Андрей Синицын - Eurocon 2008. Убить Чужого

– Эти звери – духи зимы, – решил пояснить Расмус. – Во всяком случае, прими такой ответ. Он самый простой и понятный из всего, что я могу тебе предложить. Наелся? Согрелся?

– Да. Благодарю.

Ему действительно стало лучше. Мышцы больше не наливались свинцовой тяжестью, его укутало приятное тепло, в голове хоть и шумело, но лишь от выпитого глёга.

– Вижу, у тебя есть еще вопросы. Не стесняйся. Я отвечу на них, прежде чем задать свои, раз уж Юрвьюдер оказалась столь любезна, что тебя привела.

Желтоглазая собака протяжно зевнула. Из мрака выступила туша Орвара. Поостывший толстяк, ни с кем не разговаривая, тяжело отдуваясь, уселся обратно на кипу шкур, злобно зыркнул из-под насупленных бровей и, выудив из воздуха целую бычью ногу, начал неторопливо ее объедать. Мясо он запивал какой-то дрянью, после каждого глотка показательно морщась, словно ел кислые яблоки.

– Тот… человек. – Лённарт покосился на задумчивого мечника, который все так же не отрываясь смотрел в пламя, и, судя по его неподвижной фигуре, можно было подумать, что он задремал. – Кто он?

– А… – понимающе усмехнулся Расмус. – Он такой же чужак, как и ты.

– Приблудный гость! – выразил свое мнение Орвар, разговаривая с набитым ртом.

– Понимаешь ли, – чернобородый нагнулся поближе к уху Изгоя и заговорщицки зашептал, – он в отличие от нас из плоти и крови. Но у него большая проблема, парень. Гораздо более серьезная, чем та, что заставила тебя заглянуть на наши поздние посиделки. Он бессмертный.

– Разве это плохо? – удивился Лённарт.

– Для людей – да. Мы… хм… сущности, спокойно переносим вечную жизнь. А вот вы уже на третьем-четвертом веку теряете голову. То вам становится скучно, то начинаете страдать по любому пустяку, из-за любой смерти.

– Хлюпики, – безжалостно прокомментировал Орвар.

– Бессмертие, которое тебе кажется даром богов, на самом деле кара. Все зависит от того, сколько ты с ним прожил. Чем дальше, тем тошнее. Ингольф! – Он повысил голос. – Сколько лет ты приходишь к костру?

– Не помню, господин, – глухо ответил человек. – Долго.

– Веков семь. Или восемь, – сказал Орвар. – Каждый Отиг он здесь. Еще ни одного не пропустил. Когда тебе надоест его терпеть, Расмус?

– Ингольф не может умереть, – продолжил чернобородый, проигнорировав вопрос Большого Брюха. – И ты даже представить не можешь, человече, как ему надоело жить. О! Что он только не делал. Но самоубийством тут не поможешь. История, которая с ним произошла, на мой взгляд, очень поучительна. Он нарушил контракт. Вроде того, как ты сейчас нарушил свой. Поэтому какая-то добрая душа прокляла Ингольфа за его обман.

– Теперь он может найти смерть лишь в поединке. – Дагни накрыла Сив шерстяным пледом и вернулась на прежнее место.

– Не вижу с этим особых проблем, – недоуменно сказал Лённарт. – За восемьсот лет можно ввязаться в драку, из которой тебя вынесут вперед ногами.

– Это достаточно трудно сделать, особенно если Охотник стоит у тебя за спиной, – усмехнулся Расмус.

– То есть вы не даете ему умереть?

– Совершенно верно, – кивнула Дагни. – Его время еще не пришло. За все приходится отдать свою цену. Он пока не готов платить. А готов ли ты?

– Не понимаю.

– Какую цену ты готов заплатить, чтобы завершить дело, мальчик? – Ее темно-зеленые глаза смотрели серьезно.

– Вы и об этом знаете, – невесело улыбнулся Лённарт. – Видели его?

– Его? – состроил задумчивое лицо Расмус. – Да. Пожалуй, что видели. Он ушел за полчаса до того, как появился ты.

Изгой не ответил. Ждал продолжения.

– Ты человек не робкого десятка, Лённарт. Не испугался связаться с магом.

– Волшебники нигири редко выходят из своей страны. Я не рассчитывал на такую встречу.

– Да какой волшебник?! – Орвар с презрением выбросил кость в костер. – Недоучка. Делов-то! На одну ладонь положить, другой прихлопнуть. Ничего он не умеет! Единственный фокус использовал, и то неудачно.

– До Мышиных гор недалеко, но ты еще можешь успеть, – сказала Дагни. – Догнать беглеца возможно.

– И вы хотите мне помочь?

Охотник потянулся, лег, положив голову на спину Фирну, произнес:

– Если ты желаешь завершить дело, за которое взялся, я могу предоставить тебе такую возможность.

– Зачем вам это надо?

– Я могу задать тот же вопрос. – Громила Орвар презрительно выпятил нижнюю губу. – Зачем это надо тебе? Ты что, и вправду дурак, раз решил затеять гонки во время Отига? Когда такие, как ты, лишь помеха на нашем пути. Что заставило твою задницу оставить дом, очаг, жратву, баб, тупые басенки и пуститься в дорогу?

– Я покажу, если тебе это интересно, брат, – сказала Дагни, легонько хлопая в ладоши. Воздух замерцал…

Корчма в Гунсе оказалась казенной, и это полностью устраивало Лённарта, экономившего скудное содержимое своего кошелька. Несмотря на то что охотник был вольной пташкой, добрый приятель из магистрата Строгмунда справил ему надлежащую бумагу, благодаря которой, когда монеты заканчивались, Изгой быстренько «переходил» на службу к королю и, пока не появлялись деньжата, пользовался щедростью Его Величества. Впрочем, на этот раз слово «щедрость» было явным преувеличением.

Гунс – маленький городишко, один из последних на тракте короля Густава, и ожидать от корчмы чего-то особенного, из ряда вон выходящего не приходилось. Маленькая, тесная, темная, плохо отапливаемая. С отвратительно вымытыми полами и столами, изрезанными ножами посетителей, она вряд ли кого-то могла к себе расположить. Особенно если остановиться на ночевку и поближе познакомиться с армией клопов, населяющих здешние матрасы.

Когда надо, Лённарт мог быть неприхотливым, но насекомые умудрились достать даже его. В итоге Изгой, выбравшись из клетушки, перешел в зал и, бросив плащ поближе к очагу, дотянул остаток ночи. Разумеется, когда наступило утро, он не преминул высказать хозяину заведения все, что думает о его домашних питомцах.

Теперь не выспавшийся, а оттого мрачный и не слишком склонный к общению, он сидел на грубой шершавой лавке и без всякого аппетита ел стремительно остывающий пивной суп. Дверь со скрипом распахнулась, и вместе с холодом в зал вошел корч shy;марь с сыновьями. Они сгрузили в углу несколько вязанок хвороста. Лённарт придирчиво изучил плавающие в супе лук и яйцо, деревянной ложкой отогнал к краю тарелки имбирь и, откусив от большого, но, увы, уже успевшего немного зачерстветь ломтя хлеба, продолжил трапезу.

– Вы останетесь на время Отига, господин? Огонь будет гореть всю ночь.