не снимая маски, Кембль сделал угрожающий жест и, собрав инструменты, поднялся по лесенке к люку.

С решимостью отчаяния Бусс рванулся к Кемблю, схватил его за ногу и стянул вниз. Завязалась борьба. Кембль был моложе и сильнее Бусса и скоро справился с ним. Он отбросил Бусса в угол гондолы, снова собрал инструменты и открыл люк. Кислород с шумом вылетел из гондолы. Холод, как вода прорвавшейся плотины, мгновенно наполнил гондолу. Кембль выбросил инструменты. Шар рванулся вверх. Быстро спустившись с лесенки, Кембль проверил высоту. 19 950. Только пятидесяти метров не хватает. Кембль словно обезумел. Он собирал все, что попадало под руку К своему ужасу, Бусс заметил, что Кембль ухватил и путевой журнал с научными записями. Собирая силы в скованном холодом теле, Бусс бросился к Кемблю, но тот уже был на верхней ступеньке. Счастливая мысль озарила Бусса: пока Кембль был наверху, Бусс, накрутив кое-как на руку вожжу от спускового клапана, рванул ее. Шар начал опускаться. В ту же минуту Кембль упал с лесенки на пол гондолы…

У Берингова пролива рыбаки выловили плававшую возле полупустого шара гондолу.

В гондоле лежали в беспамятстве два окоченевших человека.

Кривая прибора для записи высоты отмечала «потолок»: 19 975.

ВСТРЕЧА НОВОГО, 1954 ГОДА

— Это было в тысяча девятьсот пятьдесят втором году, в ночь под пятьдесят третий. Я был тогда студентом, жил на Фонтанке, в новом доме-коммуне студентов-электротехников. Группа товарищей, кончавших институт, встречала Новый год у меня.